Одиссея жупана Влада - Андрей Каминский
Поход Григория закончился лишь у стен города Тубакта – по сути лишь военного лагеря арабов, одного из тех, что воители аравийских пустынь основывали на захваченных территориях. Тогда до Карфагена впервые дошли слухи и о варварских союзниках империи – говорилось, что именно славянские наемники, ранее воевавшие на стороне арабов и хорошо знавшие слабые места основанного ими лагеря, сыграли важную роль в падении города. Последовавшие затем языческие зверства в иное время ужаснули бы ромеев, однако сейчас, озлобленные на арабов сверх всякой меры, они лишь приветствовали кровавые жертвоприношениям бесам, коим поклонялись славяне.
Тубакт стал крайним пределом восточного наступления Григория – дальнейшее продвижение с крайне растянутыми коммуникациями на хорошо укрепленный арабами Сиртий и дальше, на Киренаику, грозило серьезными потерями, способными превратить в ничто свершенные доселе победы. К тому же войско Григория понесло потери еще в битве при Суфетулле и не могло позволить себе сильных поражений. Поэтому, полностью разрушив Тубакт, Григорий отступил в Лептис Магна, где в сохранившейся городской базилике была с размахом отслужена праздничная служба, а войскам розданы подарки в виде дополнительных денежных пожалований от императора. Этими торжествами и завершилась кампания в Триполитании.
По примеру древних римлян патрикий, а теперь уже кесарь Григорий решил отпраздновать свою победу грандиозным триумфом. Торжество было приурочено к празднику Воскресения Христова, войдя в историю под именем «Пасахального триумфа».
С утра улицы Карфагена были запружены народом, собравшимся от городских ворот до самого императорского дворца – бывшей резиденции королей вандалов. Накануне торжества император выстоял вместе со своими приближенными пасхальную всенощную в лагере за стенами города, а утром же, после торжественной праздничной службы, войска, под звуки труб войск торжественно вступили в распахнутые ворота. Первым, на белом коне, ехал сам император Григорий в золоченых доспехах и пурпурных одеждах. Милостиво кивая выкрикивающим ему хвалу подданным, карфагенский кесарь, спешился в городских воротах, и опустился на колено на ковер из лепестков белых и алых роз, которыми горожане буквально усыпали весь путь следования парадной процессии - от крепостных ворот и почти вплоть до императорского дворца.
Навстречу коленопреклоненному императору вышел епископ Карфагенский Киприан – в полном облачении, присущем своему сану. Ликующая вокруг толпа притихла, осознавая торжественность момента.
-Во имя Всемогущего Господа, - начал епископ, - да благословлено будет имя раба Твоего, кесаря Григория, победителя нечестивцев, ради славы Христа Пантократора.
-Не нам, Господи, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей и истины Твоей, - в тон священнослужителю ответил император словами псалма. Кесарь снял с себя императорскую диадему, отдавая ее в руки епископа. Затем он отдал поводья коня телохранителю - и Киприан бросив беглый взгляд, едва сдержался от изумленного возгласа, сразу признав знакомый взгляд голубых глаз. В них тоже мелькнуло что-то похожее на удивление – Влад тоже сразу узнал старого знакомца. Губы предводителя наемников дрогнули в слабой усмешке, однако в следующий миг лицо славянина вновь обратилось в неподвижную маску языческого идола. Ведя в подводу коня, Влад двинулся за шедшим пешком Григорием, торжественно повторявшим слова очередного псалма.
За кесарем и его телохранителем грозной, блещущей сталью рекой текла победоносная армия. Впереди шли знаменосцы-бандофоры, с грозно развевающимися на ветру «драконами», рядом с ними шествовали аквилеферы или орнитоборы, несущие до блеска начищенных орлов, оставшихся еще со времен еще того, Истинного Рима. За ними следовали трубачи-букинаторы – и именно рев их труб, смешавшись с праздничным звоном церковных колоколов и радостными воплями тысяч горожан, знаменовал начало шествия имперского воинства. Первой, как и положено, шла гвардия – «кандидаты», императорские букеларии, эскубиторы и схоларии - все в полном вооружении, с развевающимися султанами на шлемах. Выставленная ими перед собой стена щитов пестрила ликами Христа-Пантократора, святых и Богородицы, а также черным имперским орлом в красном поле. Следом шествовали облаченные в кольчуги и ламелярные панцири всадники кавалерийских нумерий. Эти грозные «кентавры», основа мощи имперской конницы, виднелись издалека благодаря ярким плюмажам на высоких аварских шлемах. Шествуя в полном вооружении, они несли пики с разноцветными вымпелами, тугие «гуннские» луки и мечи-спаты в богато украшенных ножнах.
Вновь проревели трубы и на улицах Карфагена появились колонны пехотных нумерий, - коротко остриженные солдаты с большими щитами, украшенными замысловатыми значками и окрашенные в цвета их подразделений. Это шли грозные скутаты, в сражениях образующие первые линии боевого построения пехоты, в надраенных до блесках кольчужных доспехах и сверкающих на солнце шлемах, вооруженные копьями и мечами. А следом за скутатами – и тут на миг ликующие крики толпы сменило недоуменное, а порой и испуганное перешептывание, - шли незнакомые варвары со светлыми волосами и холодными голубыми глазами, живо напомнившие всем нового телохранителя императора. В их облачении не было единообразия, присущего остальным колоннам: данные воины одетые кто в арабские, кто в ромейские, а кто и вовсе в незнакомые доспехи, вооруженные мечами и боевыми топорами, выглядели чем-то донельзя чужеродным на триумфе христолюбивого воинства. Это впечатление усиливалось при виде развевающихся над воинами стягов с грубо намалеванными изображениями чудовищ и бородатых ликов неведомых богов. И ликующие, выкрикивающие хвалы остальным колоннам, горожане настороженно смолкали – мало кто решится бросить под ноги победителям свежие цветы, не говоря уже о том, чтобы, как делали ранее некоторые особо возбудившиеся горожане, пытаться протиснуться сквозь ряды оцепления протягивая воинам бурдюки с вином. Лишь немногие девушки, - из тех что, забыв о приличиях, уже посылали воздушные поцелуи вслед ромейским гвардейцам, - сейчас, хоть и вели себя куда скромнее, нет-нет, да
