Евгений Бенилов - Тысяча девятьсот восемьдесят пятый
В кафе Эрик попал только с третьего захода — в «Московском» и «Космосе» не было мест, так что ему пришлось тащиться пешком почти до самой Пушкинской — в кафе «Север». Он сел за столик на втором этаже, подозвал пожилую официантку с острыми бегающими глазами и заказал шампанского и мороженного. Играла музыка, на небольшом пятачке посреди зала толкались парочки. Кругом порхали девушки — на высоких каблуках, в красивых праздничных платьях, с вычурными прическами … Эрику стало обидно — почему он один?… Почему с ним нет девушки?… Чем он хуже остальных?!… Отказавшись от самоубийственной идеи позвонить Светке, он стал смотреть по сторонам, но, как назло, все дамы были с кавалерами. Тут официантка принесла его заказ, что на время отвлекло Эрика от переживаний … однако, когда уровень шампанского в бутылке опустился до половины, то ощущение бесцельно прожитой жизни вернулось с удвоенной силой — и даже необыкновенно вкусное мороженное не могло изменить этого горестного факта! Он почувствовал наворачивающиеся на глаза слезы и немедленно хватил полный фужер шампанского …
Начиная с этого момента, время почему-то ускорило свой ход — ускорило настолько, что Эрик не всегда поспевал следить за разворачивавшимися в его присутствии событиями. Люди шевелились чересчур быстро, музыка звучала чересчур громко и даже скатерть на столе постоянно съезжала наперекосяк! Чтобы абстрагироваться от суетливой действительности, он откинулся на спинку стула и стал созерцать висевший на стене плакат, изображавший сверхзвуковой бомбардировщик, гигантский молоток, коня и двух обнаженных колхозниц. Подпись гласила: «Победа в воздухе куется на земле» … что бы это значило?… От разглядывания плаката у Эрика закружилась голова и заслезился правый глаз … но тут он приметил полную блондинку — как раз в его вкусе, одиноко сидевшую за угловым столом. Спотыкаясь о стулья и натыкаясь на людей, он пересек кафе и пригласил ее танцевать — но та отказалась. «Вы понимаете, что тем самым разбиваете мое сердце?» — строго спросил ее Эрик. «Нет … то есть да.» — отвечала жестокая блондинка, испуганно озираясь по сторонам.
Он гордо вернулся за свой столик, а через минуту к нему подступили три усатых молодых человека непределенно-южной национальности — то ли азербайджанцы, то ли албанцы. «Ты зачэм нашу дэвюшку оскоробыл?» — допытывался наиболее усатый из троих. «Какую дэвюшку? — невинно удивился Эрик, — Как оскоробыл?» «Ты нам дурака нэ валай! — настаивали усачи, — Толко это мы в туалэт отошлы …» Что именно ему инкриминировалось, Эрику узнать не довелось, ибо южане, внезапно прервав разговор, растворились на втором плане. «Если они к тебе еще раз приебутся — скажи нам! — пробасил здоровенный детина с расплющенными боксерскими ушами, незаметно подошедший сзади, — А то ишь обнаглели … будто у себя в Чуркестане!» «Спасибо большое! — растрогался Эрик, — Но вы за меня не беспокойтесь … я их и сам могу … — он сделал для значительности паузу, — Я ведь чемпионом Москвы по боевому самбо был … самого Зангиева в финале победил!» «Ну ты, парень, даешь! — расхохотался здоровяк, — Самого Зангиева, говоришь?» «Да. — скромно подтвердил Эрик, гордясь произведенным впечатлением. — Я его на третьей минуте р-раз!… ну, он и того … упал, значит …» Отсмеявшись, детина удалился за свой столик и стал оживленно рассказывать что-то своим друзьям. «Девушка! — позвал Эрик официантку, — Принесите мне, пожалуйста, еще шампанского!» «А не хватит ли вам, молодой человек?» — с сомнением в голосе поинтересовалась та. «Если бы хватало, то я бы у вас не просил!» — снисходительно, как ребенку, объяснил Эрик.
Из «Севера» его выставили в половине двенадцатого — сказали, что шампанского больше не дадут … а мороженного он уже не хотел и сам! Некоторое время он стоял на тротуаре, борясь с непонятно чем вызванным головокружением, затем двинулся по улице Горького в направлении центра. Снегопад кончился, но дул пронизывающий ветер; редкие прохожие закрывались от холода воротниками шуб. Эрик дошел до Манежной площади, собрал волю в кулак и твердо, не шатаясь, вошел в метро (служительница проводила его подозрительным взглядом, но ничего не сказала). Изнуренный сделанным усилием, он окончательно потерял концентрацию внимания и, оказавшись в вагоне, уснул. Его последними осмысленными действиями были: 1) завязывание тесемок ушанки на мертвый узел под подбородком и 2) переложение бумажника из бокового кармана во внутренний.
