Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
– Ну, здравствуй, Алексей Дымов! – и протянул руку для рукопожатия.
«Мда, а быстро мужик соображает! Быстро просёк, что немецкая форма – для маскировки. Хотя, может я и ошибаюсь».
– И тебе не хворать, Филипп! – ответил Дымов, пожимая протянутую руку.
– А друзей-товарищей своих не представишь, а Алексей? А то мне как-то неудобно – гости пришли, а как звать-величать, я и не знаю… – что удивительно, но и в речи Неущенко акцент был малозаметен.
– Это това…
– Мы сами представимся, – перебил его Бродяга.
– Я – капитан Заславский, а это, – и он показал на меня – майор Таривердиев.
«Вот что значит опыт!» – подумал я – «Шура и «шпалы» мои срисовал и псевдонимы мгновенно придумал!»
– Прошу товарищей командиров к столу, – церемонно произнёс староста. И, садясь вместе с нами за стол, спросил у Дымова: – А ты, Алексей, сержант или уже нет?
– Сержант, сержант. – Успокоил хозяина Бродяга. И продолжил: – Мы к вам, Филипп Христофорович, вот по какому делу… Хотим обменять кой-какие товары на продовольствие.
– Да я уж понял, чай, грамотный. Одного не могу понять, товарищ капитан, а почему вы ко мне обратились.
Но старого опытного чекиста на мякине не проведёшь! Шура пристально посмотрел в глаза Христофорычу и медленно и веско произнёс:
– Вы, наверное, пароля ждёте? Так не будет пароля, не успели его нам сообщить.
«Оп-па! Выходит Бродяга его уже «прокачал», и понял, что Неущенко специально оставлен в тылу у немцев!» – это единственное, что я смог понять из всей этой сцены. Правда, многое в поведении Христофорыча весьма удачно укладывалось в эту версию: и скорость, с которой он сориентировался в обстановке, и то, что он не забыл снять «маячок» при появлении в деревне немцев, и его спокойствие в общении с нами.
– Ну, значит, вы меня не знаете, и я вас не знаю. – Спокойно ответил хозяин.
– Филипп Христофорыч, да ты что! – вскочил с лавки Зельц. – Мы же свои!
– Сержант, остыньте! – не сказал, а именно приказал Бродяга.
Зельц осел, как будто он был надувной игрушкой, и из него выпустили воздух.
– Жаль, очень жаль… – тихо произнёс Шура. – Ну что ж, значит не судьба… Кстати, Филипп Христофорыч, вы поляну в лесочке этом знаете?
– Как не знать… А что такое?
– На её юго-восточном краю, метрах в трёх от сосны, вершина которой раздваивается, вы, если вдруг понадобится, найдёте двадцать карабинов с БэКа.
– Да зачем они мне, товарищ капитан. Я – человек мирный. – Ответил староста.
Мне показалось, или эти двое играли в какую-то непонятную мне словесную игру, вроде буриме?
– Ну что же, товарищи, я думаю, нам пора. – Сказал Бродяга, вылезая из-за стола.
– Что же, вы даже не повечеряете? – спросил Неущенко.
– Некогда нам. Дела. Сами понимать должны…
– Да я понимаю. Но, когда мы уже стояли в дверях, но обронил, как бы невзначай:
– А что на обмен-то привезли?
Бродяга ответил, так, как будто он не общался с подпольщиком в тылу врага, а разговаривал с соседом по даче:
– Керосину литров пять, колёс тележных три пары, брезенту немного, котелков штук тридцать.
– Ну, так оставьте, что вам их назад тащить-то?
Дымов даже рот открыл от подобного предложения, но Бродяга спокойно ответил:
– А какой нам с этого гешефт?
Хозяин долго, секунд десять смотрел в лицо Саше, а потом медленно и раздельно произнёс:
– Немцы. Никогда. Ничего. Не меняют. Они просто берут. И евреев среди них нет! – И уже совсем другим, я бы сказал, извиняющимся тоном добавил: – Так что, прошу меня извинить товарищ капитан, что сразу своих не признал.
* * *«Начальнику оперативной группы YYY унтерштурмфюреру СС Бойке. Хайль Гитлер!
