Александр Маркьянов - Период распада часть 4 (СИ)
Во главе заговора встал генерал Шах Наваз Танай. Уникальный в Афганистане человек, халькист, который никогда не скрывал что он халькист, и даже при правлении Кармаля он последовательно, шаг за шагом поднимался по ступеням военной иерархии. Выходец из сельской местности, из нищей семьи, пуштун, десантник, окончил с отличием Харби Похантун[67], участвовал в мятеже армии против Дауда. Танай отличался какой-то безумной, запредельной, нечеловеческой храбростью: во время Гератского мятежа, первого, в котором на афганской земле пролилась советская кровь он, будучи майором и командуя отрядом в двести пятьдесят человек при одном танке ворвался в городок взбунтовавшейся дивизии (!!!) насчитывавшей одиннадцать тысяч человек, захватил городок и подавил мятеж. В начале восьмидесятых он, халькист, при власти парчамистов стал командующим центральным корпусом армии Афганистана, в зону ответственности которого входил, в том числе и Кабул. И вновь в операциях, самостоятельных и совместных с советской армией, он проявлял особую храбрость и мужество, а подчиненные ему войска были в числе немногих, с которыми рады были воевать рука об руку шурави.
Но потом он предал. И неважно почему, потому что испугался, потому что решил, что раз шурави уходят надо делать ставку на моджахедов, главное — он предал. И не было ему за это прощения…
Тогда, он полковник пришел к нему в госпиталь, когда его выписывали. Несмотря на тяжелое ранение — была угроза потерять легкое — Алим поправился быстро, поставили на ноги русские врачи, которые еще работали здесь, в Кабуле после вывода войск. Вопреки общепринятому мнению, после пятнадцатого февраля восемьдесят девятого[68]в Кабуле и окрестностях осталось немало русских, в том числе открыто помогающих афганской армии. На вооружение поступали новые образцы оружия: противотанковый огнемет Шмель, сотня которых помогла отстоять Джелалабад, ракеты типа Скад. Эти ракеты на огромных четырехосных транспортерах МАЗ возили по всему Кабулу, чтобы вселить немного уверенности в его жителей, которые уже привыкли к повседневным обстрелам и многие имели вариант, куда уходить, когда моджахеды войдут в Кабул.
Но государство держалось! На двадцатое февраля восемьдесят девятого года были отпечатаны пригласительные билеты во дворец Арк, где должно было быть отпраздновано взятие моджахедами столицы. Правительство страны в те дни переселилось на аэродром Кабула, сразу после того, как с афганской земли вышел последний бронетранспортер, и прошел по знаменитому мосту не менее знаменитый командарм Борис Громов, моджахеды предприняли во всех провинциях, где они присутствовали общее наступление, не слишком хорошо подготовленное — но все же. Лишь афганские военные во главе с Танаем, в свою очередь послушавшиеся остававшихся в стране советских военных советников, организовали оборону и отразили натиск в первые, самые опасные дни, нанесли душманам поражение и не дали продвинуться вперед. Это отрезвило и правительство и душманов — первые поняли, что можно воевать и самим, без присутствия СССР, а вторые поняли, что не все так просто, и их здесь никто не ждет.
За прошедшее со времени вывода русских времени душманам удалось не так много. Прежде всего — наметился раскол в их стане, Раббани и поддержавшая его часть полевых командиров в Афганистане, включая небезызвестного Масуда, предъявили серьезные претензии лидеру самой крупной, Исламской партии Афганистана Гульбеддину Хекматьяру. Претензии эти копились всю войну, но сейчас, как только русские ушли, Раббани счет нужным их предъявить. Хекматьяр естественно обвинил во многом Раббани, и дело, по слухам, дошло до боестолкновений в Пакистане, подавленных силами пакистанской армии. Сама пакистанская армия тоже чувствовала себя совсем неуютно: глава государства Мухаммед Зия Уль-Хак, начальник ИСИ генерал Ахтар Абдул Рахман Хан, начальник штаба бронетанковых войск погибли в загадочной авиационной катастрофе самолета С130, на котором они возвращались с танкового полигона, вместе с ними погибли несколько американцев, в том числе и посол. Официальной версии катастрофы — отказ двигателей никто не верил ни в народе, ни в армии, а с гибелью генерала Ахтара ушли в небытие горы компромата, которые он собирал по заданию президента на всех военных от полковника и выше. Где теперь этот компромат, как и против кого он может быть использован — о том ведал один Аллах. Начальником ИСИ стал генерал Хамид Гуль, бывший начальник пакистанской военной разведки, злейший враг генерала Ахтара, который, придя к власти в ИСИ начал кадровые чистки. Вполне возможно, что некоторые высокопоставленные военные послали начальника военной разведки в ИСИ для того, чтобы он все же нашел компромат, из-за которого многие не могли спать спокойно по ночам.
