Юрий Корчевский - Атаман. Княжий суд
Федор уже на службу в кремль уехал.
Мы немного перекусили. Попросив дворецкого передать благодарение боярину за хлебосольство, мы покинули гостеприимный дом Кучецкого, сели на коней и выехали из Москвы.
Над предложением Федора стоило поразмышлять на свежую голову.
— Что-то ты, князь, опять невесел, — по возвращению в имение заметил Макар, — видимо, не самые хорошие новости ты в первопрестольной узнал?
— Так и есть, Макар. Опять татары в поход на Русь сбираются.
Макар сокрушенно покачал головой.
Время летело быстро, глядишь — солнышко пригрело, снег начал таять, ручьи зажурчали. А только земля просохнет — татары нагрянуть могут. Стало быть — снова обоз в Вологду направлять, оставляя в остроге только боевых холопов. Успеть бы только отсеяться, иначе останемся осенью без урожая. Цены на рожь и другие продукты и так сильно взлетели, потому без своего урожая — никак!
В делах и заботах пролетела зима. Лед на реке потемнел и вздулся. В один из апрельских дней река вскрылась. Лед лопался с оглушительным грохотом, все обитатели острога вышли на холм понаблюдать за началом ледохода. Льдины наползали одна на другую, образуя заторы. Вода бурлила и разливалась. И вскоре луг у подножия холма скрылся под водой.
А еще через месяц снег сошел окончательно, дороги начали подсыхать. Земля постепенно прогревалась, и в один из дней мой новый управляющий Василий заявил, что пора сеять.
— Бери всех холопов. Мужикам — пахать, женщинам и детям — из тех, что постарше — вслед за ними сеять. Как закончим сев, снова отправим женщин и детей в Вологду. В других деревнях этой весной сеять не будем.
Василий понимающе посмотрел на меня и кивнул головой.
Взялись за работу всем миром. Чтобы ускорить сев, сначала отсеялись на пригорках, где земля прогрелась сильнее, затем — в низинах. А буквально на следующий день после окончания сева первый обоз с женщинами и детьми был готов к отправке в Вологду.
— Федор, ты сопровождаешь обоз до Смоляниново. Как доставите — день отдыха, и — назад. Еще ходку надо будет успеть сделать — убрать из имения всех, кто не нужен для обороны.
Федор посерьезнел — он все понял с полуслова.
Острог после отъезда обоза изрядно опустел: не слышны были уже детские голоса, женский смех. Оставшиеся холопы и воины чувствовали нараставшее напряжение.
Через двадцать дне пустой обоз вернулся.
Дав лошадям денек передохнуть, я снова отправил обоз в Вологду, вывезя из острога остальных холопов. Теперь со мной оставались только ратники.
Хлопотно, накладно, но зато я вздохнул спокойно, зная, что принял все меры, уберегая своих людей.
Весна подходила к концу. Знать, государь скоро будет призывать бояр с дружинами на службу.
Я устроил смотр своим ратникам. Я не сомневался: Федор и Макар — люди серьезные и смотрят за вооружением и обучением воинов, но не помешает и самому проконтролировать.
Федор с Макаром построили ратников перед воинской избой. Каждый воин стоял в полном вооружении рядом со своим оседланным конем.
Я окинул взглядом шеренгу. Выглядит она куда как внушительно: полсотни воинов, и все при саблях и пищалях.
С Глебом, Макаром и Федором я начал обходить строй. Ощупывал и осматривал все: сбрую у лошадей, самих коней, одежду и вооружение воинов. Мелкие недочеты, вроде истершихся ремней сбруи, подношенных сапог у бойцов да легкой ржавчины на оружии, у некоторых воинов были. Я даже не ругался, только глянул укоризненно.
— Вот что, начальники. Давненько я смотра не проводил, на вас надеясь, да, видно, переоценил. Даю день на исправление недочетов.
Сидя в своей избе, я слышал, как Федор и Макар распекали своих ратников.
— Вы что же, сукины дети, обленились? Сабли Должны быть острыми и смазанными. А у вас ржа завелась — хорошо, что не паутина! Перед князем нас позорите! Привести оружие и сбрую в порядок! А у кого руки не из того места растут, те будут безвылазно на вышке дежурить. Разойдись!
На вышке дежурить бойцы не любили. Наверху все время дул ветер, площадку на дереве раскачивало, да и случись приспичить по нужде — еще спускаться надо.
Ближайшее будущее меня не на шутку тревожило, поэтому я решил пообщаться с призраком из манускрипта. Все-таки предстояли серьезные события — вдруг услышу что дельное?
Попытавшись вспомнить, когда же я в последний раз общался с древним духом, понял, что делал это довольно давно, еще в Вологде.
