Армагеддон. Книга 2. Зона 51 - Бурносов Юрий Николаевич
– Топчемся на месте, – сразу угас микробиолог.
– А вот это плохо.
Оба замолчали. Снаружи донеслось отдаленное пение. Два голоса нестройно и печально выводили:
– Дивлюсь я на небо та й думку гадаю:
Чому я не сокіл, чому не лтаю,Чому мені, Боже, Ти крилець не дав?Я б землю покинув і в небо злтав!Далеко за хмари, подалі від світу,Шукать собі долі, на горе – привіту,І ласки у зірок, у сонця просить,У світі їх яснім все горе втопить.Собственно, выводил только один голос, а другой подпевал что-то несусветное, умудряясь тем не менее иногда попадать в мелодию и в рифму.
– Это еще что такое? – удивился Синцов.
– Дружба народов, – сказал Гумилев. – Не обращай внимания, так надо.
С утра пораньше Гумилев выхлопотал у генерала Хардисти разрешение использовать вертолет за периметром. Генерал был вдохновлен результатами, полученными миссией академика Делиева, и даже не особенно спорил.
– Вот только проблемы с пилотом… – сказал он.
– Не беспокойтесь, господин генерал, пилот у нас имеется. К тому же я неплохо пилотирую сам.
– Замечательно! Но помните, вы делаете все на свой страх и риск. Лично я бы не советовал. В свое время мы потеряли там немало самолетов и вертолетов. На Закрытой Территории осталось слишком много различного оружия, в том числе «стингеры», самоходные зенитные установки… В результате пришлось свернуть гуманитарные программы. Эти безумцы сбивали даже беспилотники!
– Я знаю, господин генерал.
– В таком случае еще раз повторю: на ваш страх и риск. Командованию ПВО я дам указания, хотя они уже давно никого не сбивали – попытки перелета через периметр прекратились примерно через полгода.
Поблагодарив Хардисти, Гумилев отключился. Теперь нужно было все уладить с Магдоу.
Майор выглядел очень хорошо с учетом того, что вчера они с Грищенко пели часов до четырех. Как будто и не пил, подумал Гумилев, и только когда подошел вплотную, понял, что Магдоу держится нечеловеческим усилием воли.
– Доброе утро, сэр, – выдавил из себя майор.
– И вам доброе утро! Я только что разговаривал с генералом Хардисти, он разрешил использовать «Сикорский». С нашим пилотом.
– Я запрошу подтверждение, но уверен, что вы меня обманывать не станете… Ох…
Пошатнувшись, майор потер висок и тут же выпрямился, опомнившись. Видать, американцу было совсем худо.
– Что, плохо? – сочувственно поинтересовался Гумилев. Какой жестокий человек Грищенко, нельзя же так…
– Да, сэр, – признался майор. – Что вы делаете в таких случаях?
– Идите к Грищенко, он вам объяснит.
– Виктор? Но он, видимо, еще спит, сэр, и я не могу его будить… – начал было Магдоу и осекся. Грищенко в одних трусах делал возле своей палатки приседания и выглядел до омерзения бодрым. Поймав взгляд Гумилева, он приветственно замахал руками. Гумилев в ответ показал большой палец.
– Идите-идите, – поторопил он Магдоу. – Скажите Грищенко, что сегодня день отдыха, но пусть будет поаккуратнее.
– Да, сэр.
И майор зашагал к палаткам, слегка покачиваясь.
– Чего это он? – Решетников, совершающий утреннюю пробежку, притормозил возле Гумилева.
– Напился вчера. Вернее, Грищенко его напоил по моей просьбе.
– А зачем?
– Да теперь уже, получается, напрасно… Я рассчитывал, что мы втихомолку сможем использовать вертолет. По дружбе, так сказать. Нам же главное – взлететь, а за периметром никто контролировать машину уже не сможет… А тут Хардисти официально разрешил, зря поили бедолагу. Вот послал к Грищенке, пусть его похмелит. Сальцем угостит, у него даже соленые огурцы, по-моему, есть из домашней контрабанды.
– Все-таки выбил вертолет… – нахмурился Решетников, который был против перелета к Зоне 51 по воздуху.
