Тайга (СИ) - Виктор Громов
Я подумал, что время для рыбалки не самое подходящее. Полдень. Солнце в зените. А рыба любит зори. Но… Юрка был так уверен в себе, что спорить я не рискнул. В конце концов, только благодаря ему у нас есть еда.
Парень ушел на берег, закинул снасти в лодку, столкнул ее в воду. Уже оттуда прокричал:
— А в-четвертых, я рыбу вам дармоедам ловлю! Понятно?
Это была победная точка. На это никто ничего не смог возразить.
* * *
Я поплыл с ним. Честно говоря, боялся жалоб и откровений. К такому я был не готов. Сложно выслушивать стенания того, о ком ничего не помнишь. Почти невозможно быть объективным. Но Юрка меня удивил. Он и не думал жаловаться и обсуждать случившееся тоже не стал. Был молчалив и задумчив.
Спиннинг у Юрки был непривычный, совсем короткий. Метра два с половиной, не больше. С прорезиненной ручкой. На удивление легкий и удобный. Я даже не подозревал, что в Союзе выпускалось нечто подобное.
— На блесну попробуем, — сказал мечтательно парень, — давно хотел, все руки никак не доходили.
От меня никакой помощи не требовалось. Я мог расслабиться и отдыхать. Юрка следил за поплавком, изредка менял место, пробовал разную глубину.
Я же просто откинулся на надувной борт, задрал лицо к солнцу и зажмурился. Когда еще удастся вот так позагорать? Противно звенели кровососы. Пищали, но не кусали. Шарахались от Колькиной вонючки, как черт от ладана. Я был благодарен неизвестным изобретателям чудо снадобья и немного жалел, что в наше его не делают. И почти задремал, убаюканный мерным покачиванием нашей посудины.
Взбудоражил меня восторженный вопль:
— Мишка, гляди!
— А?
Я, как ошалелый, подскочил. Над лодкой трепыхалась внушительная рыбина.
— Садок! Садок доставай!
Юркины глаза горели азартом. Его настроение передалось и мне.
— Кого поймали? — спросил я, судорожно пытаясь найти садок.
— Хариус! Видал, какой здоровенный?
Рыбина и правда была приличная. Навскидку килограмма два. Я аж причмокнул от удовольствия, упаковав ее в садок.
Юрка потер руки. Сменил приманку и вновь закинул крючок в воду.
— Теперь дело пойдет, — оповестил он.
Я уже не сомневался в его правоте, жалел только о том, что удилище одно. Мне тоже хотелось ощутить его в руках, отвлечься от проблем, отдаться любимому занятию…
* * *
Удалось поймать еще двух хариусов, а потом, как отрезало. Мы еще три раза меняли место. Выплывали на мелководье, заходили поглубже. Ничего. Я сидел и думал, что хариус — это, конечно, превосходно, но на настоящую уху не мешало бы наловить ершей. Десяточек хотя бы. Завязать в марлечку. Опустить в котелок и как следует прокипятить. Вот где и дух, и навар, и вкус. Вот где настоящий цимус! От воспоминаний аж рот наполнился слюной.
Я украдкой сглотнул, покосился на Юрку. Тот был задумчив и на меня не смотрел. Я опять предался мечтам. А потом в бульон этот положить благородную рыбу. Разделанную, нарезанную на крупные куски. Дальше… Дальше у всех был свой рецепт. Мне доводилось есть уху и с пшеном, и с картошкой, и без картошки, и даже с перловкой. Но в конце отец всегда добавлял с бульон пятьдесят грамм беленькой. Это было своего рода ритуалом. Мда…
— А помнишь, — голос Юрки заставил меня вздрогнуть, — как мы в ручьях гольянов ловили?
Черт подери, конечно, я не помнил, поэтому спросил:
— А гольяны — это кто?
Он вздохнул досадливо.
— Ах, да, ты же не помнишь. Рыбки это такие. Небольшие совсем, с ладонь.
Я удивился:
— Мы их ели?
— Нет, зачем? — Юрка усмехнулся. — Что там есть? Одни плавники и кости. У моей соседки, тети Нины, бройлеры были. Злющие, заразы. Она их в загоне из рабицы держала. Мы гольянов им носили.
Я откровенно изумился. Рыбу? Курам? Для чего? Юрка словно считал мое удивление.
— Знаешь, как они смешно едят?
Он отложил удилище, придавил, чтобы не уплыло, и показал.
— Ты им в загон рыбку кидаешь. Курица ее ловит, кладет на землю, перехватывает за хвост и подкидывает в воздух. А потом смотрит, какой стороной рыбеха падает. Если хвостом, то дает упасть и подбрасывает снова.
Получалось у него это так красочно, что я прекрасно представил себе, как куры кидают в воздух рыбок, как пытаются их ловить. Я даже рассмеялся.
— Вот-вот, — Юрка был доволен, — а если головой вниз падает, то куры подставляют клюв и раз, — парень сделал вид, что проглотил что-то большое. — И глотают. В одно движение. Целиком.
Я вытаращил глаза.
— Не веришь? — Юрка стал почему-то усталым. — А зря. Я правду говорю
Я верил. Я сам не знал, почему верил. Сейчас, всего на миг, исчез куда-то ершистый, язвительный парень. Юрка стал настоящим. Наверное, таким, каким Мишка знал его в детстве.
— И Наташа с нами всегда ходила на рыбалку, — сказал он совсем грустно, — она вообще везде ходила с нами. И в тайгу, и на реку. И рыбу ловила с нами наравне.
— Я верю, Юр. Я правда, верю. Мне самому жаль, что я этого не помню.
— Не о чем жалеть. — Он собрал спиннинг, кинул его на дно лодки и взялся за весла. Потом выдал то, чего я совсем не ожидал: — Почему все так быстро кончается, Мих? Не знаешь? Почему люди взрослеют? Нам было так хорошо тогда…
Глава 20
Юркины труды не прошли напрасно. Вечером ели восхитительно вкусного печеного хариуса. В шесть голосов восхваляли удачливого рыбака. Юрка млел, Юрка таял, Юрка задирал нос. Наконец, он не сдержался, выдал счастливо:
— Ну, кто-то еще думает, что я бесполезный человечишко? Кто-то может сказать, что от меня нет пользы? Я жду?
Тоха поспешно замотал головой, открестился:
— Черт с тобой, ради такого ужина я готов тебе все простить. Я даже готов терпеть твой характер.
Юрка выставил вперед палец, сказал важно:
— То-то же. И искать дорогу я с вами пойду. Не отделаетесь!
Санжай усмехнулся, махнул рукой. Мол, да кто же спорит? Иди.
Зиночка щедро подсыпала в огонь душистые травы, принесенные из тайги ребятами. Кровососы в ужасе шарахались прочь. Ухал филин. Плескала на озере рыба. В чашки был разлит травяной отвар с костяникой. Вкусный, ароматный, кисло-сладкий. Жизнь казалась прекрасной.
Очень быстро темнело. Зиночка напомнила:
— Наташ, ты обещала про бригантину спеть. Помнишь?
Получила в ответ довольную улыбку.
— Конечно, спою. Сейчас.
Юрка заранее захлопал в ладоши. Закричал в такт хлопкам:
— Просим! Просим! Просим!
К нему присоединился и Эдик. Я поразмыслил, решил: «Сколько можно быть букой?» И влился в общее веселье. Наташа вернулась счастливая, с румянцем
