Александр Шуваев - ГНОМ
*В текущей реальности (ТР) на Кавказе оказалась поймана только 17-я армия вермахта. 1-ю танковую армию Манштейн успел выдернуть буквально из-под носа нашего командования. Именно на ее основе он и сымпровизировал группировку, которая в очередной раз выбила Красную Армию из захваченного было Харькова в феврале-марте 43-го. Именно это, и ничто иное, в свою очередь, сделало главной "темой" летней компании 43-го года пресловутую Курскую Дугу. Без 1-й Танковой ничего этого просто не было бы.
Люди умные, творческие, и, главное, преданные своему делу, получают иногда совершенно особую награду. Совершенно нематериальную, но те, кто в курсе, не променяют ее ни на что другое. Это редкие моменты озарения, когда нечто важное вдруг становится до доннышка ясным, и приоткрывается завеса будущего. По пути на ближайший полевой аэродром, бывший, на самом деле, не так уж близко, Бурда никак не мог миновать город Воронеж. Он миновал превращенный в хлам Левый Берег. Натужно взревывая, "виллис" прыгал по по обледенелым буеракам мимо нацело сметенного завода "СК - 2". Город был мертв, и, если бы не солнышко, которое начало припекать по-весеннему, картина была такая, что впору было повеситься. Тут нечего было восстанавливать. Город нужно было строить на новом месте. Вот только было некому. Стылые серые развалины, - и ничего живого окрест. Ни то что ни единой живой души, - ни едного воробья. Ни одной паршивой, драной вороны. Не одними только глазами, всем своим существом ощутил генерал безнадежное безлюдье великой пустоши, мертвой страны вокруг мертвого города. Лед на реке почернел, но, по виду, стоял еще крепко. Из него торчали конструкции непонятно - как уцелевшей средней части капитального моста. Обломки "концов" только кое-где виднелись над поверхностью льда. Тут еще работала "низкая" зимняя преправа, а немногочисленные саперы, - хоть какие-то живые души, - неторопливо мастерили "высокую", рассчитанную на полую воду. Сейчас переправа выглядела "остывшей", охранявшейся больше по инерции. Высокий правый берег нависал над поймой, как крепостная стена, и Александр Федорович не сразу понял, что вывело широченную черную кайму на осыпи под обрывом.
Очевидно, совсем еще недавно их скрывал обильный во вторую военную зиму снег, а теперь, хоть и стояли еще морозы, но солнышко все-таки вытопило зимнюю падаль, сделав ее доступной глазу. Сказать, что эсэсманы лежали тут, под крутым берегом, густо, значило ничего не сказать. Они лежали сплошь, один на одном, по крайней мере, - до следующего отрога обледенелой глинистой осыпи. Немудреная с виду, очень подходящая к чудовищному пейзажу вокруг, на взгляд профессионала картина выглядела довольно-таки загадочно. Настолько, что Бурда не поленился, вышел из машины и подошел к саперам. Все оказалось, в общем, достаточно банально. Здоровенная толпа эсэсовцев, собравшаяся вокруг толкового фюрера, прячась от советских войск, выходила к переправе, спустилась под обрыв, и была поголовно выкошена кинжальным огнем двух счетверенных установок.
Проще пареной репы. Только наблюдатели находились там, где положено, и были начеку. Не прошляпили и не дали себя обнаружить. Сумели сообщить девчатам-зенитчицам примерную численность и характеристику гостей, а также, когда их, примерно, ждать. А советские девушки-комсомолки за оставшееся у них, очень небольшое время замаскировали свое оружие так, что его невозможно было разглядеть со ста метров. А потом дождались, когда немцы, после не слишком тщательной разведки, все, до единого, окажутся под обрывом, на плоской, как ладонь, пойме. Восемь "максимов", таких, с виду, архаичных, подтвердили свою репутацию очень, очень надежного оружия. Черный вал атакующих, - а что им еще оставалось делать? - ни в одном месте не приблизился к позициям ближе, чем на 90 - 100 метров. Густо насыщенные трассерами струи свинца стригли густо, не оставляя огрехов. И на то, чтобы убить почти три тысячи немцев, потребовалось на самом деле не так уж много времени. Из комсомолок ни одна не была даже ранена. Вот только у Тани Рапши, до войны работавшей на обувной фабрике в Кимрах, волосы в неполные двадцать один год словно подернулись инеем. Не от переживаний по поводу массового душегубства, нет. Просто прошло слишком много времени. Минуты две, пока два черных гренадера проходили мимо, настороженно оглядываясь. На таком расстоянии, что она успела разглядеть подробности: два здоровенных, тощих, как скелеты, чучела, одетых в немыслимые отрепья, но с автоматами. С провалившимися, черными щеками, а у одного еще и черная язва на конце горбатого носа.
