Вадим Сухачевский - Завещание Императора
Наконец-таки имею случай подтвердить, что Ваш немецкий романтизм, кажется, действительно, дальновиднее английского рационализма лорда Розенгейма.
(Тут вынуждена сделать небольшое отступление. Именно в сугубо практические моменты, когда нужно попросту раскошеливаться, лорд Розенгейм романтически восклицает о британском патриотизме. Что же касается меня, то я уже обучена жизненным опытом – при звучании слова "патриотизм" надежнее придерживать свой кошелек, иначе его непременно срежут.)
Теперь о сути нашего дела.
Вы оказались правы, граф! Никакого интереса, с точки зрения военных тайн, наш подопечный Ш. собою не представляет. Однако я не сразу это себе уяснила и имела глупость, по настоянию виконта Розенгейма, понемногу пичкать его зельем "W-4" (специальная разработка английских ученых для развязывания языка). В результате наш подопечный оказался в разладе с окружающей действительностью, его сознание наполнилось фантасмогорическими видениями, он начал лицезреть каких-то странных существ с языческими именами, утратил ясное ощущение времени, слышит и произносит какие-то "квиркающие звуки", и мир, отображаемый его бедным, истомленным разумом сделался искаженным, как в кривом зеркале.
В конце концов виконт Розенгейм утратил к нему всяческий интерес, и, скажу Вам, совершенно напрасно. Ибо тайна у него есть, и тайна эта столь глубока, что ее истинную ценность не измерить военно-штабными параметрами.
Уже само приближение так называемой "Александрийской звезды", я надеюсь, должно подвигнуть все наши ген. штабы к внесению корректив во многие близлежащие и удаленные планы. С этой точки зрения, русские – удивительный народ. К тайне лейтенанта Ш. их службы до сих пор не проявили ни малейшего интереса. Вообще, при их кажущемся мистицизме, они материалисты каких досель свет не видывал. Леший (лесной черт) значит для них не более чем наш егерь или, maximum, старший лесничий, а кикимора (ведьминский выкидыш) — незримая домашняя пряха, оборотень же и вурдалак (Werwolf) в их мифах – всего лишь вполне благопристойный валахский князь Влад Дракула. Располагая огромным азиатским населением, они не ведают о (предсказанной доктором Nietzsche) предопределенной власти белой расы на Земле, оттого остаются крайне беспечными к вопросу о засорении своей крови неарийскими элементами.
Нашего подопечного Ш., впрочем, последние рассуждения нисколь не касаются.
Теперь о самом главном. Приближающаяся звезда, судя по всему, способна повлиять на всю дислокацию земных сил, ныне пребывающих в кажущемся равновесии. Таким образом, до той поры, пока… (Залито кровью.) …Откуда следует, что возможный конец Мира, предреченный в книгах, может, действительно… (Залито.)
…Поэтому лейтенант Ш. является залогом того, что мир наш еще какое-то время… (Залито.) То есть, многовековая тайна, которая (залито)…есть, возможно, залог сохранения белой расы… (на полстраницы залито кровью.)
…Оттого, как сказано в известной Вам летописи, "duie exubi lotis d`e ino qweni i tue…" [61].
(Густо-густо залито.)
…в связи с чем к подготовке побега привлечен находящийся в тайной жандармской клинике "Тихая Обитель" полковник вооруженных сил Его Величества Кайзера Вильгельма Отто-Иоахим Шварцкопф, снабженный всеми необходимыми инструкциями и надлежащим инструментом для организации побега… (Залито.)
…а также санитары названной "Обители", по прозвищам "Валет" и "Самаритянин"…
(Залито.)
…Сообщаю также, что мой номер счета в банке Женевы поменялся и является ныне….
С чем остаюсь…
Его Величеству Кайзеру Вильгельму,
Ваша M.R., имперская графиня
(После долго еще в Петербурге будут вести следствие – кто убил, да по какой причине. В конце концов, решив: "А просто… Мало ли…" – за невозможностью расследовать, спишут в архив).
Глава 18
Без названия
— …Ваш-благородь, это я – с "Обители"!..
— Чего?! Кто там? Кого "обидели"? Кто еще, к…ной матери, на аппарате?
— Я, ваш-благородь! Мудрищев!.. С "Тихой обители" телефонирую!
— И чё телефонируешь?
— Убёгли!
— Эй, как тебя там… Мудищев! Куда пропал?
— Мудрищев, ваш-благородь!
— Быстро, Мудищев: кто убёг? Как?
— Нумера осьмой и девятый! Один флотский, другой германский, оба шпиёны, под грифом секретности первой категории!
