Джип, ноутбук, будущее - Константин Константинович Костин
— Можно, отчего ж нельзя… — гладил его Руслан по голове.
С другой стороны — кроссворды придумали бы позже и не в России. И дело даже не в приоритете, а в том, что вот этот мальчишка, грезящий о морях, получит лишнюю копейку и сможет исполнить свою мечту, стать моряком.
— Знаете, про что этот кроссворд будет? Про Америку. В честь Ани. Может, она его увидит — ей будет приятно… на небесах.
— Так, стоп. На каких еще небесах?! Аня не умерла, с ней все в порядке… должно быть. Так что, — Руслан взял мальчика за плечи, — Отставить панику на корабле!
— Есть отставить панику на корабле! — Володя бледно улыбнулся.
— Вот. Другое дело. Моряки стойко переносят все тяготы и лишения службы.
— Думаете, я смогу быть моряком?
— Конечно, сможешь!
Кстати, интересно…
— Володя, а как твоя фамилия?
Забавно, но за полгода знакомства Руслан так и не поинтересовался этим вопросом. Володя и Володя. Других знакомых володь у него все равно не было, так что и различать их по фамилиям нужды не было. Может, он в будущем станет каким-нибудь знаменитыми капитаном или…
— Трибуц, — шмыгнул носом мальчишка.
Адмиралом.
Руслан еще раз посмотрел на него, как будто видел в первый раз, но он понятия не имел, как выглядел адмирал Трибуц. Он и имя-то это знал, потому что на корабле с таким названием на Тихом океане плавал… не бабушка, как у кота Матроскина, а одноклассник.
— Знаешь что, Володя… Я, конечно, не пророк и будущее знать не могу…
Ха-ха три раза.
— …но, сдается мне, ты не просто станешь моряком. Ты станешь самым настоящим боевым адмиралом. И твоим именем назовут корабль.
— Какой? — Володя снова улыбнулся.
— Большой противолодочный.
— За лодками охотиться? — мальчишка явно обиделся.
— Да. За подводными. Они будут целыми стаями сновать под водой и наши корабли топить, а корабль с твоим именем будет топить их. Целыми стаями.
Глава 33
Грустный день — Восьмое марта. Потому что единственные люди, которых ты мог — и хотел бы — с этим праздником поздравить, находятся там, добраться куда ты не имеешь никакой возможности. И, хотя сегодня на календаре — уже четырнадцатое, мысли о том, что, первый раз за всю их семейную жизнь, международный женский день отмечался порознь, вгоняли Руслана в черную тоску. Даже особо не объяснишь никому причину тоски — международный женский день, если и существует в текущем времени, то наверняка только как узкий праздник феминисток и социалистов — он не помнил, кто точно его изобрел, вернее, в различных источниках назывались разные версии. Если сайты в интернете, конечно, можно назвать источниками, ибо до родниковой чистоты им очень и очень далеко.
Руслан тоскливо посмотрел в темнеющее окно. После исчезновения из квартиры Юли и Ани он просто начал жить на работе, в мастерских Фрезе, загружая себя чертежами и расчетами и заглушая острую, как красный перец, тоску… Перец-то, с чего, интересно, вспомнился? Никогда не любил, вроде…
Лазаревич вздохнул. Увы, сегодня было воскресенье, поэтому отвлечься работой возможности не имелось. А других возможностей отвлечься не наблюдалось. Алкоголь, наркотики, развратных женщин — не предлагать. Все вышеуказанное чревато подорванным здоровьем, а в случае развратных женщин — еще и травмами, когда Юля об этом узнает. Поэтому все, что он сегодня себе позволил — вышел на улицу, поймал извозчика и долго катался с ним по улицам, разглядывая толпы прохожих, катящиеся туда-сюда повозки, трамваи и немногочисленные автомобили, вывески ресторанов, окна домов — да все, на что упадет глаз.
* * *Небольшие вагончики трамвайчиков, бодро пересекающие Неву по рельсам, уложенным прямо на лед. Как гласила гордая вывеска на будочке над которой гордо реял бело-сине-красный триколор, стоимость «электроперевоза» составляла три копейки. Руслан вспомнил, что в начале зимы видел, как укладывали эти рельсы и мысленно пошутил, что по ним пустят трамвай. Оказывается, не пошутил…
Мозговыносящая вывеска «Жоржъ Борманъ» — французское имя, немецкая фамилия, написанные русские буквами, да еще и с ерами. Чего ж тогда не «Жакъ Мюллеръ»?
Необычная конструкция в окне одного из домов — три полочки, на которых разместились восемь горшочков с цветами, на верхней — один, на второй — четыре и на нижней — три.
Заготовка речного льда прямо посреди города — тут тебе Академия художеств, а напротив — хмурые мужички в полушубках и треухах рубят пешнями лед, глыбы которого вывозит усталая лошадка, впряженная в сани. Холодильников еще нет, а если и есть — в широкую продажу они не поступают, дорого.
Статуи античных то ли богов, то ли мудрецов на Исаакиевском соборе, присыпанные снегом. Казалось, что статуи зябко кутаются в тоги и тихонечко матерят того умника, который догадался нарядить их в одежды, предназначенные для теплого Средиземноморья, а не для ледяной Гипербореи.
* * *Поездка приподняла настроение, да что там — Руслан просто физически ощущал, как растаяла впившаяся в сердце игла тревоги и беспокойства — он выпрыгнул из саней у подъезда своего дома… или парадной? Впрочем, здесь это, кажется, называется «парадный подъезд», так что москвичам и питерцам двадцать первого века просто не удалось бы начать дискуссию.
Интересно, вон те сани, проехавшие мимо и притормозившие у соседнего дома — это просто так сани, привезшие клиента, или агенты охранки, пасущие его? А вон тот неторопливый прохожий — не горохового ли у него цвета шуба, выражаясь эзоповым языком текущей реальности?
Руслан сомневался в своих способностях уловить, следят за ним или нет. Может и не следят. А может — подозревают в том, что это он каким-то хитрым образом все же спрятал жену с дочкой, чтобы выбить из рук охранки возможность шантажа, и таки следят за ним, выжидая, пока он бросится на встречу к родне, путая след и неумело проверяясь у витрин. А может — это всего лишь приступ паранойи, и никто за ним не следит, потому что работает с ним не вся охранка, а всего лишь один ссу… не совсем лояльный ее сотрудник, возможности которого все же небезграничны.
Кто знает… Кто знает…
* * *Поездка, конечно, улучшила настроение, но, к сожалению, ненадолго и его опять начало накрывать тоской. Лазаревич посмотрел на пепельницу, и без того полную мятых бумажных гильз, и решил, что как релаксант папиросы, конечно, хороши, но он все же хотел дожить до встречи с женой и дочерью, не загнувшись от рака легких, аки ковбой Мальборо.
Он покрутил в руках папиросу, понюхал табак и понял, что теперь не знает, раздражен он из-за ситуации с семьей или из-за никотиновой ломки.
Курение — зло.
На