Андрей Посняков - Сын ярла
Хельги остановился на поляне, посмотрев в небо:
— Познай руны мысли,Если мудрейшимХочешь ты стать!Руны письма,Повивальные руны,Руны пиваИ руны волшбы, —Не перепутай,Не повреди их,С пользой владей ими;Пользуйся знаньемДо смерти богов!
Смеясь, Хельги и Сельма пересекли поляну и скрылись в лесной чаще.
— Жаль, н-н-не пристрелил его т-т-тут, — запоздало шепнул Заика, и Хрольв бросил на него недоумевающий взгляд. Что болтает этот дурак? Выстрелить стрелой в человека, вот так запросто читающего волшебные висы, — то же самое, что направить стрелу в собственное сердце. Ну уж нет, Хрольву отнюдь не улыбалось погибнуть от собственной же стрелы.
— Не спеши так, Дирмунд, — успокоил Заику друид. — Не много толку в такой смерти, гораздо лучше сначала опозорить соперника, да так, что навеки закроется для него путь в Валгаллу.
— Да, так, п-п-пожалуй, лучше, — злобно сверкнув маленькими свиными глазками, согласился Заика и тут же внимательно взглянул на Ирландца: — А ты-то за что так не любишь сына Сигурда ярла?
Друид усмехнулся. Он давно уже ждал этого вопроса, и ответ был готов.
— Мне кажется, сын Сигурда не очень-то подходит на роль хозяина усадьбы, — твердо заявил Конхобар, глядя прямо в глаза Заике.
Тот понимающе усмехнулся. Значит, недаром ползли по Бильрест-фьорду слухи об отношениях Ирландца и Гудрун — старшей жены Сигурда. Да, Гудрун, несмотря на всю ее придурь, была неплохой хозяйкой — жестокой, властолюбивой, хитрой. Однако что проку от этого ему, Дирмунду Заике?
А еще нужно было помнить о братьях Альвсенах, что владели обширной усадьбой на другом берегу Радужного ручья. Рыжебородые верзилы — грубые неотесанные мужики с руками словно кузнечные молоты — тоже имели права на усадьбу Сигурда: Сигурд ярл приходился им двоюродным дядей по матери, это считалось очень близким родством, и не раз и не два бросали братья алчные взгляды на усадьбу. Все остальные обитатели Бильрест-фьорда хорошо знали об этом и со страхом ждали смерти Сигурда — в том, что она вызовет целую вереницу кровавых распрей, никто не сомневался. Мир в Радужном ручье держался лишь на авторитете старого и больного Сигурда ярла — нельзя было ему умирать, никак нельзя.
— Очень красивое у тебя ожерелье, хозяйка, — повстречав у овина Гудрун, льстиво заметил Ирландец.
— Да уж, — усмехнулась та. — Немало серебра отвалил за него Сигурд на рынке в Скирингсале.
И правда, красиво было ожерелье, красиво и изящно: янтарь — солнечный камень, сердолик, бирюза и яшма перемежались крупными золотыми подвесками с изображением волшебных птиц и животных.
— Многие бы позавидовали такому ожерелью, — не унимался Конхобар. — Пожалуй, за такую драгоценность можно нанять полдружины или парочку-другую берсерков.
— Да, это так, — кивнула Гудрун, по всему видно было, что похвала Ирландца ей очень приятна. — На ночь запираю его в сундуке, — понизив голос, сообщила она. — Почему-то не очень-то доверяю рабам, особенно во-он тому уроду. — Она кивнула на Трэля Навозника, рыхлившего мотыгой землю неподалеку.
— Да уж, урод редкостный, — кивнул Ирландец. — Смуглый, темноглазый, черноволосый, такому украсть что-нибудь — раз плюнуть. Но, хозяйка Гудрун, не рабов беречься надобно, а других воров, тайных…
— Это кого же? — настороженно переспросила Гудрун.
— Того, на кого и не подумаешь никогда, — закрыв тему, уклончиво ответил Ирландец.
Опасаясь оборотня Форгайла, Конхобар, хорошенько подумав, решил избавиться от Хельги несколько иным — вовсе не самым радикальным — способом: сделать все, чтобы тинг изгнал сына Сигурда из Бильрест-фьорда. Станет Хельги нидингом, уйдет неизвестно куда, вот и волкодлаку Форгайлу вроде бы нечего станет делать в округе — уйдет на поиски юноши, вот только как бы не прихватил с собою его, Конхобара, чего уж никак не хотелось бы. Что-то нужно было придумать. Ну, во-первых, несколько ослабить могущество Черного друида — принести древним богам хорошую жертву, не какого-нибудь там барана, а жертву настоящую, человеческую. Пусть видят боги — и он, Конхобар, ничуть не хуже Форгайла! Во-вторых, хорошо бы направить волкодлака на след юного нидинга, да так, чтоб Форгайл знал точно, где находится Хельги, и обошелся бы без помощи Конхобара. Для этого можно было бы через третьих лиц предложить Хельги бежать, хотя бы с помощью того же Хастейна Спесивца, чьи драккары вот-вот должны были пожаловать в Бильрест-фьорд. Эх, сгинул бы где-нибудь на чужбине сын Сигурда ярла — самое милое было бы для Конхобара дело. И конкурента на усадьбу нет, и Форгайлу не к чему прицепиться. Вообще-то, хорошо бы, чтоб и Форгайл вместе с Хельги сгинул, то-то была бы радость! Ирландец улыбнулся, рисуя себе радужные перспективы. Потом качнул головой, отгоняя грезы: хватит думать, действовать нужно, действовать.
