Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей
Оказалось, Куроедов заявку подал, взнос заплатил, а также выяснил, что жокею положена форма и картуз. Последнее нужно успеть пошить за оставшиеся дни. Цвет картуза и формы оговаривается отдельно. Можно поменять коня, жену (шучу), но не расцветку камзола. Она даётся один раз и на всю жизнь. Вот такие правила.
Как и было запланировано, дед выступит на скачках, а управлять конём на бегах Куроедов поручит своему крепостному Митьке Рыжему. Вроде пообещал тому вольную, если первым к финишу придёт. Насчёт первого места я сильно сомневался. Мы же ни разу не видели, как здесь скачки и бега проходят. Наверняка имеются нюансы и подводные камни. Куроедов лошадей тренировал хорошо. Мы помогали советами. Кони не должны пугаться ни громких звуков, ни аплодисментов, ни хлопушек и чего-то подобного. Но кто его знает, какие еще могут возникнуть сюрпризы? В общем, решили все оставшиеся десять дней заниматься разведкой, расспрашивать всех, кто видел соревнования раньше.
В идеале мы хотя бы на бегах хотели ещё устроить тотализатор. Не было подобного развлечения в это время. Кажется, русский люд всегда любил биться об заклад, но по какой-то причине на московских скачках и бегах ставок не делали. Вообще. Ни легально, ни подпольно. Предположу, что кто-то мог поспорить друг с другом, но глобального вложения денег на результаты заезда не было.
— Жаль, Голицын в Петербурге. С ним бы обговорить этот вопрос, — сокрушался Лёшка. — А если письмо с предложением написать?
— Напиши, — пожал я плечами. — И не забудь, как всё в это время медленно решается. В лучшем случае ставки официально начнут устраивать на следующий год.
— Поспорю с кем-нибудь, — оптимистично пообещал Куроедов. — А ежели выиграю, то пятьсот рублей дадут.
Далее мы перешли к обсуждению выставки в университете. Ректор нас помнил и не возражал, правда, наплыва посетителей не обещал. В отпусках студенты и преподаватели. Главное, что нам место выделили и денег много не взяли. Про то, что император мне запретил такого рода деятельность, мы деликатно промолчали.
Немного поволноваться пришлось через несколько дней, когда узнали о прибытии Николая I в Москву.
— Неужели к нашему батюшке? — не мог поверить я. — Или у государя какие-то свои здесь дела?
— Это мы с тобой циничные люди двадцать первого века. А народ в это время верит и чтит церковь, — ответил Лёшка. — Тем более пророчеств отец Нестор выдал с лихвой. У него репутация! Это, друг мой, наш самый роялистый рояль. За ним уже и кустов не видно.
Насчёт репутации батюшки я не спорил. Меня больше возмущало, что чиновники не просто записывали слова отца Нестора, но проверки устраивали и при этом бездействовали. Хотя дед считал, что некоторые события элементарно не могли предотвратить. Я же отцу Нестору тоже выдавал информацию скупо. К примеру, у нас было записано: «пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года» И всё! Кто же знал, что нам понадобятся подробности?
Предположу, что какие-то меры были приняты, но пожар случился. Дворец больше суток горел. Как потом разузнал Куроедов именно 17 декабря почуяли запах гари, нагнали народ, воду стали подавать, пожарный наряд дежурил. Все щели в подозрительном месте залили водой, и основной причиной пожара стало заполнение дымовых труб сажей.
Отец Нестор вещал прогнозы именно в таком виде, без указания причин, но с абсолютно точной датой. И пусть он свои пророческие способности полностью подтвердил, а толку с этого, считай, не было. Зато верили старцу Самарскому безоговорочно. Удачно мы такого авантюриста встретили и «прикормили» информацией. Об источнике своих предвидений отец Нестор умалчивал. Надеюсь, русские политики используют полученные данные, если не дураки.
Сотрудничество с батюшкой у нас было взаимовыгодное. Вот и на открытие выставки он должен прийти, тем самым делая её популярной. Я надеялся, что придёт не пара калек, а чуть больше народа. Заодно поторгуем. Куроедов договорился поставить на улице перед входом небольшой павильон с красками, спичками и теми справочниками, что у нас остались с прошлого года. Мою периодическую систему ещё печатали, а книгу Лизы только начали набирать. Этими источниками знаний вероятнее всего не успеем поторговать. К тому же скачки скоро, некогда будет отвлекаться.
Открыть выставку решили в воскресенье. Батюшка обещал подойти к двум часам пополудни. Вернее, подъехать. Куроедов доложил, что охраны у отца Нестора не меньше, чем у императора. Слишком много народа хочет получить благословение или услышать СЛОВО.
— Ой-ёй, будут у нас проблемы с возвращением домой, — покачал головой Лёшка, узнав, как охраняют отца Нестора.
— Главное, чтобы старец Самарский в Москве не остался, — обеспокоился Куроедов.
— Не должен, — кратко ответил я, полностью уверенный в этом, умолчав о том, что у батюшки нет информации о событиях 1839 года.
Я же ему выдавал это в виде своих снов и не всё сразу, дозированно. Так что в сотрудничестве новоявленный пророк заинтересован больше нас. Вернётся, никуда не денется, если хочет и дальше почивать на лаврах славы и известности. Ну вот как в нём это всё сочетается? Гордыня — один из грехов христианских, но отец Нестор делал вид, что его грех не коснулся и помогает он бескорыстно.
— Не забудет, точно приедет? — тоже начал волноваться Крендовский с утра в воскресенье.
Выставка выглядела печально, неудивительно, что художник переживал. Безусловно, картины мы развесили, часть закрепили на стендах по центру зала. Всё было приготовлено, объявление дано в газетах заранее, ещё плакатик перед университетом извещал об этом событии. Но толку было ноль. Даже ректор университета не стал смотреть, что там мы выставили.
Из профессоров приехал один Павлов и только по той причине, что мы лично прислали уведомление. Михаил Григорьевич с удивлением оглядел чистенький без посетителей зал и вежливо прошествовал к картинам.
— Старец Самарский прибудет освятить, — без особой надежды в голосе сообщил наш художник Павлову.
— А вы что же без учеников? — спросил я профессора.
— Так лето же, — ответил Павлов, подразумевая, что всё ученики разъехались. — Это чьи такие лошадки? — переключился он непосредственно на живопись.
Отца Нестора мы ждали и надеялись, что он за собой приведёт публику. И каково же было наше удивление, когда вначале в зал вошли военные. Не обращая на нас внимания, бравые хлопцы под руководством командира рассредоточились по залу. Офицер подошёл лично к нам, уточнил имена, сверил у себя со списком и выдал:
— Государь император прибудет в течение часа. Господин Павлов, вас нет в записи, покиньте зал.
Профессор, ошеломлённый внезапным появлением военных, безропотно
