Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
Все это пронеслось в мозгу Бежецкого за считаные доли секунды. Но вы ошибаетесь, если думаете, что даже это краткое время он бездействовал.
Еще текли по извилинам никому в данный момент не нужные цифры, тактико-технические данные и примеры, а он уже действовал. Забил в штурвал открывающего механизма лом, сдернутый с пожарного щита (самое страшное на субмарине, атмосфера внутри которой перенасыщена кислородом, — пожар в отсеке, поэтому на средства борьбы с огнем моряки не скупятся), намертво блокируя его, и, рванув со щита топорик с трубчатой металлической рукоятью, уже мчался ко второму. И не успевал совсем чуть-чуть: штурвал на крышке люка уже поворачивали с обратной стороны…
«Эх, где мои шестнадцать лет?!.»
Оттолкнувшись ногами, Александр прыжком преодолел оставшиеся метры и всем весом ударил в приоткрывшийся наружу люк. В данный момент он не завидовал тому, кто держался за скобу по ту сторону, и правильно делал, поскольку из девятого отсека донесся весьма неприятный хруст и протяжный стон. Но проверять, как там и что, было некогда — из репродуктора уже неслась английская речь. Командир лодки приказывал всем свободным от вахты ликвидировать аварию в восьмом отсеке.
Морщась от боли в поврежденном плече (приложился о люк что надо), Бежецкий захлопнул тяжелую плиту и, как и первую, заблокировал топориком. Теперь восьмой отсек был изолирован от остальных помещений лодки наглухо. Оставалось лишить пленного способности причинить себе и окружающим увечья и — порядок.
На стреноживание по рукам и ногам англичанина ушло секунд десять-пятнадцать в общей сложности — тут уж не до церемоний. Пригодилась подстилка, на которой он лежал, весьма легко разрывавшаяся на жгуты требуемой длины.
Закончив с необходимыми мероприятиями Александр уселся на свое ложе и перевел дух — на яростный стук в оба люка он решил не обращать внимания. Вряд ли на лодке был автоген или местный аналог «болгарки», да и применять эти нужные инструменты здесь — себе дороже.
«Так, что англичане могут предпринять? Проникнуть ко мне у них не получится — кишка тонка. Затопят отсек? Вполне может быть, но к чему это приведет? Вон на стене шкафчик с надписью: „Respiratory devices“. [19] Тут и знатоком английского быть не нужно! Это ж подводная лодка… Правда, надолго ли их хватит?… Что еще? Пожарная система. Да, пена — дело малоприятное…»
Рассуждения прервал голос из динамика, звучащий по-русски с заметным акцентом:
— Рекомендуем вам прекратить террористические действия. Мы ваши друзья.
«Раз есть динамик — должен быть и микрофон, наверное… Да и вообще: они же не только подглядывают за мной — должны и подслушивать. А ну — на удачу!»
— Извините, но вы меня об этом не предупредили заранее.
Динамик помолчал, но скоро снова ожил:
— Мы спасли вас в море и собираемся доставить на сушу.
— Я в Великобританию не собирался.
— Мы высадим вас в ближайшем порту любой страны — Швеция, Дания, Германия…
«Ага, так я вам и поверил! Высадите… Но мы, похоже, все еще в Балтийском море. Это хорошо…»
— А Россия? Финляндия, Эстляндия, Польша… Мне без разницы.
— Это невозможно, — сухо ответил динамик. — Только нейтральные страны.
— А разве Россия и Великобритания находятся в состоянии войны? — делано изумился Бежецкий. — Наверное, я слишком отстал от жизни, пока болтался в море.
— Нет, но…
— Хорошо, — снизошел до попавших в затруднительное положение «спасателей» Александр. — Всплывайте в нейтральных водах, радируйте открытым текстом, что подобрали в районе с такими-то координатами терпящего бедствие подданного Российской Империи, и ждите русского корабля. Или вертолета. Тут море-то — переплюнуть можно, не Тихий океан, чай. Меня у вас заберут с благодарностями, и все. Может, даже орден получите какой за укрепление дружбы между нашими странами.
Невидимый собеседник молчал дольше.
— Мы вскроем отсек, и вы ответите по законам Британской Империи.
— Во-первых, попробуйте вскрыть сначала, а во-вторых… За что мне отвечать?
— Как же. Пленение подданного короля, ранение другого… Не говоря уже о попытке захвата корабля королевских военно-морских сил… Его части. Вас повесят в первом же британском порту, как пирата.
— Я вас не просил меня… спасать.
— Мы затопим отсек.
