Андрей Ерпылев - Мавзолей для братка
Жора сжал ладонями виски.
– Что с вами? – всполошился король. – У вас нездоровый вид. Для явившегося с того света, конечно, сойдет, но все-таки…
– Я должен прилечь… – пробормотал наш герой, почувствовав вмиг, как все мысли разбегаются из головы вспугнутыми тараканами, и встал, нащупывая на груди «хрономобиль». – Вы правы: мне нездоровится…
– Естественно, мой друг, естественно! – участливо поддакнул король. – Я вот тоже, помнится, лет десять тому назад на охоте врезался на полном скаку в дуб и слег в постель на целую неделю! Сейчас распоряжусь, чтобы вам отвели отдельную палатку и не беспокоили. Куда же вы?
– Я отлучусь на минуту… По естественным надобностям.
– Конечно, конечно! Отхожие места обозначены флажками: мое – королевскими лилиями, высшей знати – испанскими цветами, остальных – австрийскими. Для смеху, естественно… Мы же все-таки в военном походе – не на прогулке. Так что выбирайте любое, милости просим! Кстати, – донесся голос короля до Жоры, уже проделавшего все манипуляции для прыжка во времени, а теперь и в пространстве (дорожка накатана). – Исчезая в прошлый раз точно так же, по-английски, вы просили меня сообщить вам при случае пару слов: «Помни о коте». Не подскажете, о каком коте идет…
Арталетов хотел было прервать процесс, чтобы расспросить венценосного друга поподробнее, но дело уже было сделано…
21
– Что такое суперскорость?
– Показать себе фигу в окно с девятого этажа, сбегать вниз и успеть увидеть.
Известный анекдот«Итак, „легальный“ вариант отпал, – размышлял Георгий. – Что у меня остается?»
Прыжок завершился удачно, и путешественник оказался именно там, откуда начинал путь, – у колодца в тесном дворике близ площади Сен-Жан-ан-Грев.
Стояла глубокая ночь, откуда-то раздавался кошачий концерт, перемежаемый полусонным собачьим лаем, редким, но размеренным, как метроном. Пиликал сверчок, и где-то на соседней улице перекликались ночные дозоры. Положение в пространстве было определено, и оставалось терпеливо дожидаться утра, чтобы выяснить свои временные координаты. Не будешь же стучаться в первые попавшиеся двери, чтобы выяснить, который сейчас день! И поймут не так, и могут встретить чем-нибудь неприятным – в диапазоне от горшка помоев до аркебузного выстрела…
Более того, выяснилось, что двор на ночь запирался мощной дверью с надежным замком, и оставалось лишь прикинуться пьяным, забредшим сюда по ошибке, чтобы поднявшиеся спозаранку жильцы не подняли панику из-за чужака, невесть каким образом оказавшегося здесь. А заодно и обдумать произошедшее.
«Король, конечно, выпивоха еще тот, но до белой горячки ему далеко. Следовательно, его слова о том, что я уже являлся к нему по меньшей мере два раза, следует принять на веру. Быть это может лишь в одном случае: я „попадал“ туда из своего локального будущего. Зачем, если приказ о помиловании все равно не получить? Более того, я сам об этом просил, зная, что непременно появлюсь позже… Ерунда какая-то… И при чем здесь кот? Он-то уже благополучно доставлен в будущее…»
Запутавшись в причинах и следствиях, Арталетов, не спавший уже больше суток, задремал без сновидений, так и не добравшись до составления плана дальнейших действий…
* * *– Ба-а! Жорж! Что-то вы ко мне зачастили, милый друг…
Леплайсан за время, прошедшее с последней встречи, совсем не изменился. Разве что несколько усталый вид, потертая одежда. Да и то сказать: тюрьма совсем не красит человека. Особенно такая, как Бастилия. Жора это отлично знал на собственном опыте.
«Что за черт? – ругнулся про себя Арталетов, не найдя ни малейших признаков удивления на лице друга. – И этот ничуть не изумлен моим воскрешением! Неужели я-второй (или первый) и здесь успел побывать? Вот торопыга!..»
– К сожалению, не могу пригласить вас к ужину. – Опальный шут грациозно повел рукой в сторону грубо сколоченного стола, на котором имели место лишь огарок свечи, тусклая, должно быть оловянная, кружка и щербатая глиняная миска с давно засохшей хлебной коркой. – Яств не хватит и тюремным крысам, не то что паре здоровых голодных желудков. Что же вы на этот раз явились с пустыми руками? – слегка укорил он Арталетова.
– Извините, мой друг, за отсутствие разносолов, – отмахнулся Георгий. – Но время не терпит. Собирайте свои вещички – их, я вижу, у вас совсем немного, – и давайте поскорее покинем эту темницу. На воле, думаю, и корка хлеба будет приятнее жареного каплуна с бургундским.