События следующих полутора часов сохранились в памяти Эрика не в виде непрерывной линии бытия, а как отдельные, не связанные друг с другом эпизоды, утопавшие в океане неизвестного. Сначала его нивесть как занесло в тупик для ночевки поездов на станции Бибирево. Служители извлекли его из вагона и отвели на платформу, в процессе чего выяснилось, что на профессиональном жаргоне уезжающие в тупик алкаши именуются «скотами». Следующий просвет произошел на неопределенной станции — Эрик обнаружил себя посреди платформы, стоящим в согнутом положении над урной, с руками, упертыми в колени. «Что я собирался делать?» — понедоумевал он вслух, но ответа не получил. С трудом держась на ногах, он ввалился в очень кстати подошедший поезд и куда-то поехал … И, наконец, он обнаружил себя прислоненным к стене на Площади Свердлова. «… вы русский язык понимаете, молодой человек? — раздраженно выговаривала ему служительница, слегка ударяя по щекам свернутым в трубку целлофановым пакетом, — Не будет сегодня поездов … на такси езжайте!» «Ну хорошо, хорошо … — слабым голосом отвечал Эрик, — … сейчас поеду. Вы только не наскакивайте на меня так!» Он с трудом оторвался от стены и нетвердыми шагами направился к эскалатору. Служительница повернулась к расположенной поблизости урне и стала хлопотливо вытаскивать из нее целлофановый мешок с мусором.
Следующее действие Эрика было не результатом тщательно подготовленного плана, а, скорее, озарением свыше. Убедившись, что внимание служительницы целиком поглощено урной, он на цыпочках перебежал на другую сторону платформы и спрятался за колонну. Прошло несколько минут, в течении которых он яростно боролся со сном … потом раздался громкий щелчок, и Эрик оказался в кромешной темноте. Не мудрствуя лукаво, он вытянулся лицом вниз на жестком мраморном полу и провалился в забытье. -
31 декабря
Справа от железнодорожной линии темнела гуща леса. Слева — простиралось распаханное поле (темно-коричневые куски почвы жирно блестели в увядающем дневном свете). Серые сумерки быстро опускались на землю, поглощая оттенки … потом цвета … и, наконец, звуки, запахи, чувства и ощущения …
Эрик шагал по шпалам … куда и зачем — он не знал. Спереди и сзади от него рельсы стягивались в точку. Что-то пассивно угрожающее — ни то животное, ни то человек — следовало за ним вдоль опушки, никогда не появляясь на открытом пространстве между лесом и железной дорогой. (Эрик чувствовал … нет, знал!… что это существо ждет удобного случая, чтобы его убить.) Низкие серые облака беспорядочно неслись по нависавшему над головой осеннему небу. На тускло-блестящих рельсах выступили капли росы.
Наконец, становилось совсем темно. Эрик то и дело спотыкался о шпалы. Пассивно опасное существо кралось теперь совсем близко к железной дороге — покровы темноты придали ему смелости. Поднялся ветер, отовсюду раздавались пугающие шумы … шорох кустов?… скрип веток?… Эрик ускорил шаг, но шорохи не отставали … Что-то холодное хлестнуло его по лицу — верно, сорванный ветром с дерева лист. Невидимая в темноте, над головой резко прокричала какая-то птица.
А потом Эрик (непонятно откуда взявшимся наитием) понимал, что желавшее его убить существо — не животное, а человек … Человек В Сером Костюме!
* * *Вздрогнув, Эрик перевернулся на спину и сел. Где он?… Почему кругом темно?… Может, он еще не поднял век?… Он изо всех сил зажмурился, потом широко распахнул глаза — разницы не было … о чем это говорит? Откуда-то издалека доносился тихий неразборчивый шум … ни то музыка, ни то чей-то шепот. Эрик осторожно ощупал окружавшее его пространство и понял, что сидит на холодном каменном полу … он, наверно, в метро! Теплый сквозняк легонько коснулся его лица.
Нестерпимо болела голова … боль пронизывала череп от виска до виска, как вольтова дуга, иногда перезамыкаясь на макушку или затылок. Язык распух и заполял весь рот без остатка. Бессвязные видения вчерашнего дня стали медленно оживать в памяти: путешествие по канализации — сберкасса — еще раз канализация — аннетина квартира — пивной бар — кафе «Север» — хаотическое блуждание по метро — пьяное забытье на полу станции Площадь Свердлова. Эрик попытался развязать тесемки ушанки, но потерпел неудачу. Да … он, должно быть, находится на Площади Свердлова. Он ощутил резкий укол беспокойства и сунул руку во внутренний карман дубленки — пистолет, глушитель и бумажник оказались на месте. Слава Богу!… Самоубийственное безрассудство его вчерашней эскапады ударило в голову пульсирующей болью и приступом лихорадочного сердцебиения: надрался и уснул на полу в метро … идиот!! Каким чудом это сошло ему с рук?!
