Экспансия Генома - Андрей Горин
Как я погляжу, недовольных тут вообще собралось до хрена. Тот же Паша смотрел на меня волком. Обычно он привык решать вопросы с позиции силы. Но молва о последней Московской сходке, где я разобрался с Гиви, уже широко разошлась в криминальных кругах и испытывать судьбу, наезжая на меня, Паше явно не хотелось. Кроме этого, он наверняка пробил обстановку в нашем городишке, прикинул какие силы за мной стоят, оценил историю с чеченской группировкой, и решил сначала попытаться зайти через воров. К тому же моё прибытие на боевом вертолёте, похоже, также не добавило ему уверенности в собственных возможностях.
Босс наркомафии Рустам Шарипов, совсем не напоминал таджика. Лет пятидесяти, но ещё крепкий, с чуть тронутыми сединой чёрными волосами. Встретив такого типа в Москве, вы бы, скорее всего, приняли его за богатого араба, долгое время проживающего в Европе. Дорогой костюм, белая рубашка, элегантные ботинки, часы, тонкие брендовые очки, всё это делало его похожим на успешного бизнесмена. И только холодные, злые змеиные глаза, в глубине которых плескались тёмные озёра ненависти, выдавали его истинную сущность. В них мелькали тени басмаческого прошлого: багровые отблески пылающих в душной ночи кишлаков и их любимого развлечения — отрезать людям головы. И не только головы.
Весьма занимательный персонаж. Но, опасный, сука. С такими бессмысленно о чём-либо договариваться. Обманет. Такие понимают только силу. Вот ведь ирония, где мы, а где Америка. Континенты разные, а люди везде одинаковы. Как-то сразу вспомнилась крылатая фраза американского генерала Шеридана: «Хороший индеец — мёртвый индеец». Хотя, конечно, Рустам далеко не индеец. Очень хитрая и коварная сволочь.
Такой вот значит получается у нас контингент. Не гостиная, а настоящий террариум. Замочить бы их всех, да Заратустра не позволяет.
— Ладно, уважаемый. Мы ведь тут не собачиться собрались, а по делу. Вот у уважаемых людей вопросы есть, надо бы их порешать, — постарался разрядить напряжённую обстановку хозяин дома, Фаст Фуд. Глядя на его потуги, я прикинул, что наркоторговцы ему наверняка не хило забашляли за поддержку и толстяк будет на их стороне. Скорее всего, какой-нибудь подлянки следует ожидать и от Султана, по словам Пахомыча, это ещё та гнида.
— Мы пришли с миром, — начал Рустам. Вот, сука. Он бы ещё руку в приветственном жесте понял, за туземцев нас, что ли, считает.
— У нас с партнёрами устоявшийся канал по транзиту наркотиков. За границу идут опиаты и готовый героин, а обратно синтетические наркотики и кокаин, — продолжал между тем европеизированный таджик. — Товар идёт через Морской Порт в Таганьем Роге. Объёмы большие, соответственно, и деньги там крутятся немалые. До сих пор всё было спокойно, пока эти не пришли, — он неопределённо повёл рукой в нашу сторону. — Ведут себя как шакалы. В порту товара заблокировали под сотню миллионов баксов. Грузы наши не пропускают ни в одну сторону. Договариваться не хотят. Мы войны не хотим. Хотим всё миром решить. Поэтому приехали договариваться. Не договоримся, у Порта новые хозяева будут. Более сговорчивые.
Говоря про большие деньги, таджик действительно не лукавил. Вот уже двадцать лет, как Таджикистан является страной-транзитёром афганских наркотиков на так называемом северном маршруте — через страны Центральной Азии в Россию и Европу. Грамм героина в Хороге стоит всего около семи долларов.
— Ну-ка, погодь, — вмешался Толстый. — Ты ведь Рустам, вор.
— Я коронованный, — подтвердил таджик. — А это ты сейчас к чему?
— Говоришь, товар через Порт идёт. Бабки большие крутятся. Только что-то я не слышал, чтобы вы в общак долю платили. Это как, мил человек? — недобро прищурился пожилой вор.
— Мы хозяевам Порта платили, Махмардоевым, — огрызнулся Рустам.
— Каким на хер, Махмардоевым. Эти чурки, воровские законы не соблюдали, и никому в общак не платили. На хер вы тогда нам такие ласковые сдались со своей наркотой.
— Так, ведь вы сами этот городишко профукали. Не было там никакого воровского порядка. Некому было платить. Теперь другое дело, мы готовы платить.
Очень мне этот его спич напомнил сцену из фильма «Белое солнце пустыни», когда Абдулла заявляет: «Так нет же никого в таможне. Кому платить. Неизвестно. Хочешь, мы заплатим золотом!». Мир меняется, басмачи нет.
А Рустам между тем продолжал:
— Теперь Смотрящий в городе есть. Мы к нему пришли, объяснили ситуацию. Предложили платить и в общак и хозяевам Порта. Но вышли непонятки. Поэтому и обратились к вам, чтобы рассудить, по справедливости.
— А вот мы его сейчас и спросим, чего он упёрся, — повернулся Фаст Фуд к Тимохе. — Тебе что Пахомыч, бабки в общак не нужны? Да и нам наша доля не помешает. Начал ты вроде хорошо, навёл в городе порядок. Мы тебя уже короновать планируем. И вдруг такой косяк. А теперь ты и сам подставляешься и нас с серьёзными людьми поссорить хочешь. Чё за херня? Уже зазнался, что ли, людей не уважаешь?
— Да потому и упёрся, что как раз о деле забочусь и о людях, — не поддаваясь давлению, рассудительно заговорил Тимофей Пахомыч. — Меня на город поставили, чтобы порядок был. Люди мне доверились и ожидают, что прежде всего я буду защищать интересы местных бродяг. А пришлые, они пришлые и есть. Братва, которая Порт держит, там свои дела крутит и посторонних пускать не хочет. А без их согласия ничего не выйдет, даже если эти, — Тимоха мотнул головой в стороны наркоторговцев. — войну затеют. Сам подумай, если, я их поддержу, все местные на дыбы встанут. Скажут, на хера нам такой Смотрящий. И опять, как многие десятки лет прежде, город станет беспредельным. Не будет в городе воровского порядка. Поэтому я своего согласия и не дал.
— Так-то он прав, — опять встрял Толстый. — если в городе опять махновщина начнётся, люди скажут, что мы опять дело завалили.
— Если война в городе начнётся, то порядка тоже не будет. И никому лучше от этого не станет, — настойчиво продолжил давить Рустам. — Для того и сходку собрали, чтобы дело миром решить. Пусть Китаец подвинется. Хер ли он упирается, против общества идёт.
— А действительно, — повернулся Фаст Фуд у нам с Крюком. — Чего вы упёрлись? Люди ведь платить не отказываются. Обоснуйте.
Вот ведь гнида продажная, отрабатывает свои тридцать сребреников, так и стелется пред таджиком и его дружком, эсэсовцем. Уже даже Толстый начал подозрительно поглядывать в сторону своего собрата по воровскому ремеслу.
— А что тут объяснять? Дело-то простое. Мы в городской общак больше всех бабок вносим. Намного больше. А в общероссийский платим такие деньги, что мама не горюй. Можете сами поинтересоваться у держателей общака, какие там суммы. А откуда дровишки? Знамо дело, не с официальной деятельности Порта. Там через Порт
