Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой — 2 (неокончен)
Показав на мои награды трубкой, Сталин сказал.
— С начала войны прошло немногим более месяца, а у вас, товарищ Северова, уже появилось несколько правительственных наград. Возможно, вы не знаете, что, при отступлении к наградам представляют только тех, кто действительно серьезно отличился на поле боя. Раз вас наградили, значит, вы несколько раз серьезно отличились. Я пытался выяснить у товарища Жукова, как вы воевали, но он почему-то сильно занервничал, что на него совсем не похоже, и попросил, чтобы я узнал об этом прямо у вас.
Ну, будущий маршал, погоди! Вот подставил, так подставил!
— Я, товарищ Сталин, старалась воевать как все. Просто все время помнила, что я — командир, причем по армейским меркам очень даже не маленького звания. Вот и старалась вести себя должным образом.
После этого я коротко рассказала обо всех моих приключениях, произошедших с начала боевых действий. Хотя товарищ Сталин внимательно слушал мой рассказ и даже задал несколько уточняющих вопросов, я все равно была твердо уверена, что все это он уже давно знает. Иначе он не был бы товарищем Сталиным. Когда я закончила, он заговорил.
— Вы правильно действовали, товарищ Северова. В свое время звание лейтенанта НКВД вы получили несколько авансом, но теперь я вижу, что вы полностью его оправдали. Вы абсолютно правы, говоря, что командир должен вести себя так, чтобы рядовые бойцы могли брать с него пример. К сожалению, сейчас мы видим много примеров, когда командиры даже более высокого ранга ведут себя неподобающим образом. Тут до меня дошли сведения, что вы подобных командиров своей властью разжаловали в рядовые. Но право разжаловать имеет только командующий фронтом. Как же вы могли пойти на такое самоуправство?
Знаешь ведь, что и как было на самом деле, но провоцируешь. Ладно, тут у меня «комбинация без дыр»[20].
— Товарищ Сталин. Во-первых, это было не мое личное решение, а постановление трибунала, которое утвердил командарм. Во-вторых, эти командиры сами себя разжаловали, в страхе сорвав петлицы, чтобы в случае чего, выдать перед немцами себя за рядовых бойцов, то есть морально они уже были готовы к тому, что попадут в плен. А в-третьих, так все равно будут делать, когда в армии появятся штрафные роты.
— Что за штрафные роты? Раньше вы про них ничего не рассказывали.
— Ой, товарищ Сталин. Вот тут я точно виновата. При составлении предыдущих бумаг я про них просто не вспомнила. Дело в том, что во время войны, когда мы в основном только и делали что отступали, у ГКО[21] кончилось терпение, и был издан приказ, по которому в армии ввели штрафные роты и штрафные батальоны. Я только не помню, когда вышел такой приказ. Но точно, что после битвы за Москву. Следовательно, примерно в начале 1942 года[22].
— Спасибо, я вас понял. Думаю, товарищ Маша после окончания нашей беседы поедет в наркомат, чтобы срочно написать бумагу с подробным описанием штрафных подразделений.
— Так точно, товарищ Сталин. Поедет.
— Скажите, товарищ Северова. Почему вы не можете вспомнить все сразу, а выдаете ваши знания небольшими порциями? Может быть все-таки лучше вам пожить где-нибудь подальше от фронта, от боевых действий, чтобы в спокойной обстановке вспомнить другие полезные сведения?
— Товарищ Сталин, — не выдержав, заскулила я. — Я же не виновата, что некоторые сведения вспоминаются именно тогда, когда в них появляется нужда. Когда разбирали дела проштрафившихся командиров, вспомнила про штрафников. А вот, например, про скрепки из нержавеющей стали в документах диверсантов я вспомнила только тогда, когда сама столкнулась с этими самыми диверсантами. Без участия в ловле диверсантов могла про это вообще не вспомнить. И никто мне в этом помочь бы не смог, так как не знал, как правильно задать вопрос.
— Ну что же. В ваших словах есть определенный резон. Сейчас вы начали работать у товарища Судоплатова. Он хороший разведчик и талантливый организатор. Полагаю, что в должности инструктора ОМСБОН вы тоже сумеете вспомнить что-нибудь полезное. Постарайтесь только вспоминать почаще и побольше.
— Постараюсь, товарищ Сталин.
— Идите, товарищ Северова, желаю успеха.
56
Я вышла от товарища Сталина со смешанным чувством. Меня не покидало ощущение, что в этом вызове было какое-то двойное дно. Вот только какое? Единственно, чему я сразу и безоговорочно поверила, так это нежеланию Жукова рассказывать о моих приключениях. А вот все остальное. Ну не верю я, что товарищ Сталин просто захотел лично от меня услышать то, о чем ему наверняка во всех деталях доложили соответствующие товарищи. Вызывал ради напутствия для работы с Судоплатовым? Тоже не катит. Я и без такого напутствия с ним работаю, раз так распорядился товарищ Берия. Кстати еще один штрих — почему это встреча состоялась с глазу на глаз? До этого все встречи проходили в присутствии товарища Берии. И сейчас во встрече не было ничего такого, что могло бы стать секретом от Берии, тем более, что товарищ Сталин Берии полностью доверяет. Так ни до чего не додумавшись, я доехала до наркомата, доложилась Трофимову, который, кстати, сказал, что нарком уже у себя, взяла ключи от своего кабинета и пошла писать бумагу. Общую папку с грифом ОГВ пока решила не брать. Все напишу, принесу в папке товарищу Берии, он гриф проставит и спрячет у себя.