Задвинул задвижку на двери, дабы не вошел кто неожиданно. Запросто могут посчитать, что их князь общается с потусторонними силами и, никак сам — порождение дьявола. Не отмоешься потом, если раньше не разбегутся, как от чумного.
Вот и свернутый рулончиком манускрипт, который я благоразумно захватил с собой, будучи в Вологде.
Усевшись на лавку, я прочел заклинание, по-прежнему не понимая его смысла.
Заклубился туман, возникло лицо призрака, духа — для себя я его называл «Стариком Хоттабычем».
— Давненько ты меня не вызывал, князь.
— Дела мирские, знаешь ли, — все некогда. Это тебе хорошо, никаких забот и волнений.
Привидение хихикнуло.
— Чего на этот раз узнать хочешь?
— О нашествии татарском.
— Для государя твоего все обойдется, отступятся татары. Много войска соберет господарь Василий, и не решится Магмет-Гирей в большую войну ввязаться, хотя малые стычки будут — не без того.
— Что мне уготовано?
— Воеводой Сторожевого полка будешь, из сечи живым вернешься.
— А… — я открыл уже рот для следующего вопроса, но призрак продолжил:
— Отыщи Мертвый Лог — это от Коломны на Озеры, недалече от Бабурино, если не знаешь.
— Зачем он мне?
— Топь зыбкая на торфянике, однако ж через нее путь есть.
Видение померкло, туман исчез.
Вот так всегда — ни «здравствуй», ни «прощай». Исчезает, когда захочет, не объяснив толком ничего. На фига мне этот Мертвый Лог? Что хотел сказать «Старик Хоттабыч»? Но ведь не зря сказал, явно хотел надоумить меня на что-то. И это «что-то» связано с неким неизвестным пока для меня эпизодом из татарского нашествия, в котором мне суждено будет принять участие.
Поразмышлял я немного, но слишком мало информации пока, чтобы делать какие-либо выводы. Вот что: съезжу-ка я завтра к этому Бабурино, сам погляжу; авось, что-нибудь дельное и придет в голову.
С утра пораньше, в сопровождении Федора и Демьяна-охотника я выехал в сторону Озер. Дорога вилась вдоль Оки.
Мы уже проехали несколько верст, поднимаясь по широкой живописной долине реки, то приближаясь к потоку воды, то удаляясь от него, там, где пойма расширялась. Однако старались не терять реку из виду, чтобы не сбиться. Совет призрака — найти некую топь, гиблое место, диссонировал с тем, что я видел перед собой. Тропа вела по северному склону через сосновый бор с кустами можжевельника, раскинувшийся на песчаной террасе. Среди сосен сиротливо зеленели редкие клены, трепетали листьями на ветру липы. Свежий аромат кружил голову, дышалось легко и свободно.
Мощный поток воды устремлялся то к одному берегу, то к другому, подмывая уступы пойменной террасы и оставляя следы своих метаний — многочисленные старицы.
Я посмотрел на противоположный склон поймы. Он был круче и выше, с оврагами, прорезанными бурными весенними талыми водами. «А ведь татарам, если попытаются здесь переправиться, непросто будет с такого склона к воде спускаться», — отметил я про себя. А преимущества защитников водного рубежа для меня были очевидными. Да и стрела татарская от одного берега до другого не долетит. Вся надежда на внезапность, чтобы врасплох наших застать. Ну так зевать не надо!
Дальше долина реки резко поворачивала на юг, змейка Оки с каменистыми перепадами терялась за высоким склоном с редкими березовыми колками. Лес начал редеть.
Чтобы не заблудиться, Федор уточнял направление у редких путников.
Через час пути один из путников, судя по лотку — из бродячих коробейников — ответил:
— Да вот оно, Бабурино. Только одесную берите. Влево топь будет. Уж сколько там людей да живности сгинуло! Потому Мертвым Логом прозывается.
Федька поблагодарил коробейника. Когда он скрылся за поворотом, я приказал:
— Нам — влево, к топи.
— Княже! Смилуйся! Ты не расслышал, что коробейник сказал? Топь же там!
— Вот нам туда и надо.
Федька вжал голову в плечи, пробурчал что-то себе под нос и перекрестился.
Мы проехали еще немного. Теперь тропа шла через березовый лес.
За деревцами открылось поле, поросшее изумрудной сочной травой — осокой, хвощем, рогозом. А где же Лог? Я ведь представлял себе, что «мертвая» земля — это земля, на которой ничего не растет. Стало быть, не добрались мы еще, дальше двигаться надо. Но метров через пятьдесят Демьян сказал тревожно:
— Княже! Нельзя вперед, возвертаться надо.
