ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Башенку трактира украшала фигурка Золотого петушка. При входе висела доска, из которой следовало, что это здание срубили и украсили народные умельцы из села Русский Камешкир — три брата Сорокиных и их двоюродный брат Строкин — все фамилии сопровождались инициалами. Встречать нас вышла директор заведения, дородная женщина с неестественно широкой улыбкой на лице. Внутри нас встретила массивная деревянная мебель: большие столы, лавки, тяжёлые табуретки. Из трубы старинного граммофона доносился голос Руслановой, поющей про валенки.

Для Мясникова и его гостей был зарезервирован небольшой зал, она же горница, в которой обнаружилась клетка с попугаем. Не успели занять места за столом с белоснежной скатертью — официантка, одетая чуть ли не в сарафан, положила перед нами меню.

— Извините, здесь вам вряд ли предложат стейк с кровью, — улыбнулся Георг Васильевич.

— Бога ради, не беспокойтесь, я давно привык к русской еде, хотя, признаюсь, иногда скучаю по кухне своей родины. Даже на пиццу согласился бы, но, к сожалению, в России нет пиццерий.

— А можно было бы открыть хоть одну для эксперимента, — сболтнул я. — Не отказался бы сейчас от куска «Пепперони» или «Баварской».

— О, вы разбираетесь в видах пиццы? — с прищуром глянул на меня Стоун.

— Э-э-э… Да так, довелось в Греции попробовать, пара названий запомнилась, — вывернулся я, едва не покраснев как рак.

— Ну, насчёт пиццы не обещаю, — взял бразды правления в свои руки Мясников, — а вот можем отведать, например, капусту кочанную квашенную, огурцы соленые, похлёбку в горшочках, мясо по-деревенски с грибами, цыпленка по-купечески…

— У меня уже от одного перечисления блюд началось слюноотделение, — улыбнулся американец. — Я готов съесть всё!

— Ну смотрите, мистер Стоун, я вас за язык не тянул, — хохотнул Мясников и повернулся к замершей рядом официантке. — Милочка, несите всё, что я сейчас перечислили. И не забудьте кувшинчик квасу.

— С медом, тмином, мятой или хреном? — как ни в чём ни бывало поинтересовалась та.

— Давайте всё, пусть наш заокеанский гость попробует, что такой настоящий пензенский квас.

— А «Золотой петушок» подавать?

— Самой собой, даже можно было и не спрашивать! И ещё бутылочку в подарок для гостя.

А что будем мы, он даже не соизволил поинтересоваться. Лишь бы иностранцу угодить. Я даже немного обиделся. Покосился на маму, та пребывала в каком-то восторженном состоянии. Понятно, раньше бывать ей в этом трактире ещё не доводилось, да и вообще в силу уважительных обстоятельств в нашей семье не особо было принято разгуливать по питейным заведениям.

Держа в руках бутылку с коричневато-золотистой жидкостью, Георг Васильевич объяснил Стоуну:

— Побывать здесь и не отведать «Золотой петушок» — преступление. Эту горькую настойку на 38 травах выпускают только на Нижнеломовском ликёро-водочном заводе, который до революции был поставщиком Двора Его Императорского Величества, и только для этого трактира, ограниченной партией. Может быть, вы из убеждённых трезвенников, ни капли в рот не берёте?

— Нет-нет, — мотнул головой тот, — я хоть и не пьяница, но в спиртных напитках разбираюсь, и мне будет очень интересно распробовать вашу фирменную водку. Вернее, горькую настойку.

В этот момент из клетки с попугаем донеслось хриплое:

— Пей, сука, не задерживай!

На несколько секунд в горнице воцарилась гробовая тишина, только из основного зала доносился голос Петра Лещенко, певшего о чёрных глазах, которые его пленили и погубили.

— Не понял! А что это такое милочка, сейчас было? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовался Мясников у замершей по стойке «смирно» официантки.

Та, сглотнув застрявший в горле ком, кое-как из себя выдавила:

— Георг Васильевич, это у нас тут в прошлом месяце глава Городищенского района заезжал, с друзьями чей-то день рождения отмечали, вот кто-то из гостей от большого ума и научил Гришу этим словам.

— Городищенский район, говоришь? — с плохо скрытой угрозой в голосе повторил Мясников. — Он и так у нас по урожайности в хвосте плетётся… Разберёмся. А попугая, пожалуй, лучше убрать от греха подальше.

