Оперативный простор (СИ) - Дашко Дмитрий Николаевич
— Тогда договорились. Да, ты что-то хотел сказать, прежде чем мне стало худо. Теперь я пришла в себя и готова слушать, — вскинула подбородок сестра.
Глава 29
Я слегка замешкался, всё ещё не понимая, какую линию поведения предпринять, что и как сказать Кате. И в каком-то порыве отчаяния решил, что пока промолчу о том, где сейчас находится Катин муж.
Я конфузливо, словно пойманный с поличным, улыбнулся.
— А ты точно в состоянии разговаривать?
— Я же сказала, что мне стало лучше. Что тебя интересует, братец?
— Да так… я хотел с тобой немного поговорить о Зинаиде Хвылиной, — промямлил я.
— О Зинаиде, — Катя помрачнела. — Что ты хочешь знать, Жора?
— Желательно всё. Тебе ведь говорили, что это она дала показания против Александра?
Катя кивнула.
— У меня есть все основания полагать, что она соврала. Теперь я хочу понять, почему.
— Но ведь можно пойти и узнать у самой Зины, — удивилась Катя.
— Если бы всё было так просто, — пробормотал я.
— Что? — вскинулась Катя.
— Ничего, мысли вслух, — пояснил я, решив, что умолчу и о её странной смерти. — Просто думаю, что она настолько завралась, что вряд ли расколется. Для неё это слишком опасно.
— Давай я накормлю тебя ужином, а потом мы поговорим о Зинаиде. Предупреждаю: мы не были близки, так что многого я тебе сказать не могу, — предложила сестра.
— Хорошо, — легко согласился я. — Ужин был бы весьма кстати.
— Тогда подожди немного, я разогрею.
После того, как я расправился с ужином, Катя помыла посуду, убрала её и села рядом со мной. У неё был такой милый и беззаботный вид, что меня снова кольнул острый приступ угрызения совести и страха за её будущее. Оба этих чувства вступили в схватку между собой. Внутри меня словно проворачивали зазубренный кол.
Я снова понял, что очень-очень люблю сестру и не смогу причинить ей боль.
Ещё час назад выложил бы ей всё как на духу, а сейчас просто не мог.
Рано или поздно правда всплывёт, я превращусь в глазах Кати в лжеца и подонка, но я решил поставить на карту всё, что у меня есть, и победить, пусть даже не понимая, как я это сделаю.
— Катя, огромное спасибо за вкусный ужин!
— Рада, что тебе понравилось, братец, но подозреваю: всё дело в том, что ты был зверски голоден и уплёл бы за милую душу даже сваренную подошву, — улыбнулась сестра.
— Не наговаривай на себя, — в тон ей ответил я. — Если не против, вернёмся к тому, с чего начали — расскажи мне про Зинаиду Хвылину.
— Наши семьи не дружили, и Зину я знаю постольку поскольку… Виделись совершенно случайно на торжественных вечерах, которые устраивались на работе у Александра. Начальник военшколы Слыщёв хотел сдружить преподавательский коллектив и потому просил, чтобы все приходили с супругами. Сначала была торжественная часть — официальные речи, выступления докладчиков и всё такое, потом всех приглашали к накрытым столам, играла музыка, были танцы… — Катя мечтательно зажмурилась.
— Продолжай, — попросил я.
— Слыщёв узнал, что Зинаида — поэтесса, попросил прочитать стихи. Зина выступила, разразился страшный конфуз — вечер был в честь годовщины Октября, а стихи были о кладбище, надгробных памятниках и прочей жути. Комиссар военшколы аж позеленел. Ей из вежливости похлопали, но больше Зину выступать не просили, — усмехнулась сестра.
Я понимающе кивнул.
— А как к ней вообще относились?
— За всех не могу сказать, но Саша полагал, что у неё не всё в порядке с психикой. Мужчины её опасались и старались держаться в сторонке.
— Она что — такая страшная?
— Что ты! — усмехнулась Катя. — Наоборот, она внешне весьма привлекательна, но эта странная манера всегда одеваться во всё чёрное, словно вдова… быть может, она как будто предчувствовала, что совсем скоро потеряет мужа. Просто её наряды и поведение отталкивали от себя.
— Хвылин любил жену?