В восемьдесят девятом, во время летней кампании полным провалом закончилась попытка взять штурмом Джелалабад — столицу приграничной с Пакистаном провинции Нангархар, ключевой город на трасе Пешавар — Кабул и один из крупнейших городов страны. При отражении штурма были впервые массированно применены огнеметы РПО-А Шмель, которых моджахеды не имели, это привело к тяжелейшим потерям и моральному надлому моджахедов, участвовавших в штурме. Новое оружие было ужасно — в эпицентре взрыва человек сгорал до пепла и даже нечего было предать земле по положенному обряду.
Летняя компания восемьдесят девятого отчетливо показала, что Пакистан, а за ними с США[69]плюнули на все договоренности, которые были достигнуты в Швейцарии, в Женеве между советскими и американскими дипломатами о прекращении помощи с обеих сторон. Пакистан не только продолжал оказывать помощь — впервые за всю кампанию в восемьдесят девятом в Хосте и Джелалабаде в бой пошли целые подразделения пакистанской армии, в форме и с бронетехникой. До этого, что бы не происходило — Пакистан не осмеливался пойти на такое, понимая, что за этим может последовать удар советской армии по самому Пакистану, который пакистанская армия, до этого просравшая две индийские войны не смогла бы отразить. Теперь, когда советских войск не было, и когда новая попытка помочь Афганистану вызвала бы в мире взрыв недовольства — Пакистан вмешался в конфликт уже в открытую. Добиться, несмотря на приложенные усилия, удалось немного — был взят, наконец, Хост, который не имел уже никакого стратегического значения, и была попытка взять Джелалабад, окончившаяся поражением. Афганская армия, несмотря на все негативные процессы все же оставалась боеспособной, на стороне власти остались лишь те, кому терять было нечего, и кто намеревался стоять насмерть. Шел массовый набор женщин в отряды самообороны — женщины, позоря афганских мужчин брались за оружие, они знали за что они сражаются — за то чтобы не быть бессловесной скотиной в парандже. Кампания восемьдесят девятого года могла бы очень многое изменить — в том числе и историю всего мира — если бы не грызня, не прекращавшаяся даже под грохот орудий в партии НДПА, ставшей партией Ватан, Отечество.
Алим ничего этого не знал. Он надел принесенную с утра форму, новенькую, хрустящую — старая была вся изорвана и испачкана кровью, сделал несколько шагов по палате, отмечая, что дышать по-прежнему тяжело — как в палату с шумом открылась дверь, и ввалился полковник Саид Джан. Тот самый, которого он спас. Был он в штатском и встречал его, как встречают своих больных шурави — с сумкой, в которой что-то позвякивало.
— Алим, дорогой брат! Тебя приехал встретить, домой отвезти. Ни к чему больному на автобусе ездить. Это тебе. Пошли, дорогой, пошли. Будем кушать, будем отмечать.
Афганцы вообще много привычек переняли у шурави.
Вместе они спустились вниз, к Волге полковника — у него она была даже не служебная, а своя. Когда шурави уходили — немало всего оставили. Вот по рукам и разошлось. Шофера на сей раз с полковником не было, он усадил в машину Алима, сел за руль сам — и Волга вынырнула с больничного сквера, ловко влилась в суматошное кабульское движение.
Кабул изменился. Когда были шурави — было много машин, даже такси были — потому что было много бензина, его привозили сюда шурави. Сейчас бензин вздорожал неимоверно, у кого из частников были машины, те поставили их на прикол, не желая и дальше разорять свои тощие кошельки. Бензин выдавали по брони, и по спецталонам на заправках, оттого сразу начались спекуляции. Многие пересели на ослов, кто-то ходил пешком. На улицах стояла бронетехника, в открытую, солдаты из групп защиты революции с автоматами. До ухода шурави такого не было, Кабул считался тылом. Среди солдат из групп защиты революции было много женщин — и Алим вспомнил то, что вспоминать не хотел. Совсем не хотел.
— Куда мы едем, рафик полковник? — спросил он, чтобы справиться с воспоминаниями