Он ожидал, что легкий на подъем Леплайсан тут же подхватит идею, но был жестоко разочарован.
– И не подумаю, – скрестил шут руки на груди, и то же движение карикатурно повторил его зеленый спутник, почти реальный, в отличие от того – кладбищенского призрака. – Вам я рад и готов болтать хоть целую ночь напролет, но о своем предложении забудьте и даже не вспоминайте.
– Но вас же скоро должны казнить!
– Совершенно верно, – кивнул Людовик. – И не позже, чем завтра поутру. С минуты на минуту ожидаю духовника, спешащего отпустить мне грехи. Жаль, что вы не захватили с собой кувшинчика старого доброго кальвадоса, чтобы спрыснуть прощание. Как-никак собираюсь в дальний путь, Бог знает, когда еще придется свидеться…
– Прекратите такие речи! – Жора все еще никак не мог отделаться от мысли, что Леплайсан шутит в обычной своей несмешной манере, вызывающей улыбки лишь у современников, еще не доросших до юмора в полном его объеме. – Вас завтра обезглавят! Понимаете вы это или нет?
– Ну да, – спокойно кивнул шут. – Я ведь, как ни крути, дворянин, а это налагает кое-какие обязанности на моих злопыхателей. Дворянин может быть предан смерти лишь тремя способами, – процитировал он какой-то документ, назидательно подняв вверх указательный палец. – Колесован за государственную измену, сожжен на костре по обвинению в колдовстве либо лишен головы. Причем последнее – только мечом. Такова уж наша привилегия, – приосанился он.
– А поскольку признаков государственной измены господа прокуроры в моем деянии не нашли, – продолжал он, глотнув из кружки, чтобы смочить пересохшее горло, – а колдовством там и не пахло, остается одно… Надеюсь, что папаша Кабош сейчас точит свой инструмент на славу, не отлынивает. О-о! Видели бы вы, как он артистически отсекает головы! Вам, помнится, не довелось присутствовать на иных казнях, кроме своей собственной… Простите за невольный каламбур… Так вот, говорят, что жертва даже не замечает самого удара и не успевает моргнуть глазом, как оказывается в раю… Ну, или в другом месте. Подобным мастерством владеют, уверяю вас, немногие палачи Европы, не говоря уже об остальных частях света.
– Я бы не восторгался так на вашем месте, – сглотнув комок, застрявший в горле, вставил Жора. – Казнят-то на этот раз вас…
– Ну и что? Я же, помнится, уже говорил вам, Жорж, что не собираюсь кончать жизнь немощным стариком в своей постели. А если так, то какая, спрашивается, разница – умереть от разрыва ядра на бранном поле, от клинка в груди на очередной дуэли по пустячному поводу или от доброго меча, отделившего голову от шеи? Разве это не счастье для человека моей творческой профессии – закончить жизнь именно таким образом?
Я слыхал, что его величество Филипп Испанский некоторое время назад повелел зашить моего коллегу, дона Пепе Балтазара, в обычный рогожный мешок вместе с десятком бродячих кошек и утопить в Тахо[45]! Бр-р-р! Врагу не пожелаешь подобной участи!..
«Ну, как раз подобной-то участи и можно было пожелать… – подумал Арталетов, вспомнив свое знакомство с местным водяным. – Я бы уж как-нибудь уговорил старика… Вот только кошки – совершенно лишнее».
– А чем же почтенный Балтазар прогневал его величество? – спросил он, припоминая, что где-то уже слышал это имя.
– Да, вероятно, чем-то похожим на мой проступок, – хладнокровно пожал плечами Леплайсан. – Но это все ерунда по сравнению с тем, как казнит своих шутов турецкий султан. Вам интересно?
– И как же? – спросил путешественник, думая о своем.
– Сажает на кол! – понизил голос, доверительно склонившись к собеседнику, шут. – Дурные шутки при дворе султана приравниваются к непрошеному визиту в чужой гарем. Да-да! Вы же знаете, д’Арталетт, что я потерял счет своим визитам к чужим женам, но закончить дни столь печальным образом – Боже упаси!.. По сравнению с этим – вж-ж-жик и готово – райский дар. Знающие люди поговаривают, что бритье у цирюльника-неумехи – процедура гораздо более неприятная!
– И многие из этих так называемых «знающих людей» сами испытывали подобное?
Где-то вдалеке раздались шаги нескольких человек, эхом разносящиеся под тюремными сводами, и шут, попавший в патовую ситуацию, заторопился:
– О! Ко мне идут. Вам пора, мой друг… Да! Как же вы выберетесь отсюда? Тем же колдовским способом, что и в прошлый раз?