А потом еще намного больше, пока медлительный, вязкий, как черный гной из прорвавшегося чумного бубона, поток самой страшной на свете смерти стекал с обрыва, накапливаясь внизу. То, что стадо это, - вынужденное драпать на восток! - было очевидно обречено, не делало его менее опасным. Ужас ожидания оказался почти нестерпимым, девчонки были на грани срыва, но их храбрый командир, старший сержант Патимат Магомедова, судя по всему, не испытывала ничего, кроме злого азарта. Даже в лице не переменилась. Только жесткие черные глаза чуть сузились, пристально глядя на толпы врагов. Она была наследницей четырнадцати поколений воинов, и не упустила нужного момента. Не поспешила и не промедлила.
Оказывается, можно медитировать, и глядя на две тысячи восемьсот пятьдесят три подоттаявших трупа: на какой-то там минуте безмолвного созерцания Бурда вдруг уверился, что война будет выиграна. С этого мгновения он больше не испытывал в этом ни малейших сомнений.
К марту месяцу, окружив и уничтожив "группу Холидт" и Касторненскую группировку*, Красная Армия полностью очистила от врага Воронеж и освободила Харьков. Командование группы армий "Центр" под угрозой неминуемого окружения эвакуировало войска из Смоленска, войска Западного фронта создали плацдарм на правом берегу Днепра, в большой излучине, таким образом надежно прикрывшись от контрудара. Сделать большее было поистине выше человеческих сил. Германское командование проявляло чудеса распорядительности, затыкая бреши и пытаясь консолидировать совершенно недостаточные резервы во что-то боеспособное, практически без боя сняло блокаду Ленинграда, рокировав большую часть сил группы армий "Север" на центральный участок фронта и дальше на юг. Это радикально ухудшило положение финских войск и, тем самым, настолько изменило весь сложный и тонкий баланс сил на северном фланге бесконечного фронта, что у командования самых северных фронтов, состоявшего из весьма ответственных высших офицеров, возникли, просто не могли не возникнуть некоторые естественные вопросы.
*Всего-навсего 130 тысяч человек. Около ста тысяч пленных. Одна из незаслуженно забытых страниц истории. Если бы ни Сталинград до и Харьков после, - считалось бы одним из крупнейших поражений немцев во 2-й Мировой. Поэтому, при всем моем глубочайшем уважении к Катукову, на первое место среди танковых командиров КА я все-таки ставлю Рыбалко.
- Нэ тарапитесь, товарищ Говоров. Вивод из вайны Финляндии есть вопрос нэ только военный, но и палитический. Если дэло дайдет до войсковой операции против финнов, нас может устроить далеко нэ всякая победа. Нужен разгром. Нужна явная бэспомощность любых попыток вааруженного сапративления. Нужны в панике бегущие и сдающиеся войска. Нужно как можно больше пленных. Можите ли ви всо это гарантировать? Нэ спешите, падумайте, посоветуйтесь с товарищами, с Генштабом. Если это возможьно, - начинайте падгатовку, если нэт, если нэт хотя бы уверенности, - лучше аставить это дэло до завершения войны с Германией…
- Разрешите спросить? - И, на молчаливый кивок Верховного, продолжил. - А тогда - как? И какая разница? Мне это нужно для того, чтобы лучше уяснить стоящую перед нами задачу, товарищ Сталин.
- Хараше. Ми предъявим ультиматум, и если его отвергнут, будем дэйствовать па-плахому. Ми сосредоточим, при нэобходымости, до трех тысяч самолетов. Уничтожим Хельсинки, другие мало-мальски заметные города, мосты, порты, электростанции. По городу в дэнь, пока они нэ войдут в ум. Если нэ поумнеют, ми уничтожим всо. Павтаряю: это - запасной вариант, крайний вариант, толко если ви нэ найдете хорошего военного решения, а они - заупрямятся и не паймут прэдупреждения. Но, если нэ будэт другого вихода, ми пойдем и на нэго. На чьто ми нэ пойдем ни в коем случае, - так это на операцию в стиле Зимней Войны. На упорные баи, даже если в них будэт дастигнут успех. На мэдленное прадвижение вглубь финской территории. На значительные патэри в живой силе, даже если оны будут сапаставимы с финскими. У них нэ должно даже мисли остаться о том, что они могут ставить какие-то там условия. Нужьно, чтоб они нэ только капитулировали, но и сламались. Сдаться навсегда. Или сгинуть. Ви всо поняли?
Акцент в его речи был заметен больше, чем обычно. Как правило, это обозначало, что тема небезразлична Вождю, как-то задевает его. Похоже у него, помимо всего прочего, еще и личный счет к финнам. Такое с ним бывало, хоть и нечасто. Впрочем, в данном случае требования его носят очень справедливый характер и вполне рациональны: все-таки это не немцы где-нибудь под Вязьмой. Не к ночи будь помянута.
