Физрук-9: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
— Ты куда?
— Где тут у тебя удобства?
— На первом этаже, как спустишься, направо.
Через десять минут Философ возвращается. В спальне уже горит свет, постель разорена, а хозяйка дома ходит нагишом, подбирая разбросанную одежду. Никакой мужчины не смог бы оставаться равнодушным к такому зрелищу. Философ и не остается. Проходит еще немного времени и они встают, чтобы одеться и спуститься вниз. Проходят на кухню. Тельма варит кофе. Потом исчезает на десяток минут, чтобы вернуться уже вымытой, в банном халате. Философ наливает кофе и ей. И они пьют, ни о чем не говоря. Гость начинает опасаться, что так ничего не узнает об этой девушке, кроме имени. Теперь он видит, что лет ей около тридцати. Судя по акценту — эстонка, кожа белая, почти прозрачная, серые глаза, длинные белые волосы.
— Ты хоть понимаешь, с кем связался? — спрашивает Тельма.
— Ты о ком?
— Да вот об этом, губастом! Это же Генрих Соммер!
— Сынок инструктора горкома?
— Да.
— У Пауля Генриховича сын эстонский националист?
— А папаша, думаешь, лучше?
— Что ты имеешь в виду?
— Он же по молодости лесным братом был.
— Вот это новость… И что, все об этом знают?
— Не все. Я знаю. И отец мой знал, только доказать не смог.
— Умер?
— Его убили, а милиция убийц не нашла.
— Почему ты мне об этом рассказываешь? Я ведь завтра должен встретиться с Соммером-старшим.
— Ты не испугался его сынка.
— По незнанию.
— А если бы знал — испугался бы?
— Не знаю. Не всегда, когда меня били, я имел возможность бить в ответ, но когда случается такая оказия, своего не упускаю.
— Этим ты мне и понравился, Евграф.
— И поэтому ты привезла меня в свой дом?
— Считаешь, что я — шлюха?
— Да Господь с тобой!
— Тебе ли поминать Бога, философ!
Глава 16
— Что ты хочешь этим сказать?
Она бросает на столешницу брошюрку.
— Вот. Выпала из твоего кармана.
— Ну так мне ее инструктор дал для ознакомления перед моим завтрашним выступлением перед школьниками.
— Сволочь он! — презрительно цедит Тельма. — Сначала всучил тебе эту книжонку, а потом натравил на тебя своего сынка-фашиста с его бандой. Милиция забрала бы всех участников драки в отделение, там у тебя изъяли бы нелегальную литературу, а потом передали бы вместе с ней в КГБ.
— Мне бывать там не привыкать, — отвечает Философ. — Дважды срок мотал.
— Мотал?
— Отбывал наказание.
— И третий хочешь?
— Не хочу.
— Тогда откажись от завтрашнего выступления!
— Слушай, Тельма, а кто ты такая? — начинает злиться Философ. — Нет, девочка ты в высшей степени соблазнительная, но я никак не пойму, почему тебя так волнует моя судьба? Думаешь, что как честный человек я теперь обязан на тебе жениться?
— Я не собираюсь выходить замуж за старика.
— Откуда ты знаешь, что я — старик?
— Знаю. Я даже знаю, что эта книга тобой написана. А еще я видела у тебя на руке татуировку. Ты — кайман!
— Да, ты много обо мне знаешь и я теперь полностью в твоих руках.
— Я была студенткой, когда мне попалась в руки слепая копия твоего «Процесса» и читая его, я влюбилась в автора, ничего о нем, то есть, о тебе, не зная. А мне очень хотелось узнать. А так как мой покойный отец, Расмус Ильвес, был в войну полковником «СМЕРШ», то и я кое-чему от него научилась. Так что, когда ты в ресторане назвал себя, я уже знала, кто ты. А увидев татуировку, сумела завершить картину. Теперь я о тебе знаю все. Потому и не хочу, чтобы ты завтра выступал. Соммер приготовил для тебя ловушку. Двойную. Ее первая часть сегодня не сработала, значит, завтра сработает вторая.
— И что же мне делать? Бежать?
— Нет. У меня есть идея получше. Ты ведь в «Галактике» живешь?
— Да.
— Тогда поезжай сейчас туда. Поднимись в триста двадцатый номер. Постучись. Когда откроют, скажи, что ты от Тельмы Ильвес. Тебя пустят. Людям, которые там находятся скажешь следующее: «Инструктор горкома партии Пауль Генрихович Соммер — бывший солдат „Ваффен-СС“ из двадцатой эстонской войсковой дивизии. Участвовал в уничтожении узников трудового лагеря „Клоога“. А после войны, боролся с советской властью в бандитском подполье. Все материалы, изобличающие Соммера, собранные Расмусом Ильвесом, хранятся в надежном месте».
— Почему же ты сама не сделала этого?
— Не хотелось тратить донос попусту. Ждала случая употребить его на доброе дело.
— Соммер, конечно, мразь, я сразу это почувствовал, но никогда я не был стукачом.
— Стукачом? — снова переспрашивает Тельма.
— Доносчиком, — второй раз переводит с блатного на русский Философ. — Ты хочешь отомстить за отца, понимаю и поддерживаю, но мне не нравится, что ты пытаешься сделать это моими руками.
— Нет, это ты не понимаешь. Соммер не просто бывший эсэсовец! Фашисты бывшими не бывают. Он просто сменил окраску, но остался тем, кем был. В городе много подростков и молодых людей, для которых твой «Процесс» истина в последней инстанции. Они часто собираются вместе, устраивают закрытые фестивали и другие мероприятия. Так вот, Соммер затеял разгром этого движения, прикрываясь марксизмом-ленинизмом. Если его затея удастся, он сломает судьбы десятков ребят и девчат. В том числе — и твоей дочери. Остановить его — твой прямой долг. Я же даю тебе в руки самое надежное оружие.
— Я тебя понял, — смиренно произносит Философ. — Еду немедленно.
— Я с тобой!
— Хорошо. Поедем. Только, чур, за руль сяду я.
И вот они снова в машине. Философ ведет старую «Победу» куда аккуратнее. Они опять оказываются в городе, который глубокой ночью кажется совсем вымершим. Когда машина подъезжает к гостинице, его спутница говорит:
— Когда дверь приоткроется, покажи на всякий случай свою татуировку.
— Это еще — зачем?
— Думаешь, там совсем ничего про тебя не знают?
— Не думаю.
Покинув машину, Философ входит в вестибюль, кивает швейцару, поднимается на третий этаж. Двигается он нарочито неторопливо, поминутно останавливаясь и вглядываясь в свое отражение в зеркалах, что висят на каждой лестничной площадке. Наконец, он оказывается возле двери с табличкой «320».
«Люкс,