– Константин Кириллович, а что делать? На машинах мы будем тащиться, как улитки. Притом второй «тигр» брошен на Территории, эвакуировать его бессмысленно, там все разбито. А брать машину у американцев нежелательно, даже если они раздобудут нам что-нибудь с аналогичным уровнем защиты.
– Мы потеряли Дербенева, – напомнил Решетников. – А если вертолет собьют?
– Да не собьют его. Почти два года – ну, хорошо, полтора, – в воздушное пространство над Закрытой Территорией никто не совался. После того, как там наколотили разведчиков и посбивали гуманитарные транспортники. За это время те, у кого остались средства ПВО, явно расслабились. Не думаешь ли ты, что они там несут круглосуточное дежурство? Ну, услышат вертолет, выскочит кто-нибудь со «стингером» или «джавелином»[14], если он под рукой… Пока глаза продерет, мы уже из зоны видимости выйдем.
– Твоими бы устами да мед пить, Андрей Львович. Хорошо, а как ты продумал возвращение? Насколько я помню, у этой модели «Сикорского» дальность полета – как раз до базы Неллис.
– Во-первых, это все же база ВВС, там можно найти топливо. Во-вторых, ты помнишь нашу задачу? Ты сам мне ее озвучивал.
– «Вы должны будете уничтожить Зону 51». Разумеется, помню.
– Вот именно, Константин. Не вывезти, а уничтожить. Именно для этого мы взяли с собой взрывчатку, которую сработали мои парни, и которая значительно мощнее гексогена, астролита и октонитрокубана. А когда мы выполним задание, тогда и будем решать, как выбираться.
Решетников молчал, глядя на носки своих кроссовок. По лицу стекали капельки пота.
– Может быть, мы хотя бы не станем брать полный состав группы? – предложил он.
– Нет. Перед тем, как уничтожить базу, мы должны ее осмотреть.
– Перед тем, как уничтожить базу, мы должны на нее проникнуть и, вполне вероятно, захватить, – поправил Гумилева Решетников. – Захватить с боем. И потом уже изучать то, что там находится.
– Вот потому нам и нужны все. Я понимаю, после гибели Дербенева настроения изменились. Но Дербенев виноват сам. Он нарушил инструкцию, и потому сейчас летит в цинковом ящике в Москву. Мне его искренне жаль, но, по-моему, только теперь люди поняли, что они не на прогулке. В каком-то смысле смерть Дербенева даже помогла. Во время операции каждый будет стараться выжить.
Решетников снова молчал. Думал, сопоставлял. Гумилев поискал глазами майора Магдоу, но не нашел – видимо, он уже проходил курс лечения в палатке Грищенко. Мимо с речевкой прорысили американские солдаты, на бегу отдав честь. Гумилев, памятуя давнее правило «К пустой голове руку не прикладывают», просто помахал ладошкой.
– Ладно, Андрей. Ты главный, тебе решать. Москва одобрит любое твое решение, иначе сюда послали бы другого. И все равно не перестаю тебе удивляться, уж извини. Зачем человек твоего положения, твоего уровня, твоего… достатка, что ли, играет в Индиану Джонса? Ты мог бы нанять профессионалов, рекомендовать кого-то другого. А ты сразу согласился.
– Видишь ли, Константин… – Гумилев замялся, формулируя то, что хотел сказать. – Видишь ли, меня попросил человек, которого я уважал, уважаю и всегда буду уважать. Но даже если бы попросил не он, я все равно полетел бы сюда. Я привык все делать сам. Даже то, что сам мог бы не делать – а я могу вообще ничего не делать, как ты верно заметил, при моем положении и достатке. Но если я посылаю людей туда, где им грозит опасность, я считаю, что должен быть рядом с ними. Например, в Арктике. Или в Сибири, когда исчезла моя жена. Мне не восемьдесят лет, я не инвалид, я сильный, тренированный мужик. Поэтому я здесь.
Решетников кивнул, соглашаясь.
– А знаешь, я сначала не хотел с тобой лететь.
– Почему?
– Да именно потому: положение, достаток… Ожидал увидеть этакого самодура, которому захотелось поразвлечься. Тебя многие таким считают, если вдруг не в курсе.
– В курсе, в курсе. Помню, как писал «Желтый экспресс», когда пропала Ева: «Человек, поменявший семейное счастье на деньги и акции». Надеюсь, ты был приятно удивлен?