Михаил Ремер - Тайны митрополита
– А с благочинством как же? – задумчиво поинтересовался Киприан.
– А в благочинстве не потеряешь нисколько! – пожал плечами учитель. – Вон прежде, чем книгу печатать, тот же пост соблюсти. Пока текст Писания набрать на страницу, пока ошибки выверить – в молитвах блаженных сколько проведешь времени-то, а? Вот тебе и пожалуйста: и благочинно все, и с толком, и тебе – почет, – уже совсем негромко закончил он.
– Так, говоришь, в Москве такой станок только и будет?
– Как сам решишь. Ты митрополит, а не я; куда мне тягаться?
– Дай мне средство книги множить! – резко поднял он глаза.
– Да вот оно! – Пенсионер с готовностью протянул уже почти законченный набор. – Бумага только и нужна.
– Бумага? – Киприан удивленно уставился на собеседника.
– Ну да.
– А где же возьму тебе ее? Покупать, что ли? Так-то сколько книга-то стоить будет?! Не укупишься вовек! Только самые святые писания и можно с бумагой творить.
– Бумага? Стоит?
– А как же? Это, может, у тебя, там, в грядущем, тьфу цена, а мы из Византии возим.
– Ох ты Господи! – Теперь уже Булыцкий без сил сполз по стене. – Не подумал я о том совсем.
– Не подумал, а смуту сеешь! – Владыка, тут же перехватив инициативу, пошел в наступление. – На руку скор, – так то ладно в делах мирских да в ратных! А где за души битва, так там смирение, да труд, да благочинство! Ты не баламуть почем зря, да и смуту не сей. А то полдела сделал, и уже хай на весь мир! Видано где такое, а?
– Прости, владыка, – стушевался Булыцкий. – Как лучше хотел.
– Бог простит, – чуть высокомерно отвечал старик. – А труд твой, от греха подальше, дозволь с собой забрать. Дело верное, да лучше ему ко мне поближе.
– Бумагу если дам, позволишь станок сделать?
– Ради дела святого позволю.
– Будь по-твоему, – поняв, что эту битву он проиграл, кивнул трудовик.
Киприан ушел, забрав с собой наборный комплект. Правда, короб оказался тяжел, так что хозяин оставил его себе, ссыпав заготовки в объемную торбу, которую митрополит взял с собой.
Следующий, кому представлена была печь, оказался великий князь Московский с княжичем юным, явившиеся в сопровождении двоих крепких воевод. Окрепший после болезни, князь с восхищением осмотрел внушительную конструкцию.
– Тепло-то как держит, – уважительно кивнул Дмитрий Иванович. – Ладная! – забравшись и так и сяк примерившись наверху, подтвердил он. – Тут хоть бы и стужа на дворе, а все – попусту. Лежи себе на печи, что Илья Муромец[81]. Оно аж и слазить не хочется, – с сожалением даже, как показалось Николаю Сергеевичу, проговорил Дмитрий Иванович, спрыгивая вниз. – Для того плинфа небось нужна?
– И для этого тоже, – утвердительно кивнул Николай Сергеевич.
– Обещать не буду ничего, – задумчиво глядя на конструкцию, отвечал Дмитрий, да пущу людей. – Оно, вишь, как получается, – продолжал между тем князь Московский, – оно хоть и диковина сейчас, да праотцам ведомо было и стекло, и печи, – тяжко присаживаясь на скамейку, продолжал гость. – Да как вороги[82] пришли, так и утеряно всего столько, что и не перечислить. Вот теперь по крохам и собираем.
– Отведай, князь. – Перед князем появился горшок с дымящимся наваристым борщом. То, готовясь к визиту Дмитрия Ивановича, пенсионер позволил себе такую роскошь, как достать из загашников пару картофелин да клубень свеклы и, мелко накрошив кочан капусты, наварил борща. Ух, как хорош получился! Не на газу, но настоящего томления в настоящей русской печи да в горшке глиняном! Не удержался Булыцкий да сам отведал, варил пока.
– Что такое? – недоверчиво вдохнув непривычного запаха, поинтересовался муж.
– Борщ!
– Из грядущего твоего? – Булыцкий утвердительно кивнул. – Сам, что ли, сготовил? – как бы невзначай заглянув в емкость, бросил Дмитрий Иванович.
– Да сам, сам, – выставляя на стол для гостей две плошки, усмехнулся Булыцкий.
– А себе? Или с князем трапезу разделить не желаешь?
– Да что ты? – замахал руками Николай Сергеевич. – Честь не про чужеродца; с князем за столом одним.
– А ну, Никола, садись да нелепости не городи мне тут! – Поклонившись в ответ, Николай Сергеевич ловко разлил борщ по плошкам.
– Хорош! – отведав угощения, похвалил князь. – Тверд скоро будет с людьми из монастыря.
– Вот и ладно, – обрадовался пришелец. – И ремесла новые будут, и валенки.
– Я тебе сейчас про то толкую, что о сватовстве думать пора. К брату старшему с дарами, чтобы по чести все было!
