Гай Юлий Орловский - Высокий глерд

— Льстит, — признался я. — Да, льстит… Но не настолько, чтобы я назвал твоего ребенка своим и зажил с тобой семейной жизнью. Так что, дорогая, можешь обращаться во все инстанции, где найдешь полную поддержку, но я тоже ее найду… хотя бы в обществе защиты мужчин и животных.

— Дурак, — сказала она сердито, — неужели ты не хочешь подержать на руках младенца?

— Ты тоже не хотела, — напомнил я.

— Не хотела, — подтвердила она. — А потом вот вдруг… Или не вдруг, но теперь хочу. Могла бы подождать еще три года, обещают запустить линию искусственных маток, в колбах будут выращивать детей из наших яйцеклеток и ваших сперматозоидов… Но почему–то очень уж восхотелось по–старинному, самой.

— Атавизм, — сказал я авторитетно, — а ты была такая продвинутая.

— Не знаю, — ответила она, — но во мне пробудилось древнее материнское чувство.

— А вот мое отцовское еще не пробудилось, — отрезал я. — Пока я только массовый сеятель, как понимаешь, а не выращиватель каждого колоска в отдельности.

— Хорошо, — сказала она, — но ты подумай! Хорошо подумай и представь себе. Возможно, и в тебе пробудится то, чему пора пробудиться.

— Подумаю, — ответил я. — Будь здорова!

Я отрубил связь и в два клика занес ее номер в черный список, чтобы не могла связаться со мной даже с чужого мобильника или терминала.

В дом вернулся, напевая для бодрости:

— Я вернусь домой на закате дня. Напою жену, обниму коня…

Королева вышла из котельной, злая, как кобрища, услышала, поморщилась.

— Ну и нравы у вас…

— У нас демократия, — согласился я. — Конь тоже человек, у него теперь все конституционные права, может выставлять свои кандидатуру в мэры или президенты… К счастью, своим правом не пользуется.

Она спросила с недоверием:

— У вас кони…

— Не только кони, — объяснил я, — а и все живое!.. Нельзя же одним права дать, а другим нет! Это будет расизм и дискриминация, что недопустимо в нашем глупеющем обществе при умнеющих людях… Как там полоска?

Она отрезала зло:

— У вас другая магия! Моя не может ускорить этого зеленого червяка.

— Правда? — изумился я. — Тогда сядьте, отдохните, вы же умственно перетрудились, у вас от усилий

спина наверняка болит. Позвольте подложить вам подушечку…

Она поинтересовалась холодно:

— Зачем?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Слышал с детства, что принцессам нужно подкладывать под перины горошину, королей опахивают… э-э… опахалами, не знаю, что это, а королевам подкладывают подушечки… под спины или под жопы?

— Дикие у вас люди, — произнесла она с оскорбительным равнодушием, — но, к сожалению, я не могу повести и вас к правильной жизни.

Но подушечку, вырвав из моей руки, все же подложила под поясницу, тем самым подтвердив расхожую теорию насчет того, чем женщины думают.

Глава 13

Странный холодок коснулся моей души, если она у меня есть, как будто неясное предчувствие неприятностей.

Королева взглянула на меня и умолкла на полуслове. Я поднялся, холодок нарастает, я повертел головой по сторонам, а королева спросила тихо:

— Ты из Чувствующих?

Я буркнул:

— А это еще что такое?..

— Есть, — ответила она шепотом, — чувствующие опасность. По–настоящему, а не так, как многим кажется, что чувствуют…

— Не знаю, — ответил я тихо, — когда я был в Зачарованном лесу… что–то произошло. А еще три луны…

Меня выжало, как мокрую тряпку. Хорошо, альвы помогли, а то бы сдох. Вроде бы начал предчувствовать… э-э… неприятности.

Она покачала головой, не отводя от меня пристального взгляда.

— Все равно странно…

— У вас под тремя солнцами и лунами, — объяснил я, — выжили только те, у кого чувствительность к ним притупилась. А я из другого мира, я чувствительный! Толстокоже–чувствительный. У вас же тоже рождаются чувствительные, что либо мрут, либо становятся магами…

Я снова прислушался, она спросила быстро:

— Что чувствуешь?

— Опасность, — ответил я медленно, — только далеко. И… она не приближается. Хотя нет, прибли… нет, не приближается, просто смещается по кругу!.. По большому кругу.

Я запнулся, королева не спускает с меня взгляда и, судя по ее лицу, тоже поняла. Некто враждебный обходит по периметру землю, где находится мой очень скромный замок.

После долгой паузы она спросила, не выдержав королевского молчания:

— Ну?