— Что?! Громче говори, дурак! Как "убёгли", кто допустил? Ну, быстро! Не сопи в аппарат!
— А как?.. Они ж двоих из наших веревками повязали, а третий, унтер Пряхин (видать, заранее купленный), убёг с ними вместе. А нумера седьмого, князя Завадовского, вправду тронутого умом, унтер Васюков саблей порубил. Так и снял голову с плеч.
— Что?! Твою бы лучше…ную башку!.. Как посмели, кто разрешил?!
— А иначе и никак было невозможно, ваш-благородь – кидался наших табуреткой лупасить, всех мог запросто порешить: сумасшедший же, у их же силища – знаете… Я и сам через то пострадамши: получивши по носу. Теперь с носу кровь – не продохнуть!
— Кончай мне, Мудищев, про свой…чий нос…твою мать… в… к раз… Богоматери!.. Ты мне, Мудищев, не мудри, мудрила…ев! Что… собачий, предпринял?
— К носу – камфорную примочку…
— Да к…., к…ной матери, мне твой…нный нос! Для преследования что предпринял?
— А?!..
— …на! Для преследования, спрашиваю, что предпринял, скотина?!
— Ясное дело, погоню надобно, ваш-благородь, чего ж тут еще? Роту поднять.
— Еще не поднял, в… твою…? Так ты мне тут!.. Чего ж ты мне тут?!.. А ну!.. Мудищев…твою…к разэтакой…..нной… и Святителей! Живо!
— Слушаю-с!..
* * *— Вторая ррота!….вашу! В ррруж-ё!..
Глава 19
Побег. Граф Валленрод
…до мяса разодрав руку, пока пролезал через коряво распиленную решетку и вываливался в дымку подступающего утра. Тощий Herr Oberst, приговаривая: "Shneller! Shneller!" [62] – проворно следовал за ним. Позади, тяжело дыша, едва поспевал грузный жандарм, почему-то взявшийся помогать им в побеге. Фон Штраубе и Herr Oberst, одетые в форму двух других жандармов, только что связанных ими и запертых в чулан, на бегу застегивали портупеи. Перед глазами у лейтенанта все еще стояла страшная картина, которую увидел уже перелезая через подоконник и обернувшись в последний миг: жандармский унтер отрубает саблей голову Иоанну, голова эта, с живыми еще глазами, падает на кровать и смотрит вслед убегающим.
Жандарм схватил подвернувшуюся пролетку, скомандовал извозчику:
— На Екатерининский, живо!
Позади уже раздавалась трель свистка.
— Никак, погоня? — обреченно вздохнул возничий, пока Herr Oberst и фон Штраубе садились позади. — Своих, что ль, лошадей у вас нет, господа служилые?
— Поговори у меня! — привычно потряс пудовым кулачищем жандарм. — Дуй, куда велено!
Тот без большого воодушевления хлестнул клячу:
— Ну, мертвая!..
Покатили. Трель затихла вдали.
Немного отъехав, извозчик стал то и дело подозрительно озираться на двух горе-жандармов, сидевших позади. Вид у них был впрямь мало подходящий для этой амуниции. Плоскому "римлянину" шинель с чужого плеча была столь широка, что он обмотал ее вокруг себя чуть ли не дважды, прихватив ремнем, так что не застегнутые пуговицы оказались где-то на правом боку, да и торчащие кайзеровские усы не особенно приличествовали стражу российской короны. У фон Штраубе один рукав был порван подмышкой, и из дыры белела больничная сорочка. Если прибавить к этому отсутствие сабель, без коих жандармов на Руси и помыслить себе нелепо, а также войлочные тапочки вместо сапог, то вид беглецы имели скорее жалкий, чем грозный.
— А чего ж без сабелек-то, господа-хорошие? — также отметил рассмелевший извозчик. — Ежель по государеву делу – так без сабелек оно как-то…
Настоящий, при полной выкладке, жандарм, снова замахнулся на него кулаком. Тем бы, глядишь, и пресек в мужичке этот несвоевременный позыв любопытства, но тут вмешался Herr Oberst, заговоривший, как, вероятно, по его представлению, было и должно благородному русскому жандарму разговаривать с простолюдинами:
— Ты много рассуждать, мужик! Должен молчать, когда везешь жандарм! Молчать и выпольняйть!
Мужичок на какое-то время примолк, но некую мыслишку в себе до поры явно затаил. Выплеснулась она, когда пролетка поравнялась с казармой какой-то роты, возле будки топтались на морозе караульные с винтовками. Нежданно-негаданно извозчик рванул на себя поводья, кляча стала как вкопанная, а он с воплем: "Спасите, братцы православные!" – кубарем выкатился в сугроб.