– Погоди, князь, – от неожиданности аж поперхнулся Николай Сергеевич.
– Куда ждать-то? Ты мне чего говаривал в прошлый-то раз: избу поставлю, так и буду думать. Вот изба, вот – печь твоя. Муж ты теперь состоятельный, князем обласканный да почетом окруженный. Беда одна только, что безродный. Так ты о том и не кручинься. Тверд, он ведь тоже не из бояр. Поживете, детки пойдут, потом – внуки, а за ними, глядишь, уже и слава праотца, Москвы спасителя. Знатный род выйдет! Чего тянешь-то?
– Уж больно шибок ты, Дмитрий Иванович. Может, так оно и принято сейчас, да в грядущем иначе положено.
– Как так? Ну-ка, расскажи. Уж больно любопытно. – Устроившись поудобней, князь в упор поглядел на пришельца.
– Ну, как, – смутился тот, не ожидая такого вопроса. – Сначала ухаживают. Ну, – видя недоумение собеседника, добавил тот, – приглашают куда-то, время вместе проводят… Цветы дарят, в конце концов.
– Долго, – отрезал тот. – Ты пока со своими ухаживаниями будешь, так и старцем заделаешься дряхлым, что делами бабьими по дому занимается. Срам один! – уверенно отрезал гость. – Вон Матрену хоть бы забрал, пока сестрица Тверда не в твоем доме.
– Ну не люба мне Алена! – взвыл пенсионер. – Вон что ни увидимся, так и собачимся, а тут – жить вместе!
– От того и собачитесь, что каждый сам по себе! В жены возьмешь, так и сладится все! Не люба! Подумаешь, беда, – отрезал правитель. – Ты все других поучаешь, словесами пустыми разбрасываясь, а сам в гордыне погряз давно уже!
– Какая гордыня? Помилуй!
– А такая, что чем о княжестве думать, о своем печешься! Чего ждешь-то?! Что Некомат да с Тохтамышем на пару дел наворотят. Слыхивал, про тебя прознали вороги. Про знания твои да про умения. Тверд, думаешь, куда ушел? Непокорных усмирять, мечи против людей князя поднявших. Псковичи сами, что ли, надумали моих людей порезать?! То, вон, жили сколько, а тут – на тебе, да в смуту пошли! Науськали их! И других, если надо, науськают!
– Мож, обойдется?
– Мож, и обойдется, – кивнул князь. – Да вернее всего, нагрянет беда. Тохтамышу вон, сам же говаривал, против Тимура меч поднять не терпится. Мы один штурм сдюжили, да потому только, что налегке пришли вороги, как и говаривал ты. А задумай Тохтамыш штурмом брать Москву, оно Бог знает как и вышло бы.
– Так не задумал же, – осторожно вставил Дмитрий Сергеевич.
– А ты наперед не загадывай! – рассвирепел вдруг Дмитрий Московский. – Княжеству ремесла новые нужны, да тюфяки с порохом, да чем люд занять, пока, вон, с голоду не поперемерли! Гонцы вон прибыли сегодня, подмоги просят. Неспокойно, говорят, на границах! Орудия нужны грозные, а ты тут с ухаживаниями своими! Нет делом чтобы заняться да бабе работу всю бабью отдать. – Он презрительно оттолкнул от себя кувшин с борщом, да не рассчитав усилия, столкнул его с края стола. Емкость с глухим звуком приземлилась на деревянный пол, разлетаясь на черепки и расплескивая содержимое по полу. – Матрену кликните, – Дмитрий Иванович жестом остановил подскочившего на ноги пожилого человека. – Живо! – Один из воевод проворно исчез за дверью, но уже через несколько минут появился снова, за руку держа поникшую девушку.
– Приберись! – велел один из стражников, и та, не поднимая головы и размазывая кулачком слезы, принялась тереть доски валявшейся в углу онучей[83].
– Две недели тебе, Никола, пока Тверд придет. В помощь – девка дворовая да люди мои; растолкуют, что жениху знать надобно. Как брат старший прибудет, так сватов и отправляй! А ты, – обращаясь к девушке, продолжал муж, – у Николы остаешься! Его ты теперь! Все, Никола, – еще раз окинув взглядом хату, продолжал Дмитрий Иванович, – не потерплю больше отговорок! Мне твои диковины сейчас позарез нужны! И довольно делами бабьими заниматься!
– Княжича дашь когда? – не поднимая глаз, негромко отвечал Булыцкий.
– Чего?
– Княжича обещал наукам дать обучать, ежели все, как я сказал, будет. Тохтамыш ушел, да я обещанного не получил.
– Клонишь к чему? – оскалился в ответ князь. – Княжье слово, что не стоит ничего, а? Ты простых учи; знаю, успел уже отличиться, – усмехнулся тот, видя недоумение пенсионера. – Не тебе одному ведать все. Васька! С завтрашнего дня у Николы грамоте да счету обучаться будешь. Киприан присмотрит. – Он встал, показывая, что разговор окончен, и вышел прочь из дому. За ним исчезли в дверях и Василий Дмитриевич, и оба воеводы.