Кабинет, как всегда, был в полном порядке. Я открыла сейф, чтобы был наготове, и задумалась. А что я помню о штрафных ротах? В первую очередь вспомнила фильм «Штрафбат». Потом вспомнила, как прадед нецензурно ругал этот фильм за полную лживость, а дедуля при этом помогал, когда у прадеда кончались эпитеты. Это было так оригинально, что я тогда не удержалась и влезла с просьбой разъяснить, что и как в этом фильме неправильно. Дедуля переглянулся с прадедом, они кивнули друг другу, усадили меня на диван, сами сели по бокам и завелись. Начали с того, практически все неправильно, что штрафбаты и штрафроты появились не сразу, а на втором году войны, чтобы покончить с отступлениями. Был издан приказ с каким-то номером, на который потом все и ссылались. Номер я, конечно, забыла, но не в номере суть. Этот приказ еще назвали приказом «Ни шагу назад». Только по этому приказу в СССР в армии появились штрафные подразделения. Но, в отличие от фильма, в реальной жизни в штрафбаты попадали только командиры и политработники, а в штрафроты только рядовой м младший комсостав. Все они попадали туда только за преступления, совершенные во время службы в армии, если за такое преступление не полагался расстрел. А командирами и комиссарами в штрафбаты назначались лучшие командиры и комиссары. За каждый месяц службы в штрафбате им шло в стаж несколько месяцев. И зарплата была выше, чем в обычных подразделениях. Штрафники выходили из штрафбата в нескольких случаях: по истечению срока (кажется, не более трех месяцев), по ранению (искупили вину пролитой кровью), при награждении правительственной наградой или при успешном выполнении сложной боевой задачи. А уголовники, изъявившие желание искупить свою вину не в лагерях, а на фронте, из мест заключения попадали не в штрафроты, а в обычные воинские части. Так что фильм действительно был полной фальшивкой.[23] Про фильм я, разумеется, писать не стала, а вот все рассказанное моими предками изложила с максимальной точностью. Ну а дальше товарищ Сталин, ухватив главную идею, сделает так, как надо. Тут можно не заморачиваться. Только думаю, что теперь этот приказ выйдет несколько раньше, чем в той истории.
Поставив последнюю точку, я взяла папку с завязками. Вложила в нее исписанные и аккуратно перенумерованные листки, завязала папку и пошла к товарищу Берия. Он, само собой, был в курсе моего задания. Прямо при мне прочитал мое творение, удовлетворенно хмыкнул, поблагодарил и отпустил с миром, объяснив, что и как говорить Судоплатову, если возникнут вопросы. Перед уходом домой я спохватилась, что за мной небольшой должок. Зашла к кадровику, он перенаправил меня к оружейщику, и там я, наконец, расписалась за полученное штатное оружие. При этом подумала, что парабеллум и вальтер буду выцарапывать у Судоплатова.
Придя домой, я без сил свалилась на диван и затихла. Снова начала считать варианты. Покрутив сегодняшнюю встречу и так, и эдак, я пришла к выводу, что товарищ Сталин планирует куда-то меня пристроить, и сегодня просто проверял, подойду ли я для той роли, которую он для меня выбрал. Вывод, прямо скажем, тяжелый. И что самое неприятное совершенно непонятно, нужно этому пристройству противиться или наоборот? Вот это действительно серьезная головная боль.
Так как утром уже не надо было идти в поликлинику, то сразу отправилась на работу. До обеда возилась с планами тех курсов, которые буду вести сама, а в перерывах, лежа на диванчике, обдумывала еще одну немаловажную проблему, которой, на мой взгляд, пока не придавали особого значения: кого будем отбирать и как будем учить. В данном контексте под понятием «как учить» подразумевался вопрос, будем ли всех учить всему или нет? Лично мне казалось, что универсализм хорош до определенной степени. Ну примерно, как общая физическая подготовка, скажем, для прыгуна в высоту. То есть прыгун должен и подтягиваться, и плавать, но все это только с той точки зрения, насколько это помогает ему достигать рекордных результатов именно в прыжках. Так и здесь, безусловно, диверсант должен уметь стрелять, минировать, бегать и т. п. Но далее, на мой взгляд, он должен выбрать себе одну или две специальности в качестве основных и основной упор в обучении делать именно на них. Мне представилось, что по этому вопросу Судоплатов со мной может и не согласиться.
