Андрей Плеханов - Франкенштейн. Мёртвая армия
Когда он вошел в дом, бородатый уже положил девушку на постель Виктора и укрыл ее одеялом.
— Как тебя зовут? — громко спросил Виктор.
— Игнат Нефедов. — Бородатый обернулся, и Вик увидел, что у него разноцветные глаза.
— Ага, — пробормотал Виктор, — еще и предметник. Только не говори, что у тебя гетерохромия.
— Витя, перестань! — Бородач махнул рукой. — А ты здоров мечом махать. Раскормили малютку, натренировали. И двигаешься шустро, хотя у тебя половины ноги нету.
— Откуда знаешь?
— Я все знаю, Витя.
— И меня знаешь?
— Дурацкий вопрос. И братишку я твоего видел, и папу Юргиса. И тебя на руках баюкал, когда тебе было два годика. И в Афгане появлялся я не раз, только ты не обращал на это внимания — был я обликом другим, и ты не узнал бы меня, как бы ни старался. Не будем терять времени, доктор. Девушку надо спасти, иначе в этом дурацком мире случится вселенский запор, и не все его переживут. Ты не переживешь точно. Капельница есть?
— Допустим, есть.
— Не надо допущений. Девочка в целом ничего, только ужасно обезвожена. Поставь ей капельницу с глюкозой, наполовину разведи физраствором. А я пойду наружу, пошуршу там.
— Там куча собак...
— Дохлых? Оживленных шелкопрядом? Ничего они мне не сделают, даже близко не подойдут, — уверенно заявил Игнат. — Ты, главное, за девушкой следи. Ей выжить нужно.
— Как ее зовут?
— Лена.
— Русская?
— Исландка. Точное имя — Элин Магнусдоттир. Я вернусь минут через десять. Все-таки вы звери, викинги!
— Боюсь, ко мне это не относится.
— Пожалуй, да, — неожиданно согласился бородач. — И все-таки, Витя, беги за капельницей. Сначала справимся с обезвоживанием. А все остальное — потом.
Игнат без спроса натянул полушубок Виктора, висевший на стене, поскольку сам был лишь в камуфляжной футболке — холодновато для февраля, как ни суди, а потом почти беззвучно выпорхнул за дверь.
Виктор раздел девушку, сложил ее одежду, отвратительно провонявшую потом, мочой и кровью, в целлофановый мешок, завязал его сверху узлом, и ударом ноги отправил в угол. Одежда была древней, льняной и меховой, состёганной вручную. Поставил девушке капельницу. Затем протер ее кожу, по-летнему загорелую, влажными стерильными салфетками. Он безо всякого волнения смотрел на ее нагое тело, сильное и мускулистое. Но не мог без трепета взглянуть на ее лицо. Элин выглядела как сестра-двойняшка Сауле. Такая же рыжая, скуластая и синеглазая. Только вот выше Сауле не меньше, чем на голову. Огромной длины девушка.
Судя по одежде всех, кто выбежал сегодня из Червоточины, они ворвались в февраль Виктора прямиком из середины лета. Похоже, Червоточина мудрила со временем и пространством так, как ей хотелось. Впрочем, Вик надеялся узнать об этом от Игната. Похоже, тот был не просто предметником, но ведал о действии предметов много и больше многого.
Элин была очень плоха. Ее кисти и стопы были синими — похоже, их перетянули веревками на несколько часов. Голова ее была вся в запекшейся крови. Виктор прощупал череп девушки и обнаружил как минимум один открытый перелом теменной кости. Не факт, что таких переломов не было несколько. Это означало еще и наличие внутричерепных гематом. Виктор громким русским матом высказал все, что он думал об Игнате, заботливо накрыл Лену одеялом и отправился искать бородатого на улицу.
Предметник сидел на корточках и обшаривал второй труп лучника. Судя по тому, что первый труп уже шустро обгладывали собаки, с его обыском было покончено. Никто из псов не делал даже попытки напасть на рыжего бородача. Похоже, он командовал животными-зомби куда удачнее, чем сам Ларсен.
— Эй ты, встань! — скомандовал Виктор, направив дробовик на Игната.
— Убери пушку, — ответил Нефедов, даже не думая обернуться. — Если выстрелишь — попадешь в себя. А мне ты еще пригодишься.
— У нее перелом черепа.
— Я в курсе.
— Ее нужно в больницу везти. Трепанацию делать. И не факт, что довезем.
— Не довезем точно, — согласился Нефедов. — Умрет. Поэтому делай то, я тебе сказал, парень, и все будет путем. Иди в дом, не мерзни. Я сейчас приду.
— Она может умереть...
— Еще как может! — рявкнул Игнат, наконец обернувшись. — Какого хрена ты здесь делаешь? Я же сказал — не спускать с нее глаз, докторишка! А ну-ка марш отсюда!
Виктор хотел возразить, но язык его онемел. Он повернулся и пошел в дом.
Только теперь он осознал, что рыжий бородач не был простым предметником. От него исходила такая сила, что Вик чувствовал себя по сравнению с Игнатом просто букашкой.