Докладываю Вам, что 14 июля сего года патрулем вспомогательной полиции в лесу, неподалеку от хутора Горелый, был задержан Асанович С.Ф., племянник убитого ранее местного жителя Асановича Д.И.. Убийство Асановича Д.И произошло одновременно с нападением на мобильный патруль фельджандармерии, под командованием ефрейтора Гершвина. На допросе задержанный показал следующее:
12 июля во второй половине дня (более точного времени задержанный указать не может) во двор к Асановичам постучался мужчина в штатской одежде, ранее незнакомый задержанному. После короткого разговора с Асановичем Д.И, тот запер мужчину в сарай, где уже находилась группа ранее пойманных Асановичами бойцов Красной Армии и один офицер. После чего, Асанович С.Ф. подал условленный ранее сигнал на пост фельджандармерии (поднял над крышей хлева пустой мешок). Через некоторое время на мотоцикле подъехали сотрудники фельджандармерии. Самого нападения на них Асанович С.Ф. не видел. С его слов, он находился в доме и вышел, когда услышал выстрелы. Во дворе он увидел убитых немецких солдат и своего дядю, тоже уже убитого. По мнению Асановича С.Ф. стрелял по ним тот самый мужчина в штатском. После этого со стороны неизвестного в адрес Асановича были высказаны неоднократные угрозы убийством и нанесены телесные повреждения (побои). Со слов Асановича, прочие солдаты Красной Армии обращались к мужчине «товарищ старший лейтенант госбезопасности». Воспользовавшись кратковременным отвлечением внимания (красноармейцы стали грабить дом и выносить все ценное), Асанович спрятался в кустах и, впоследствии, убежал. Издали он видел, как красноармейцы и неизвестный мужчина направились на мотоцикле к лесу. Со слов Асановича, он этого мужчину никогда ранее не встречал, но готов опознать при очной ставке.
При изучении списков л/с Заславльского УНКВД установлено, что там имелся только один офицер, имевший аналогичное звание – ст. лейтенант госбезопасности Веретенников А.В. который, был убит в стычке с передовыми частями вермахта более двух недель назад. Его документы находятся в архиве Заславльского отделении гехаймстаатсполицай.
Словесный портрет неизвестного «старшего лейтенанта госбезопасности» прилагается.
Начальник Заславльского отдела вспомогательной полиции лейтенант Райнес. 14 июля 1941 г.»
* * *После того, как лёд недоверия был растоплен, мы чудно провели время в гостях у старосты. «Чудно» в данном случае не значит «весело и беззаботно», педант, скорее, сказал бы «плодотворно». Быстренько перекусив варёной картошкой с салом, мы отправили Зельца разбираться с товаром, а сами с хозяином расположились за столом, и продолжили общение.
Филипп оказался мужиком хватким и рассудительным, а юмор его был изящен и своеобразен:
– А скажите ка мне, товарищи командиры, не вы ли на Старом шоссе мостик случайно поломали? Изобразив на лице оскорблённую невинность, Бродяга ответил:
– Да как вы могли такое только подумать, Филипп Христофорыч? Мы же приличные люди!
– Ну не вы, так не вы… А то вчера поутру гонец из фельдкомендатуры, взмыленный – что твой цыган после кражи… И строго настрого наказал, что, буде я замечу колонну из двух грузовиков и мотоциклета, так сразу гонца засылал в Рогово, в комендатуру ихнюю.
– И что же, видели вы колонну?
– Не, не видел… – и он подмигнул мне. «Ага», – подумал я, – «похоже, что «опель» он тоже срисовал». А вслух я поддержал эту «игру в поддавки»:
– Да, кстати, Филипп Христофорыч, похоже, я нашёл, то, что вы обронили…
– И что же это я такое обронил? – несколько удивлённо спросил Неущенко.
– А вот это! – сказал я и протянул ему магазин от ДТ, который достал из «транспортного» подсумка на спине.
Глаза Христофорыча лукаво сверкнули, как будто он хотел сказать: «я непрост, но и вы, видать, не лыком шиты».
– Ой, спасибо вам, товарищ Таривердиев, – «надо же, влёт запомнил» – удивился я, – а то с возрастом память меня подводит всё чаще и чаще…
– Филипп Христофорыч, – посерьёзнев, прервал нашу пикировку Бродяга, – а у нас к вам ещё одно дело есть. На настоящий момент, пожалуй, самое важное.
– Это, какое же? – также став серьёзным, спросил староста.
– Связь.
– От чего няма, того няма.
– Да мы и не просим. Только есть кое-какая информация, которую нужно срочно переправить туда. – И Саша голосом выделил последнее слово.
– А вы мне передайте, а я в лесу сороке какой расскажу…
– А вдруг сороке ворона дорогу перебежит? – поинтересовался Бродяга.
– Ну, сорок-то в наших краях много. Не одна, так – другая…
– Товарищ майор, расскажите новости для сорок. – Обратился ко мне Бродяга.
«Чёрт, а почему я?» – спохватился я. «Хотя да, я же экспертом по обстановке числюсь. Вот Шура и переводит стрелки, на меня, как на самого знающего».
И я попытался в темпе вспомнить важные моменты. Неущенко же, истолковав моё молчание по-своему, сказал:
– Да вы, товарищ Таривердиев, не сомневайтесь, сороки у нас быстрые. Глубоко вздохнув, я начал излагать:
