Ивакин Геннадьевич - Мы погибнем вчера
– Не сбит п-рицел, на этот раз, – криво ухмыльнулся он. – О, еще один!
Этого сняли все сразу, аж серо-красные ошметки брызнули во все стороны.
– Интересно, – буркнул Паша. – А где у них тут боевое охранение?
Боевое охранение не замедлило выскочить из леса. И тут же легло, в количестве двух человек, под пулями партизан.
– Лежать, бляха муха, всем! – крикнул дед – из узкого окна землянки высунулся ствол автомата, – гранатой его!
– Нельзя, Василич, там же генерал датский! – крикнул Вини.
– Да хер на него, гранатой! Уй, млять твою побоку… – и дед высадил всю обойму трехлинейки, то и дела передергивая затвор, в щель. Автоматчик в ответ шмальнул длинной очередью. Однако обзора ему не было никакого – все пули ушли верхом. В этот момент к входу подползли Юра Семененко и политрук. Тимофеич красный лицом, а Долгих, наоборот, побледнел:
– Ой, мать ой мать, – громко шептал политрук, вытаскивая гранату дрожащими руками. – Ой, мать! – и киданул ее в проем двери блиндажа.
Грохот еще стучал по деревьям, когда Юра и политрук рванули внутрь. Дверь внесло разрывом внутрь, размазав по полу какого-то фрица. Еще один лежал у телефона, растекаясь темной лужей из-под живота. Третий, схватившись за ухо, пальнул из пистолета.
Промазал!
И тут же получил кулаком в арийское таблище, немедленно потеряв сознание.
– Этот? – спросил непонятно кого дед.
– А кто ж знает! – подал голос Еж снаружи. – Быстрее давайте!
– Эт… Эт…
– Чего? – оглянулся
– Эт-тот… – просипел Юра, зажав рукой окровавленный живот, и улыбнулся. – Шт… Штурм…
– Юра! Твою…
Он сглотнул кровавую слюну:
– Попал, сволочь, надо же…
– Валера! Млять, Валеру давай!
– С девками он остался! – почти крикнул Вини, склонившись над Юркой.
Тот попытался приподняться, опершись рукой на земляной пол.
– Сиди уже! – Леха осторожно положил ему руки на плечи. – Сильно?
– Т-терпимо. Ф-фрица…
– Да хер с ним… Куда тебя?
Вместо ответа Юра протянул окровавленную руку:
– Б-богом клян-нусь… Арии…
– Юра! – суетились вокруг него товарищи. – Понятно, что арийцы, кто ж еще то! Ты лежи, лежи!
Тот мотнул головой и вытянутым пальцем:
– Арисака! – выдохнул он. – Ей-Богу, ар… арисака.
– Юра, чего ты городишь? Парни, наверх его тащим! Быстро!
О притолоку входа стукнулись каждый по очереди – Еж, тащивший Юру под руки, Хомяк-Прокашев – взявший раненого за ноги, и даже маленький Вини, взявший винтовку Юры.
– Там это… – Шептал Семененко, улыбаясь кровью и как-то виновато смотря на друзей, – там арисака, на стене арисака!
– Да понятно, Юр, понятно! Ты лежи, давай, не дергайся! – наперебой говорили Вини и Еж. Леонидыч в стороне кусал губы. Дед мрачно смотрел на раненого. Прокашев вытер лоб, оставив кровавый размазанный след. Политрук с танкистом вязали оглушенного штурмбанфюрера. Паша стоял чуть поодаль с винтовкой наперевес, вслушиваясь в лес.
– Ух-ходите… Слышите меня? Уходите, а?
– Тихо, Юра, тихо… – Вини прижал тампон к ране, придерживая Юру за шею, а Еж бинтовал.
– Немцы! – вдруг крикнул Паша и пальнул куда-то в лес, упав плашмя. В ответ раздался резкий стук немецких карабинов и крик, видимо офицера:
– Fremad, hurtigt, hurtigt!
Дед рявкнул:
– Уходим! Леха! Философ! С политруком Юру! Ганса, ганса, млять, вперед!! Еж, твою меть!
Юра вытащил лимонку из кармана и резким движением, давшимся ему с огромным трудом вырвал зубами кольцо:
– Уходите! Зад-держу я их! Б-бегом, мать вашу!
Вини отшатнулся:
– Ититть твою!
– Сил нет… Разожму сейчас!
Вини прикусил губу до крови, пятясь задом к лесу, дед кивнул, Еж отвернулся, а Леонидыч зажмурился…
…Надо же как бывает! Ведь не больно совсем. Жарит только. Сердце – раз! – и плеск жара по животу – два! – и снова волна по глазам. Странно? Почему в живот, а красно в глазах? Почему пить-то хочется? Фильмы смотрел, помнишь? – раненые в живот пить хотят все время. Почему? Теперь понимаешь, почему? Пить, хочется, да. Во рту сухо и железом отдает. Да, что же слюны-то сколько? Слюны много, а пить хочется… Почему, интересно? Ушли, ли мои? А почему я не заикаюсь? А откуда 'Арисака' на стене, наверно с наших складов, до войны еще… остатки… ополчение… сапоги… тридцать три гвоздя… тут уже… на носке травинка прилипла…
Отошли они не далеко, Взрыв резанул по ушам.
