Владимир Чунихин - Рихард Зорге - заметки на полях легенды
Естественно, при этом необходимо было постараться скрыть всё, что можно было скрыть. В первую очередь, это, конечно, работу в Отделе международных связей Коминтерна. Затем, по возможности, дистанцироваться от компартии Германии.
Последнее, как это ни странно, было вполне реально. Зорге с 1919 по 1924 год активно работал в германской компартии. Однако из них он два года находился на нелегальном положении.
Судя по всему, нигде не должен был особо засветиться, поскольку довольно часто перезжал с места на место.
Кроме того, для окружающих было очевидно, что Зорге погружён в учёбу, потом написание и защита диссертации, научная работа. Очень трудно было представить себе, что у него хватало времени ещё и на политическую деятельность. Тем более, что была она, в основном, скрыта от посторонних глаз.
Симпатии к левым идеям, вот это надо было признавать. Этого избежать было нельзя. Но тогда этим грешили многие.
Сотрудничество с Коминтерном, коммунистическая журналистика - всё это могло быть спокойно выложено в открытом доступе.
И, естественно, акцент должен был быть сделан на разочаровании в коммунистической идее и окончательный разрыв с "государством рабочих и крестьян".
Я не знаю, обыгрывал ли Зорге обстоятельства своего ухода из Коминтерна в свою пользу или нет. При таком положении дел упомянуть ещё и о своём "скандальном изгнании" за неблагонадежность, да ещё придать ему оттенок разногласий со сталинской кликой было бы вовсе не лишним.
Но это уже так. Версия внутри версии.
Всё это и должно было неизбежно попасть в полицейские досье на Рихарда Зорге.
Именно это и объясняет тот факт, что окружающие могли спокойно подшучивать над Зорге и "его друзьями из советского посольства", Отт мог зевать, слушая его крамольные речи. Этот факт объясняет и донос от местной организации НСДАП в Берлин, где Рихарду Зорге выказывалось недоверие из-за его политического прошлого. И даже то, что штандартенфюрер Майзингер, знавший, конечно, всё это, не оказался потом на Восточном фронте.
Тем не менее, опасения Зорге попасть под подозрение у немецких спецслужб в Германии 1933 года были, конечно, вполне обоснованными. Более настойчивый интерес мог выявить его работу на советскую разведку. Особенно это было реально в период до начала второй мировой войны.
Я имею в виду факт его задержания в Англии в 1929 году. И возможность того, что британские спецслужбы могли поделиться с немцами информацией по этому поводу. Как ни мала была вероятность этого, не учитывать её было нельзя.
Думаю, что Рихарда Зорге это могло тревожить больше всего.
Во всяком случае, обратите внимание. Всё в той же справке генерала Колганова отмечалось, что Зорге упорно отказывался занимать любой официальный пост в германском посольстве, мотивируя это перед Москвой опасениями глубокой проверки со стороны гестапо. Но сразу же после 1 сентября 1939 года он спокойно принимает предложение занять официальный пост пресс-секретаря посольства.
Сразу же после той самой даты, когда любые контакты между британскими и германскими спецслужбами стали невозможными.
Но вернёмся в 1933 год. Решив всё же не испытывать больше судьбу, Рихард Зорге покидает Германию и направляется в Японию. Путь был неблизкий и извилистый - Киль - Париж - Саутгемптон - Вашингтон - Чикаго - Ванкувер. Шестого сентября 1933 года на корабле "Эмпрес оф Раша" ("Императрица России") он прибыл, наконец, в японский порт Иокогаму.
СТРАННОЕ НЕДОВЕРИЕ
Совершенно случайно увидел недавно по телевидению двухсерийный фильм японского производства "Рихард Зорге".
О художественных его достоинствах распространяться не буду. А вот любопытный эпизод из фильма расскажу.
Сцена ареста Екатерины Максимовой. 1942 год. В каморку, где ютится жена Зорге, врываются сотрудники НКВД. Главный из них, воплощающий внешне все мыслимые пороки (вылитый "доктор Зло"), разражается короткой речью, логически обосновывающей факт ареста.
Примерно так:
"Рихард Зорге на Советский Союз не работал. В его личном деле ничего об этом нет. Там имеется только фотокопия его партийного билета члена НСДАП. Недавно его арестовали японцы. За шпионаж. Поскольку он на нас не работал, значит, шпионил он на немецкую разведку. Ты об этом не могла не знать. Раз знала и нам не сообщила, значит ты тоже работаешь на немцев. Собирайся."