А юному сыну Сигурда ярла совсем вскружило голову предчувствие будущей славы. Да и, надо сказать, большую роль в этом сыграл и сам старый ярл. Уж как он радовался, когда Хельги оказался лучшим из молодых воинов, хоть, конечно, и не очень-то далеко ушел от того же Фриддлейва, а в чем-то от него и отстал. И тем не менее по такому случаю Сигурд вытащил из сундука серебристую кольчугу-бирни и торжественно вручил ее сыну:
— Носи в битвах, и пусть гордится тобою весь твой род и верная дружина!
— Аой! — дружно выкрикнули присутствующие при этом событии родичи, они же — «верная дружина»: Харальд Бочонок, Снорри и Ингви. Облачившись в кольчугу, Хельги накинул на себя алый английский плащ и совсем стал похож на удачливого морского конунга. Посмотрел свысока на товарищей детских игр, сбросил плащ на руки Снорри… Ингви с Харальдом усмехнулись, переглянувшись. А Хельги ничего не заметил, вернее, не хотел замечать… Звезда, тролль его забери!
Он выехал из усадьбы и направился обратно в кузницу Велунда. Честно говоря, выехал неохотно — ну чему еще-то мог его научить старый кузнец? Подъезжая к ручью, оглянулся полюбоваться водопадом, пошарил рукой у седла… Плюнул досадливо — надо же, угораздило забыть суму. Так ведь у очага и оставил, нет чтоб набросить через плечо… а хотел ведь еще приказать кому-нибудь из слуг, чтоб донесли ее до коня, да забыл, собой, красивым, любуясь.
Приподнявшись в стременах, Хельги оглянулся в поисках кого-либо из слуг — послать за сумой. Вот, кажется, пробежал Трэль Навозник… Крикнуть? Нет, далеко, все равно не услышит… да и исчез он уже из виду. Видно, ничего не поделаешь, придется возвращаться — в сумке изящный костяной гребень, подарок Сельмы, да кое-что из мелочи — выпаренная морская соль, чеснок и тому подобное, — что просил привезти Велунд.
Быстро проскакав в ворота, сын Сигурда ярла спрыгнул с коня и вбежал в дом. Сразу навалилась тьма — после солнца-то! — хотя и горели светильники, да и в очаге билось пламя. Чья-то тень мелькнула в сторону, скрылась за покрывалом. То ли Сигурд вставал за чем-нибудь, то ли кто-то из молодых… хотя вряд ли — те все за рыбой ушли. А вот и сума, да, там и лежит, на лавке, где оставил. Перекинув ремень через плечо, Хельги поговорил с вошедшей сестрицей Еффиндой и, простившись, выбежал во двор. Белый конь его призывно заржал, увидев хозяина. Хельги погладил его по холке и вскочил в седло. На этот раз ехал медленно, справедливо рассудив, что торопиться-то особо некуда, на кузницу Велунда он так и так успеет к ночи. Ярко светило солнце, выплеснув на спокойные воды фьорда блестящую золотую дорожку. Низвергающийся со скалы водопад с грохотом поднимал тучи разноцветных брызг — розовых, изумрудно-бирюзовых, палевых. Слева от водопада, у причала, копошился какой-то человек в синем богатом плаще — присмотревшись, Хельги узнал узколицего Ирландца Конхобара — видно, готовил лодку. Интересно, куда это собрался, на ночь глядя? Куда? Хельги усмехнулся: ну, ясно куда. Наверняка на остров Раун, что в устье фьорда. Видно, и вправду кружат неподалеку хищные драккары Хастейна Спесивца. А что, если… Что, если проследить за Ирландцем? Проследить… Но ведь тот далеко не дурак и заметит чужую лодку, спрятаться-то на пути негде. Впрочем, зачем прятаться? А что, если просто опередить Ирландца? Да, но куда там спрятать лодку — тоже ведь негде… Обычную лодку — негде, а вот лодку саамов из нерпичьих шкур вполне можно легко вытащить на берег. У кого же была такая лодка… Ха! У кого — да у малыша Снорри!
— Лодка? — Снорри как раз собирался плыть и уже нес весла. — Да возьми, если тебе нужно.
Хельги молча забрал у паренька весла, уселся в лодку и быстро отплыл, забыв на берегу суму с поклажей. Лодка пошла быстро — легкая оказалась, увертливая, правда, можно было в любой момент перевернуться, поставив низкий борт под волну, но Хельги быстро приноровился и знай себе работал веслом. Раз-два, раз-два, раз… Пробегали мимо скалистые берега и спускавшиеся кое-где прямо к морю низменности, покрытые ярко-зеленой травой с желтыми веселыми одуванчиками, да впереди слепило глаза такое же веселое оранжевое солнце. Хельги тоже улыбался, радуясь прекрасному дню, солнцу, свежему морскому ветру… ну и себе, любимому, вернее — своему статусу. А на берегу, у причала, смотрел ему вслед белоголовый малыш Снорри, смотрел, не отрываясь и глотая готовые брызнуть слезы. Слезы обиды. Малыш Снорри… Напрасно уже прозывали его Малышом, впрочем, похоже, это прозвище так и прилипло к нему, как к Ингви — Рыжий Червь, а к Харальду — Бочонок. Вовсе не напоминал теперь Снорри того сероглазого наивного пацаненка, каким был еще год назад. Он вытянулся — уже доставал Хельги почти до уха, а Харальда так и вообще перерос, — окреп, так что заметно было, как играют под кожей мускулы, да и оружием владел теперь не хуже других, а что касается пращи и лука — так, может, еще и получше. Рад был Снорри, что принял самое непосредственное участие в зимних игрищах молодежи, рад был новым друзьям, из которых лучшим считал Хельги, сына Сигурда ярла. Вот только Хельги, похоже, теперь так не считал…