Нефедов вернулся через пять минут. Стащил полушубок, повесил его на гвоздь, подкинул пару поленьев в печку и уселся за стол.
— Выпить есть? — спросил он.
— Спиртного нет, ни капли. Не употребляю совсем, уже много лет.
— Сволочи вы все, — сказал Нефедов. — Знаешь, сколько я сегодня пробегал с этой девочкой на руках? Ты хоть представляешь, сколько она весит?
— Не меньше шестидесяти.
— Хуже. Почти семьдесят кэгэ. При этом никакого жира — сплошные мышцы и кости. Полтора мешка картошки — сперва две версты по лесу, потом километр по твоему сырому снегу, по яйца глубиной. С этой мадам на руках. В ней метр восемьдесят роста, и накачана она как конькобежка. Чертовы исландцы... Я двужильный, конечно, но не настолько же. Вмажем? Спирт для протирки и инъекций точно должен быть, а?
— Сказал же, что не пью. Есть салфетки: тридцать процентов спирта, зеленый анилиновый краситель и какая-то метиловая добавка, чтобы алкоголики дохли сразу. Это же Норвегия, чего ты хочешь? Полки с пивом перекрывают в шесть вечера. А в выходные — в четыре пополудни. В обычных магазинах крепкий алкоголь не продается никогда, здесь тебе не Россия. Ты еще в Финляндию сгоняй. Там тебе вежливо покажут жирный волосатый рыжий кукиш с самого утра и продадут пиво крепостью в три с половиной градуса, когда стемнеет. А если закуришь публично — на первый раз предупреждение, во второй — в камеру на сутки. В третий — на десять суток. Далее по нарастающей.
— Тьфу! — Игнат, не стесняясь, плюнул на пол. — Как в тюрьме, ей-ей! Ты не сидел, паря?
— Не сидел, бог миловал. Служил и воевал. А проблемы с алкоголем решить просто — особенно здесь, в Скандинавии. Не пей, не кури — очень способствует здоровью и всему прочему.
— Чай-то хоть есть? — прохрипел Игнат.
— Пятнадцать сортов.
— Не надо пятнадцать. Нормальный черный есть?
— Конечно. Терпеть не могу ни зеленый, ни красный, ни белый.
— Слава богу. Завари покрепче.
— Так точно, командир! Хорошо, что кофе не попросил. Его я тоже не пью...
* * *У Игната был гнусный характер. Он относился с людям с явным презрением, был брюзгой и мизантропом. Однако для Виктора он был настоящим сокровищем, потому что любил поучать и в процессе этого охотно делился ценной информацией.
— Значит, Фоссен был твоим учителем? — спросил Нефедов.
— Был...
— Знаю, знаю. Старину Фоссена убил Карл Штольц, редкостная гнида. Чемпион Европы по стрельбе из лука. Кстати, Штольца прихлопнули в Дрездене неделю назад, так что можешь не искать его, не мстить. А за всем этим стоит Лотар Эйзентрегер.
— Я догадываюсь...
— Ни черта ты не догадываешься! Тебе сказал об этом прямым текстом Эрвин Норденг! Тебе вообще много о чем сказали, но ты, друг мой, склонен пропускать слова мимо ушей. Плохая привычка — она способствует резкому укорочению жизни. Что рассказал тебе Фоссен?
— Он много о чем говорил.
— Давай по делу, а? — Игнат отхлебнул из кружки крепчайшего чая. — Фоссен должен был сказать тебе о том, что среди владельцев предметов есть несколько разновидностей. Было такое?
— Не сказал, не успел. Написал мне об этом в записной книжке, я получил ее после его смерти.
— И какие разновидности предметников там были названы?
— Странники, хранители, охотники. Возможно, там был еще кто-то.
— Дубина! И к кому относишься ты?
— Думаю, к хранителям. У меня есть шелкопряд, и я не должен отдавать его никому.
— А вот тут ты ошибаешься! — Игнат наставил на Виктора указательный палец, короткий, кривой и толстый. — На скольких языках ты говоришь?
— На шести. Или семи... При необходимости могу объясниться на десяти.
— А я говорю на двадцати пяти! — хохотнул Нефедов. — Свободно. А при желании могу понять любой язык вообще! Знаешь, почему?
— Ты полиглот?
— Я — странник! Как и ты! Никакой ты не Хранитель, забудь об этом. Твой удел — путешествовать по временам и странам. А шелкопряд тебе не нужен. Чем быстрее ты от него избавишься, тем лучше для тебя будет. Тридцать лет назад один персидский дурень подарил шелкопряда Мохтат-шаху, и через пять минут шах перерезал ему горло. Шелкопряд должен был попасть совсем в другие руки, но Мохтот-шо вцепился в фигурку как клещ и не шел ни на какие сделки. Единственный человек, который мог забрать шелкопряда и передать его тому, кому следует, это ты, Витя. Ты совершил первую часть своей работы и выполнишь ее до конца.
