Пионерский гамбит (СИ) - Саша Фишер
— Не за что, — он пожал ее и опустил глаза. — Знаешь, я честно надеялся, что историю с этими шашками как-нибудь замнут, и все обойдется. Но теперь ведь придется разбираться.
— Собираешься вести расследование? Как Шерлок Холмс? — я хохотнул.
— Как миссис Марпл, ага, — фыркнул Мамонов. — Как думаешь, кто тебя подставил?
— Понятия не имею, — вздохнул я. — Кто-то из своих, чужие бы в отряд не зашли. Подкинул, и сразу стукнул Анне Сергеевне. Узнаем, с кем она разговаривала перед обедом — узнаем, кто виновник.
— И как это узнать? — Мамонов подобрал с пыльного деревянного пола плоский камушек и зажал его в кулаке.
— Поспрашивать тех, кто сидел на веранде, — сказал я. — Они там звезды вырезали и клеили, могли видеть, кто уходил в сторону комнаты воспитателя.
— Зла не хватает, — Мамонов сплюнул. — Хорошо было в пятом классе. Нравится кто-то — за косичку дернул. Не нравится — оплеуху отвесил. А сейчас и за косички нельзя, и оплеухи нельзя. Будто за один год все взяло и изменилось.
Он с силой запустил камушек в кусты. Захлопали крылья какой-то вспугнутой птицы.
— Пойдешь на совет дружины? — спросил он.
— А куда я денусь с подводной лодки? — я пожал плечами.
— Ну, мало ли... С тихого часа сюда вот сбежал.
— До города километров сто. Ну убегу, и что? Попутку ловить? А дальше? Мать на Черном Море, отец... Ну, в общем, некуда там.
— Парни думают, что это ты шашки поджег, — сказал Мамонов. — Олежа так хотел, чтобы его сценку все увидели, что устроившего это сразу зачислил в личные враги. Он хороший парень, но совсем еще пацан, как его брательник младший.
— Орете, как эти самые, — куст зашевелился, пропуская к беседке Чичерину. В руках она держала книжку. Ту же самую, которая была у нее в автобусе.
— Еще не дочитала? — хмыкнул я, кивая на книгу.
— С собой взяла, чтобы вопросов дурацких не задавали, — язвительно отозвалась Цицерона. — Я часто так на тихий час сбегаю, все уже привыкли, никто даже не удивился.
— Ты тоже не веришь, что это я?
— Вера, Крамской, это для бабушек, которые в церковь молиться ходят, — с ноткой назидания проговорила Цицерона. — А лично мне эта история кажется нелогичной. Ты новенький, для чего тебе срывать мероприятие? И вроде не дурак, чтобы потом в своем рюкзаке серные шашки хранить.
— Логично, — согласился я.
— Бойкот этот дурацкий придумали, не разобравшись, — Цицерона положила книжку на скамейку.
— А сюда ты зачем пришла? Меня морально поддержать? — я криво ухмыльнулся.
— Вот еще! — фыркнула Чичерина. — Моральная поддержка нужна тому, у кого совесть не чиста. Твоя мораль сама справится. Но я — за справедливость. Я считаю, что наказывать нужно виновного, а не случайного человека, который под горячую руку попал.
— Но за бойкот проголосовала? — поддел я.
— Так было быстрее, — Цицерона поморщилась. — Иначе бы он просто промурыжил бы нас до самого обеда.
— Интересный способ борьбы с системой, — сказал я.
— По-твоему, надо было развести демагогию на полдня? — Цицерона приподняла бровь.
— Да ладно, не обижайся, — примирительно сказал я. — Но сюда-то ты зачем пришла? Ты ведь меня искала, верно? Или просто шла почитать в любимую беседку, а тут занято?
— Тебя искала, — Цицерона кивнула.
— Зачем?
— Поговорить.
— Ну... хорошо. Вот он я, давай разговаривать. И, кстати, спасибо тебе.
— За что? Я вроде уже сказала, что не собираюсь тебя морально поддерживать!
— За то, что ты за справедливость, конечно, — пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы не улыбнуться. Потому что лицо Цицероны было очень серьезным. — Так уж получилось, что твое стремление к справедливости приносит мне определенную выгоду, поскольку я не виновен. Вот за это и благодарю.
Она посмотрела на меня, прищурившись. Не знаю, что пыталась разглядеть. Сарказм? Или просвечивала мой мозг на предмет того, виновен я на самом деле или нет?
— Кто мог тебя подставить? — спросила она.
— Илья спрашивал то же самое, — я пожал плечами. — Ребят, я в лагере всего-то три дня. Еще не успел обзавестись врагами или друзьями. Скорее всего, мой рюкзак выбрали именно поэтому. Но сделал это кто-то, кого вы хорошо знаете.
— Никаких обысков Аннушка не проводила, — Цицерона задумчиво прикусила губу. — Значит кто-то ей на тебя указал. Тот же самый, кто и сунул тебе в рюкзак эту мерзость.
— Очевидно, — я покивал. — Ты не видела, кто к ней заходил?
— Я улизнула почти сразу, как только Прохоров отвлекся, — Цицерона дернула плечом. — Надо поговорить с Кузиным, он там руководил всем этим звездорезом.
— Лучше у Аникиной, — подал голос Мамонов. — Кузин был так занят, что мог ничего вокруг не замечать. А она точно крутилась рядом.
— Кстати, Мамонов, хотела тебе сказать, что приятно удивлена, — Цицерона склонила голову, разглядывая лицо Мамонова будто в первый раз. — Я думала, ты тупой.
— Ах ты фу-ты-ну-ты, какой комплимент! — фыркнул Мамонов. — Я прямо сейчас описаюсь от умиления.
— Нет, Мамонов, я совершенно серьезно, — Цицерона не обратила на его выпад никакого внимания. — Все прошлые годы ты производил впечатление недалекого и агрессивного человека. Договориться с которым невозможно. Или ты только сейчас повзрослел, или все эти годы носил маску.
— Ах, сударыня, позвольте мне оставить эти сведения в тайне, — Мамонов изобразил галантный поклон, не поднимаясь со скамейки. Снял с головы воображаемую шляпу и отвел ее в сторону. Так низко, что если бы на шляпе было перо, оно обязательно бы испачкалось в пыли на полу.
— Мне кажется, что пока мы не узнаем, зачем это было делать, мы так и будем топтаться на месте, — сказал я. — Даже если Аникина сейчас скажет, что к Аннушке заходил, нампример Сидоров, то потом этот же самый Сидоров скажет, что это не он, что он понятия не имеет, о чем мы вообще говорим.
— Мы говорим, Крамской, — сказала Цицерона. — С тобой никто разговаривать не будет.
— Ах, да, бойкот... — я