— Ничего, — ответил я шепотом. — То ли унесло… ветром, наверное, то ли лег спать прямо у оградки. Почти ничего не чувствую…

Она проговорила со сдерживаемой болью:

— Только бы успеть вернуться!

Я сказал с сочувствием:

— Может, проще остаться? Если там переворот, вас казнят точно. И не топором на плахе, а как–нить осо

бенно красочно. Конями на куски, на кол или за ноги к деревьям…

Она ответила с силой:

— Моя жизнь ничего не стоит, важна только жизнь королевства!.. Мятежники ввергнут его в смуту, в гражданскую войну. Власть захватят в столице, но глерды на местах запрутся в крепостях и сохранят мне верность… А такая долгая кровавая война соседям на радость.

— Кто у них главный?

— У заговорщиков? — переспросила она. — Скорее всего, Тархантер… Недовольных много. Боюсь, могут перетянуть на свою сторону даже Роднера Дейнджерфилда.

Я изумился:

— Командующего армией? А он мне казался верным… Другое дело, все эти величавые вельможи…

Она покачала головой.

— У тех претензии и амбиции, но нет силы. Роднер не честолюбец, но он слишком воинственен. Он видит, что наше королевство богаче соседей, а для него это значит, мы сильнее и потому обязаны напасть!

— Странная логика, — ответил я. — Хотя понятная.

— Логика военного, — пояснила она. — Если можно напасть и победить, то, по его мнению, это нужно сделать!.. Правителей прославляют только победоносные войны. Я воевать не хочу, значит — никудышный правитель, который трусит, всего боится…

Я промолчал, ничего не поделаешь, мы пока еще только трансгуманисты, да и то не все, потому до сих пор миром или отдельной страной правит какой–нибудь мерзавец. Пусть даже не страной, а областью, городом, селом — дело только в масштабах. Потому и учат в истории имена и подвиги этих мерзавцев, что завоевывали города и страны, предавая все огню и мечу, будь это Ашурбани- пал, Атгила, Александр Македонский или Чингисхан.

Люди типа Рундельштотга и Строуда первые человеки, представляющие, как бы сказать, научную прослойку. И хотя из них ученые, как из шоколада гвозди, но в сравнении и по мировоззрению с правителями просто светочи гуманизма.

Холодок прошелся по затылку, опустился вдоль спинного хребта и пошел по спине прежде, чем я сообразил, что это вовсе не сквозняк из открытого сзади окна, а мое звериное ощущение опасности.

Королева сразу заметила, как изменилось мое лицо, хотя я вроде бы не пошевельнул мускулом, напряглась, привстала, злая и решительная.

— Экран, — произнес я, когда вспыхнул, уточнил: — Вид поселка… Та–а–ак… теперь мой дом и участок… Выше, еще выше!

Королева подошла ближе, я ощутил легкий запах духов, то ли это свой, то ли в ванной отыскала и сумела воспользоваться, женщины насчет таких дел умнее даже сусликов.

— Что–то опасное?

Я впился взглядом в экран, мелькнула мысль выбежать на крыльцо и рассмотреть подробнее, словно я дикарь какой, но подумал, что кому–то именно это и надо, сказал быстро:

— Увеличить изображение… Еще!.. Держать в центре этот неизвестный дрон…

Королева посмотрела на меня, как это посмел не ответить на вопрос самодержицы, снова на экран. А там укрупнилось изображение некрупного дрона, неспешно облетает мой дом, осматривая со всех сторон, потом поднялся выше, чтобы держать в объективе своих камер весь участок.

— Что у него на борту? — потребовал я.

Голос Ани Межелайтис, строгий и деловой, отчеканил:

— Не могу определить, там защита высокого уровня. Но, судя по размерам и передвижению, сканируются коммуникации по участку и в доме.

Я крикнул:

— Ты позволяешь сканировать дом?

Она появилась в левом окошке, брови обиженно вздернуты, в глазах обида.

— Я сказала, — уточнила она, — сканирует дом, но это у него не получится, а вот участок не защищен. Кто хочет, тот видит, где проложены кабели, где трубы водопровода, на какой глубине провода сигнализации…

— Эх…

Она напомнила едко:

— Я же предлагала все перевести на беспроводное.

— Надо было настойчивее, — буркнул я. — Ты то скандальная, а то как бревно. Ладно… Теперь поздно.

Королева поглядывает испытующе, вроде бы дура дурой, но вид такой, что все понимает. Женщины часто такими выглядят, даже когда мы говорим о когерентности трансцендентной функции релягастра, приводя нас в ступор.