Он покосился на Стоуна, который с трудом сдерживал ухмылку, глядя, как перепуганная официантка чуть ли не бегом уносит клетку с пернатым провокатором.

— Ишь ты, развели тут… Да что с глупой птицы взять, попугай же, попка, — с деланной улыбкой объяснял американцу Мясников. — Ну что, первый тост за советско-американскую дружбу?

— Согласен, — кивнул Стоун.

Мясников сразу в себя опрокинул содержимое рюмки, а янки предпочёл употреблять водку маленькими глотками. Георг Васильевич, глядя на это, сказал, что так пить нельзя, после чего с энтузиазмом принялся учиться янки мастерству пития. Мне же, как несовершеннолетнему, пришлось довольствоваться квасом. Кстати, довольно неплохим. По ходу дела мы дегустировали все четыре вида из разных кувшинов, и каждый получил наше одобрение. Хотя лично мне больше остальных понравился квас с хреном, настолько ядрёный, что на глазах выступили слёзы.

Блюда подавали в таганчиках, под каждым тлела маленькая жаровня с тлеющими древесными углями. Всё оказалось изумительно вкусно, со мной были согласны и остальные присутствующие, чьи опустевшие горшочки были вылизаны чуть ли не до блеска.

— Что, мистер Стоун, не сравнить с вашими пиццами и гамбургерами, а? — подмигнул тому повеселевший после нескольких рюмок и хорошей закуски Мясников.

— О да, это нечто! — закатил глаза янки. — К сожалению, американские домохозяйки не утруждают себя кухонными заботами, люди привыкли питаться в ресторанах и фаст-фудах.

— Однако идея с пиццерией многим пришлась бы по вкусу, — не удержался я. — Представляете, если бы в Пензе появилась первая в СССР пиццерия? Да к нам туристы ехали бы только что бы отведать пензенской пиццы! А какой доход в городскую казну!

— Идея, конечно, заманчивая, — неожиданно согласился Георг Васильевич. — Помню, нас в Италии угощали настоящей пиццей, мне понравилось. Хотя всё равно наши расстегаи в сто раз лучше!

В финале ужина Стоуну была вручена бутылка эксклюзивного напитка, и тот, уже распробовавший, что это такое, принял её с благодарностью. Провожать нас вышла давешний директор заведения, американец, пользуясь случаем, вручил ей свою «Минолту» и попросил сфотографировать нашу маленькую компанию на фоне трактира.

Ехать нам всем предстояло обратно в центр. По пути Георг Васильевич предложил журналисту устроить экскурсию в «Тарханы», но Генри открестился от этого мероприятия, заявив, что он приехал делать большой репортаж, и в его распоряжении всего три дня.

— Так вы что, действительно будет ходить за ним по пятам? — спросил Мясников.

— Практически так и есть. И, госпожа Варченко, вы не будете против, если я сейчас на несколько минут зайду к вам в гости и сделаю десяток-другой снимков о том, в каких условиях живёт ваш сын?

Мясников в это мгновение реально напрягся, но не чувствовавшая подвоха мама, к тому расслабившаяся после «Золотого петушка», с улыбкой махнула рукой:

— Да пожалуйста, что нам, жалко что ли.

Я же мысленно стал прикидывать, чем может быть чреват визит американца в наши пенаты. Вроде бы ничего криминально не вспоминалось за исключением присутствовавшего дома отца, который к этому времени вполне мог от скуки лупануть стакан кедровой настойки. Надеюсь, даже в подпитии он сохранит адекватность, иначе можем так опозориться — что мама не горюй.

На наше счастье, батя был абсолютно трезв, а появление американца воспринял чуть ли не как визит старого друга. После чего и предложил пропустить по рюмашке за знакомство. Однако мистер Стоун объяснил, что недавно уже выпил русской водки, а он свою норму знает. После чего занялся делом, изучая нашу квартиру и в частности мою комнату. Что-то записывал в блокнот, периодически щёлкая затвором «Минолты» и освещая квартиру фотовспышкой. Заставил меня позировать за пишущей машинкой, сфотографировал меня с медалью чемпиона Европы на шее, вместе с родителями на кухне как бы за чаепитием… В общем, парой десятков снимков дело не ограничилось, надеюсь, на плёнку не попало ничего порочащего светлое имя вундеркинда Максима Варченко.