– Да идите вы на хер! – вскрикнул вдруг Еж и рванул обратно, но получил удар кулаком в лицо и рухнул в траву.
– Тащи эту суку! Понял?! – Паша Колупаев отер руку о штаны. – Идите. Я останусь.
– Я с вами, если не возражаете! – тяжело дышавший Прокашев снял пилотку.
И оба посмотрели на командиров – на унтер-офицера царской армии и майора запаса армии советской.
Не сговариваясь, те кивнули. И отряд пошел дальше. Оглянулся лишь Вини…Не сговариваясь, те кивнули. И отряд пошел дальше. Оглянулся лишь Вини…
– …Лежи. Не стреляй. И по сторонам смотри! Понял? С флангов прикрывай. Сейчас я этим сволочам…
Паша не стал прицеливаться. Чего тут прицеливаться? Оппа! Первый пошел!
Десантник дернул веревочку немецкой колотушки и аккуратно бросил ее под ноги первому эсэсовцу, выскочившему из кустов.
– Видал? Обе ноги в разные стороны!
– Ага… – флегматично ответил философ, приноравливаясь к стрельбе.
Раненый фриц заорал, что есть мочи, оплескивая зеленую молодую травку датской – или какой там еще? – кровью из оторванных ног…
…Через несколько десятков метров опять заистерил Еж:
– Да не может, млять, такого быть! Я не тут! Я не тут, слышите? Не Юра это. Это не я! Млять, дома я! Сон это все! Слышите? Это все сон! Так, нах, не может быть! Я назад! Я лучше в лицо…
…– Фланги, фланги держи! Эх, пулемет бы! Фланги держи, самка собаки!
– Чем держать! У меня еще обойма и аллес капут!
– А мне похер! Зубами держи! Я больше в плен не пойду, учти!
– Сам учти! Я тоже не пойду! На, фриц, гостинец!
– Уй, мляааа…
– Что???
– В плечо, суки…
– Держись, философ, держись! Недолго уже…
– Иди, скотина, иди, неси эту сволочь! Терпи, Ежина ты кучерявая, мне, думаешь, легко, – орал Леонидыч на ревущего в голос Андрюху Ежова. – Из-за этой млядины мы Юрку потеряли! Тащи эту суку, тащи, я сказал!
– Эй, Хомяк! Жив?
– Жив, а ты?
– Глупый вопрос, не считаешь?
– Ага… У меня патроны кончились.
– У меня тоже.
– Гранаты, Паш, есть?
– Кончились. Увлекся. А курить есть, Лех?
– Нету. Не курю я так-то. Мама ругается. Хотя сейчас бы я покурил… О! патрончик есть. Один.
– Один на двоих.
– Ага…
– Ну и че?
– Че, че… Плечо!
– Че плечо?
– Болит…
– Отпусти ты меня, Леонидыч, сил моих больше нет. Назад… К пацанам, отпусти, а? Не могу я так больше.
– Тащи… Тащи! Тащи! – Сквозь зубы, но тащи! Вини, продернись вперед! Бабы пусть подымаются!
– Лех…
– М?
– А ты женат?
– Не… Все думали успеем… Детишек планировали…
– И чего?
– Ничего, Паш. Не успели. Дооткладывали. Война, какие дети?
– А я успел… Сынишка – Андрюшка. Стреляться кто будет? Ты или я?
– Стреляйся. Я не буду…
– И я не буду! Лучше по этим кабанам. Как на охоте, млять…
– Бегом, девки, бегом! Да хер на твою сумку положи! Уходим! Валера, волоки ты свою ногу!
– … Эй! Их бин капут!
– Унд их тоже! – заржал в ответ десантник.
Из кустов, в ответ, чего-то проорали.
– Чего говорят?
– Хрен его знает. Я бы сказал, мол, будьте любезны, положите свое оружие вон туда и медленно-медленно подойдите…
– Пойдем?
– Пойдем! Интересно, сколько мы положили?
– Одного точно! Который ногами раскинул. Больше не видел.
– Эх, покурить, бы!
– Ты ж не куришь?
– Сейчас можно…
Два бойца со штыками наперевес бросились навстречу кустам, в которых лежали эсэсовцы. Добежать, конечно, не успели…
– Погоди, Василич… Куда бежим-то? Да стой ты, скотина датская! – Леонидыч дал тумака связанному штурмбанфюреру, который только-только пришел в себя. Пилотка, забитая ему в рот кляпом, медленно окрашивалась кровью из разбитого носа. Из ушей тоже скатывались красные струйки, впрочем, уже подсыхавшие.
– Куда, куда… Темнеть где-то через час будет? Значит к передовой. И сразу на прорыв. Германцы нас там в последнюю очередь искать будут.
– Не факт, Василич! Подумают разведка и…
– А в тылу эсэс гуляет! – сказал Еж.
– Мужики, а Юра-то где? И этот… философ с Пашей-десантником? – спросила Маринка. А Рита уже все поняла и только прикусила нижнюю губу.
Вместо ответа дед посмотрел на Марину, потом похлопал ее по плечу:
– Пошли, девочка! Самое главное у тебя сейчас впереди. А все остальное… Потом все остальное! Таругин! Немца тащи, твоя очередь! Вперед!