— Топите. Сколько у меня тут респираторов? Ага! Один, два, три… Шесть штук. И все заправлены — без халтуры. Как думаете: на сколько мне хватит воздуха, если расходовать экономно?
— На те несколько суток, что мы можем пролежать на грунте, все равно не хватит.
— Ага. А если я вот так… — Рукоятью пистолета Александр выбил на металлическом борту серию точек и тире азбуки Морзе (пригодилось всеобщее радиопомешательство в их седьмом классе средней школы). — Это международный сигнал о помощи. SOS, если непонятно, — у вас-то другой код… [20] А можно такое, например, сообщение: «Подданный России Александр Бежецкий захвачен английской подводной лодкой и просит о помощи». Нескольких суток, чтобы запеленговать источник звука, российским акустикам не понадобится. У вас еще есть время, чтобы обратить все в шутку и расстаться со мной друзьями. Подумайте.
На этот раз пауза длилась еще дольше.
— А это, чтобы вам лучше думалось, — добавил Бежецкий и откинул брезент, укрывающий «койку», на которой сидел.
«Хорош же я буду, если там — баллоны какие-нибудь… С тем же сжатым воздухом, к примеру. На подлодке — вещь необходимая…»
Но интуиция его не обманула: под брезентом скрывались две выкрашенные темно-серой краской «сигары» с желтыми «набалдашниками» на скругляющихся головных частях.
«То, что надо! А эти желтые штуковины — наверняка предохранители…»
— Что вы собираетесь делать? — разом встревожился невидимый собеседник.
— Для начала, — хладнокровно ответил Александр, примериваясь к «набалдашнику», — посмотреть, как эта штука устроена. Я с детства очень любознательный в технике, понимаете ли…
17
Раздражение исчезло без следа, стоило Бежецкому подняться на палубу сторожевика, продуваемую свежим морским ветерком.
— А где это судно, с которого вы сняли человека? — обратился Александр к молоденькому морскому офицеру, приветствующему его энергичным отданием чести — видимо, все моряки «Стерегущего» уже знали, что за птица залетела на их скромный кораблик.
— У штрафного причала, ваше превосходительство! — молодцевато отрапортовал мичман.
— Вы меня не проводите, э-э-э… — генерал чуть было не назвал бойкого офицера «лейтенантом», но быстро вспомнил «табель о рангах». [21] — Мичман?
— Так точно!
— Ваша фамилия?
— Мичман Краузе!
— Вице-адмирал Федор Артурович Краузе случайно вам родственником не приходится?
— Так точно, ваше превосходительство! Дядей по отцу.
«Далеко пойдет парнишка, — решил Александр, следуя за проворным юношей по портовым лабиринтам во главе своей „делегации“. — В мичманах не засидится».
Арестованное суденышко отыскалось на самом краю порта, причаленное между десятком почти таких же бедолаг, «попавших под раздачу» по самым разным причинам — от браконьерства до подозрения в контрабанде. Большинство пустовало, но до лайбы старого Тойво, к счастью, у портовых властей еще не дошли руки — ее только-только привели под конвоем, и матросы «Стерегущего» еще не успели сдать понурую команду ожидавшим на берегу конвоирам с карабинами с примкнутыми штыками.
— Второй справа — капитан судна, — предупредительно шепнул мичман Краузе Александру. — Тойво Айкинен.
— Что им инкриминируют? — в ответ шепнул Бежецкий.
— Ну… пока что контрабанду.
Бежецкий поднялся по сходням на борт контрабандистского судна.
— Здорово, господа-разбойнички! — весело поприветствовал он угрюмых финнов.
— Мы не разбойники, — с достоинством ответил один из моряков. — Мы честные рыбаки.
— Что с нами хотят сделать? — выпалил другой.
— Что? — задумался на мгновение генерал. — Да ничего особенного. Капитана и шкипера, думаю, повесят. Остальных ждет пожизненная каторга. Трибунал, вероятно, соберется завтра утром… Ну а к вечеру все будет готово.
Александр блефовал: к подданным Великого Княжества в Империи традиционно было особое отношение. Да и трибуналом никаким не пахло. Они — люди гражданские, похищенный — вообще неизвестно кто. Человек ниоткуда. Контрабандистов судил бы суд присяжных, причем финских присяжных, поэтому приговор, скорее всего, оказался бы самым мягким. Не то что до виселицы и каторги — до отсидки в гуманной финской тюрьме не дошло бы. Так, несколько сот марок [22] штрафа — не более. Но ведь финнам этого знать не обязательно, правда?