И доктор Зло кровожадно ухмыльнулся.
Легенда о том, что после "отказа Зорге вернуться в СССР" Москва прервала с ним связь, не принимала от него и не направляла ему никаких сообщений, доведена здесь до своего логического предела. Или беспредела - поскольку это не просто заблуждение, а намеренная и явная неправда. С ясно просматриваемыми целями и задачами.
Как же в действительности обстояло дело с обменом информацией между Токио и Москвой? Вернее, если быть точным, Токио - Владивостоком (позывной - "Висбаден") - Москвой?
Все известные на сегодняшний день сообщения Рихарда Зорге привести здесь невозможно в силу большого объёма. Желающих ознакомиться отсылаю, опять-таки, к публикации А.Г. Фесюна.
Но вот о наиболее важных из них сказать необходимо.
С чего же начать?
Ну, вот, пожалуйста.
А. Г. Фесюн сообщает о таких донесениях Рихарда Зорге, полученных в Центре:
"…13 июня 1938 года генерал НКВД Г. С. Люшков[17] бежит, спасаясь от гибели, в Маньчжурию, где сдается японцам. Те перевозят его в Японию, где снимают общие показания, но, не считая себя достаточно компетентными для допросов человека такого уровня, просят о помощи Германию. В октябре-ноябре 1938 года в Токио прибыл полковник абвера. Люшков критиковал политику Сталина, рассказывал о своих антикоммунистических настроениях, о дислокации советских войск на Дальнем Востоке и на Украине, о кодах, применявшихся в военных сообщениях, и об оппозиционно настроенной группе армейских лиц в ДВО. Запись допросов составила несколько сотен страниц, и Зорге, сначала не придавший большого значения инциденту с перебежчиком, сфотографировал лишь половину отчета германского полковника. Москва же вдруг чрезвычайно заинтересовалась этими материалами, и Зорге переслал пленку в Центр в январе 1939 года. Однако основное содержание показаний Люшкова он радировал еще в конце лета 1938 г. Некоторые зарубежные исследователи[18] усматривают здесь связь с расстрелом 9 ноября 1938 года В. К. Блюхера, которого убрали тихо, без шума и помпезного процесса.
Зорге ненамеренно напоминал Сталину о Блюхере и раньше. Например, в Записке от 14 декабря 1937 г., говоря о недооценке японцами военной мощи СССР, он пишет:
"Ведутся, например, серьезные разговоры о том, что есть основания рассчитывать на сепаратистские настроения маршала Блюхера, а потому в результате первого решительного удара можно будет достигнуть с ним мира на благоприятных для Японии условиях"[19].
Эти сообщения могли сыграть свою, пусть косвенную, роль в судьбе маршала…"
Похоже, это действительно так.
То есть, конечно, не сами по себе донесения, а то, что случилось на Хасане в июле-августе 1938 года.
В разгромном приказе Наркома Обороны N 0040 от 4 сентября 1938 года, подводящем итоги боёв на Хасане, говорится буквально следующее:
"…Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов Наркома т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г. при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером т. Сталин вынужден был задать ему вопрос: 'Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля…".
Российский государственный военный архив, Ф. 4, оп. 11, д. 54, лл. 19-27.
Сомнения Сталина в том, что Блюхер не хочет по-настоящему воевать с японцами, которые он озвучил в том разговоре, подтверждают, казалось бы, маниакальную, ни на чём не основанную подозрительность Сталина. Однако, в свете информации Рихарда Зорге, которая конечно же была доложена Сталину, подозрения его были не такими уж беспочвенными.
Ведь Сталин, как получается из его слов, подозревает в этот момент Блюхера не в заговорах-шпионажах-троцкизмах. У него откуда-то появилось подозрение не в чём-то ином, а именно в том, что Блюхер не хочет воевать с японцами.
Конечно, были и поступки Блюхера, названные в приказе "странными". Это и его доклады в Москву, что всё идёт хорошо. В то время, когда по другим каналам оттуда же Сталин имел совершенно противоположную информацию. Это и невозможность связаться с Блюхером из Москвы при полностью исправных линиях связи, что создавало впечатление о том, что тот противится вмешательству в события руководству армии и страны. И комиссия эта пресловутая, с её выводом о том, что конфликт возник по вине наших пограничников. Ясно, что так это или нет, не дело военных заниматься такими вопросами. Их дело воевать. А если они лезут без спроса в огороды НКВД и НКИД, то говорить это может, в том числе, и о том, что видят они уже себя некоей властью. Правительством. Местным правительством.
