Я Распутинъ. Книга вторая - Алексей Викторович Вязовский
Вуазен выкатил аппарат, пыхнул магний, фото у аэроплана, фото с ближайшими друзьями, сэр Фергюсон обнимает русского авиатора, мистер Распутин в окружении английских воздухоплавателей и тому подобное. Ели отбился, еще раз осмотрел полотняное чудо, сел и помахал ручкой. «От винта!».
Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали, а я потихоньку взлетел. На этот раз я уже был ученый и после прохода линии береговых скал ручку держал крепко, не давая ветру валять самолетик. Выровнял, поставил на курс и глянул вниз.
А там, у самого берега — туча лодок, в них зеваки шляпами машут. Круто.
Так и пошло, хоть на этот раз мы «спасателей» по маршруту расставили куда реже, но все равно поддержку снизу я ощущал — каждый пароход считал своим долгом гуднуть, пустить струю пара, когда я пролетал над ним или рядом. По первости я чуть не обосрался, еще бы, летишь себе и тут снизу рев! Но потом махал рукой в ответ, а с мостиков мне даже флажками сигналили.
Долетел почти без приключений, только опять у берега движок стал плохо тянуть. Вуазен говорил что-то о прокладках и что он заменил их на новые, но, видимо, тонкое место и осталось тонким. Но ничего, долетел, только в бореньях с ветром и движком сел на полкилометра в сторону от маяка Гри-Не, где меня ожидали наши и толпа зевак. Я еще сверху увидел, как вся эта кодла рванула в мою сторону, а когда сел, привычно сломал колесо и вылез, то получил в награду восхитительное зрелище — ко мне неслась куча народу, кто роняя канотье, кто подобрав юбки. Вот она, истинная популярность, радуйся, Гриша.
Шарля Вуазена и Луи Сегена вообще от счастья распирало, того и гляди, лопнут как хомячок от капли никотина. Понять можно — состоялись как конструкторы и производители, заказы обеспечены, деньги в руки сами идут. Не идут — водопадом падают.
* * *
На следующий день Дредноут забыт — я опять во всех газетах. И похоже надолго. Отель осаждают журналисты, власти даже вынуждены выставить полицейских у входа.
— Мне трижды предлагали взятку, чтобы я провела к тебе репортеров — Елена прихорашивается у зеркала перед официальным приемом в Елисейском дворце.
Да, теперь президент Арман Фальер уже не может меня игнорировать — прислал приглашение на торжественную встречу. Моя эсерка как с ума сошла — вновь бросилась по магазинам, потащила меня с собой. Ну мужчине приодеться — плевое дело, костюм-тройка или черный фрак по размеру и всех делов. А вот женщине… Хочется выглядеть официально и торжественно, а еще вызывающе, интригующе… Как все это совместить в одном платье? А еще прическа, маникюр, выбор духов. Тут и здоровый рехнется головой…
— Бороду надо сбрить! — категорично заявляет Елена, наводя красоту.
— После того, как ты у себя там все сбреешь — я провожу взглядом от пояса и ниже.
Подруга вспыхивает вся как красный мак.
— Боже, какая пошлость!
— Ну упоминай имя Бога всуе! — назидательно произношу я.
— Мы суфражистки отвергаем патриархат и поклонение мужчинам! — назидательно произносит Елена. Нахваталась по европам… — Женщины не должны угождать мужчинам! Мы за свободную, равноправную любовь!
— Тогда внеси в кассу небесной России три тысячи франков, что были потрачены на твои тряпки — раздраженно говорю я — У нас в стране дети мрут от голода, видела каких брали в трудовую колонию?! Прозрачных, синюшных… Знаешь, что делает Шацких первую неделю? Бульоном откармливает — у них с твердой пищи заворот кишок бывает.
Елена обиженно повернулась к зеркалу, я повертел в руках телеграмму от управляющего детских колоний. Вообще, поздравительных посланий пришел целый ворох. От Толстого, от Булгакова, от военного министра и Перцова. Целых пять телеграмм от царя с царицей. Они срочно требовали повторить полет в Питере. Ага, я уже даже придумал поставить второе кресло в самолет и прыгнуть с парашютом. Прямо на лужайку Царского Села. И парашют — в императорских цветах! Сила?
Поздравляли и восхищались Столыпин с женой и дочкой, фон Лауниц, Мантышев, прислал телеграмму Поляков и даже Феофан. Последний хоть и сквозь зубы, но напоминал про святое паломничество — сквозь строчки читалось «пропади ты пропадом» и «можешь совсем не появляться обратно».
Во второй телеграмме Никса пенял за посла, но очень осторожно, завуалированно.
Разумеется, восторгался Кованько. Его послание было аж на целый лист. Ему я первым и ответил — мол, готовь место, к тебе едет сам Вуазен. Завод Сегена я решил разместить под Москвой — дабы не складывать все яйца в одну корзину. Да и вообще конкуренция авиашкол — вещь полезная и бодрящая инженеров.
Царю ответил, что самолет уже разбирают на части и грузят на платформу — встречайте в Питере. Про свой же приезд отписался туманно — я по дороге обратно еще хотел заглянуть в Вену, посмотреть на наших главных недругов. Если с Германией нас больше сталкивали лбами англичане и прочие «антантовцы», то с австро-венгрией у нас были непримиримые противоречия, которые можно было разрешить только войной.
Были телеграммы и от европейских властителей — поздравлял кайзер и даже сам король Англии, Эдуард VII. Встретится не соизволил, зато устами своего секретаря восхвалял «покорителя неба». Приглашал еще раз приехать на острова в ноябре на день рождения.
— Поедешь? — Елена заглянул мне через плечо.
— Выборы в Думу — покачал я головой — Неможно бросать такое дело. Не поеду.
— Обидится.
— На обиженных воду возят — вздохнул я — В политике нет места огорчениям. Вот увидишь, англичане нас еще раз позовут. Надо только силы подкопить, дабы не выглядеть «бедными родственниками».
* * *
На президентском приеме меня почти сразу поймал под руку сухопарый дедок с длинным лицом, украшенным таким неимоверным шнобелем, что для баланса ему пришлось носить усы с острыми кончиками вразлет.
Дед начал втирать мне на французском и был изрядно обескуражен тем, что я ни слова не понимал. Точнее, не понимал смысла — слова знакомые проскальзывали. Хорошо хоть Елену со мной пропустили, тут нравы жесткие, на официальное мероприятие — только с официальной женой. Ну так я и выдал, что она