— Он не любил никого, кроме себя. Поговаривают, что он взял её в жены только потому, что Зина была наследницей богатого состояния. Правда, почти всё они растеряли ещё до октябрьского переворота…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Революции, — машинально поправил я.
Меня всегда раздражало, когда октябрьскую революцию 1917-го года называли переворотом, пусть я и был в курсе, что сначала и большевики называли её так.
— Революции, — легко согласилась она. — Хвылин был ужасным мотом, спустил практически всё ещё до того, как большевики взяли Зимний.
— Я знаю, что они, в отличие от вас, не ютились в коммуналке, а снимали жильё — то есть что-то от прежних богатств в семье осталось?
— Если осталось, то самую малость. Не знаю, смутит ли тебя, но поговаривали, что в последний год Хвылин стал кем-то вроде альфонса — надеюсь, тебе не надо растолковывать значение этого слова?
— Не надо. Альфонс — мужчина, который находится на содержании у женщины, паразит, который тянет из неё все соки.
— Так и есть. Но при этом он всё равно любил просто поволочиться за женщинами.
— И что — действительно был такой неотразимый? — с мужской ревностью спросил я.
— Красавцем его точно не назовёшь. Но он умел говорить, умел ухаживать и знал, как расположить к себе даму. Как тебе известно, он пытался приударить за мной, но я сразу поставила наглеца на место.
— Ты молодчина, Катя! — похвалил я. — Александру с тобой повезло.
— А мне повезло с мужем, — гордо сказала сестра.
— Как Зинаида относилась к его изменам? Извини за такой вопрос, но я сомневаюсь, что она находилась в неведении.
— Она знала о его неверности. Мы, женщины, чувствуем это душой. Но мне кажется, она с этим смирилась: Хвылин не собирался её бросать, не удивлюсь, что он по-своему продолжал её любить. Просто ему было мало одной женщины.
— Да, такие мужчины существуют, — подтвердил я.
— Ты так много меня спрашиваешь — позволь и мне задать тебе вопрос? — лукаво усмехнулась сестра.
— Конечно.
— Я видела комнату, в которой ты живёшь… Ты ведь до сих пор один. Почему, Жора?
— Всё очень просто, Катя, я не нашёл ту, что мне нужна, и которой я тоже буду нужен, — сказал я.
И найду ли ещё?
После смерти любимой я вдруг осознал, что никто не сможет заменить мне её. Были несколько случайных романов, которые не закончились ничем. Должно быть и те женщины, которые попались мне на пути, быстро понимали это и потому исчезали из моей жизни без скандалов и бития посуды. Хотя я знал, что Даша прекрасно поняла меня, если бы я стал жить с другой. Скажу больше: дочь даже несколько раз пыталась меня познакомить, но… мне никого не было надо, кроме так рано оставившей меня любимой с простым и красивым именем Настя.
— Дурачок! — ласково усмехнулась Катя. — По-моему, ты просто никого не ищешь. Рассчитываешь, что любовь свалится на тебя сама собой?
— Я ни на что не рассчитываю, я просто живу. Надеюсь, что сполна ответил на твой вопрос. Дозволь мне снова вернуться к роли следователя.
— Дозволяю.
— Ты сказала, что Хвылин жил за счёт других женщин. Для него было важно — замужем они или нет?
— Думаю, что всё равно.
— Кхм… Ну, а ты знаешь кого-нибудь конкретно?
— Нет, настолько далеко мой интерес к личности Хвылина не заходил. Я игнорировала сплетни.
— Жаль, — вздохнул я и, заметив, что Катя зевает, отвернувшись и деликатно прикрыв рот ладошкой, добавил:
— Ладно, последний вопрос и идём на боковую.
— Что ты! Я готова отвечать столько, сколько нужно! — возмутилась Катя.
— Ну пока я узнал практически всё, кроме одного: были ли у Зинаиды Хвылиной подруги?
Катя задумалась.
— Ну… из наших она более-менее общалась с женой начальника военшколы Елизаветой. Не уверена, что их отношения можно было назвать дружбой, но я видела несколько раз, как они о чём-то шептались между собой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Значит, Елизавета Слыщёва может знать о ней больше других, — задумался я.
— Тебе обязательно стоит с ней переговорить. Кстати, она тоже работает в военшколе, как и её муж.