Царская доля - Герман Иванович Романов
— Меншиков в плен попал к царевичу, участь была бы страшна, но государь Алексей Петрович обиды не вспомнил, как от него не раз перетерпел, и насмешки, коими его осыпали злорадно. Князь Василий Владимирович, мне письмо прислал, рассказал о том, как царь Петр немилосердно замучил брата его Михаила. И сотни жителей Твери умертвили по его приказу, не жалея монахов, старцев и убогих. Не оговор это — сам Меншиков о том поведал, как и рассказал о том, что старался царя смягчить.
Глаза Долгорукова зажглись огнем, старик сжал тонкими пальцами рукоять трости. Голос наполнился гневом:
— Мы, князья Долгоруковы служили ему честно, а он над нами не только глумы чинил, убивать бессудно принялся! Петр Алексеевич предлагает нам выбор свой сделать, от справедливости отказавшись, от церкви отлученный и анафеме преданный. Теперь я сам вижу, что за дела его грешные. Не умаляя подвигов и трудов его во славу державы Российской, мыслю, что нарушил он законы людские и божеские, и о том ему в лицо прямо скажу и смерти не убоюсь!
— Зачем напрасно свою главу на плаху класть, княже?!
Яков Вилимович Брюс вытер платком с лица выступивший пот — шотландцу нездоровилось. Тем не менее, последние дни он лихорадочно мотался по строящемуся городу, успевая сделать многое. Вести из Москвы, привезенные тайными гонцами, взбудоражили новую столицу. Все жители ясно осознали, что подвоза продовольствия больше не будет. Несмотря на выставленные караулы, каждый день по многим дорогам уходили людишки, выезжали дворянские возки и купеческие повозки. По дворам ходило страшное предсмертное пророчество, сделанное сестрой царя Петра Марьей Алексеевной, которую тот по своей обычной жестокости насильно постриг в монахини — «Петербурху быть пусту».
— А тебе тоже зачем умирать, Яков! Ведь царь быстро дознается, почто ты даже к осаде Шлиссельбурга не приступал! Так постреляли вы со свояком моим в друг дружку холостыми зарядами, на том штурм и закончился.
С Василием Петровичем Шереметевым Яков Федорович породнились, взяв в жены сестер князя Черкасского. Старик посчитал несправедливой, наложенную царем на свояка опалу, о чем не преминул сказать Петру Алексеевичу, за что был чуть не избит им собственноручно. Правда, через три месяца одумался, но Шереметевы на него затаили злость, которая сейчас и прорвалась наружу.
— В городе манифесты царя Алексея расходятся — многие считают его избрание Земским Собором справедливым. Спасением от зверств отцовских. А страдники в любой момент могут бунт начать, как солдаты и матросы — им ведь срок службы обещан семилетний. Ненадежны стали полки и команды, да многие дворяне задумались, тем паче сейчас, когда известно стало, что под Москвой случилось в одночасье.
— Знаю, все ведаю, — хрипло произнес старик. — Как царь Петр Алексеевич в город завтра приедет, прямо о том ему скажу. Пусть с сыном своим разговаривает — нечего свои беды на народ перекладывать. Али уезжает туда, куда похочет — и Смута тогда прекратиться. Все скажу — пожил достаточно, а умереть за правду теперь не страшно!
Брюс промолчал в ответ, но вот проскочившая по лицу гримаса сказала бы внимательному человеку о многом. Ведь несколько лет и он, и его супруга, находились в ближайшем окружении царевича, к которому потомок шотландских королей всегда относился с нескрываемой симпатией. И сейчас генерал-фельдцейхмейстер уже начал действовать в его пользу…
Глава 15
— Позвольте поздравить ваше царское величество с яркой победой, и полным установлением власти над своим государством!
Шведский посол барон Георг Генрих фон Герц сиял только что отчеканенным рублем. На Алексея смотрел как на старого знакомого, даже бровью не повел, что раньше «царь не настоящий» с ним беседы вел. Прожженный авантюрист, по глазам видно — пробы негде ставить.
— Еще не полной победы, барон — мои войска идут на Петербург, еще недели две пройдет, лишь тогда я твердо буду держать власть над всей страной! И я рад снова видеть вас, посол, и подтверждаю все прежние договоренности со своим братом Карлом, о коих мы условились в известное вам время, и в том месте, где они были.
После сказанных им слов, Алексею показалось, что барон незаметно вздохнул с нескрываемым облегчением, а с лица чуть спало напряжение. Все же, как не крути, но русский царь мог не моргнув глазом заявить, что ни сном ни духом не ведает о чем идет речь. Однако, на то есть разумная политика, чтобы достигать возможного между сторонами компромисса, исходя из реального положения дел, и даже больше того.
— Это так, ваше царское величество. Король Карл все это время проявлял обеспокоенность вашими делами, и приветствовал ваше законное возвращение на дедовский престол. Вот его собственноручное к вам послание, оно написано на шведском, но переведено на русский язык. И оба листа подписаны моим монархом.
Герц низко поклонился, букли парика качнулись, когда барон протянул бумаги. Алексей развернул листы, сломав печать, быстро окинул текст — так и есть, после торжественных «бла-бла-бла», пошло конкретное — барон Герц и кабинет-секретарь Карл Юленборг имеют право заключить мир с русским царем Алексеем, вторым этого имени, с королем Швеции Карлом, у которого двенадцатый порядковый номер. Соглашение может быть из многих статей, как «явных», так и «тайных» артикулов, не подлежащих оглашению.
«Приемлемо, но насчет Мекленбурга раньше речи не было. Но так как тут не говориться о захвате, а лишь о протекторате, как и над Голштинией, то принять можно. А дальше все как уговорились — шведская Ливония и Эстляндия с островами моя доля, Ингрия с Санкт-Петербургом и другими крепостями тоже. Карелию со всем перешейком сюда плюсуем вместе с Выборгом, и с небольшой округой вокруг него.
Зачет! Король не стал крохоборничать!
Согласен целиком и полностью — именно на Ништадтском мире были достигнуты именно эти результаты, но после морской победы на Балтике. Сестрица убитого короля уперлась, да еще Англия помощь ей посулила, но как водится у „островитян“, позже потом „кинула“. Барыши от торговли с Московией оказались для лондонского „сити“ куда весомей притязаний ганноверского курфюрста, что влез на аглицкий трон, примостив на нем задницу, и оттяпав при этом у шведов Бремен с Верденом — жирный такой кусок, я на карте посмотрел. Датчане его захватили и продали ганноверцам, вернее англичанам, для которых эти земли стали
