Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич
Тем временем рыжебородый витязь, с мечом в одной руке и с выхваченным из ножен вторым тесаком в другой, походя снёс ближайшего противника, молниеносно срубив тому башку с плеч. Следующие два оппонента, наконец выйдя из ступора, напали одновременно. Впрочем, это им мало помогло; одного из них Ратибор метким броском ножа в сердце отправил прямиком к Ахриману и тут же, парировав удар второго, ответным выпадом одноручного палаша пронзил тому грудь.
Последняя четвёрка алгурийцев, в конце концов собравшись, с дикими криками скопом бросилась на огнекудрого гиганта, мгновение назад выдернувшего свой топорик из головы павшего самым первым незадачливого арбалетчика. Светловолосые воины грамотно зашли с четырёх сторон, и у обычного противника шансы выжить в такой ситуации лихо устремились бы к нулю. Похоже, в том же ключе размышляли и нападавшие, как‑то подзабыв впопыхах, что ни один среднестатистический боец не смог бы в течение целого года так рубать на капусту всю ту ораву отпетых душегубов, коих регулярно натравливал владыка Эдиз на непокорного русича.
Между тем финальная схватка, уже добро окроплённая кровью, закружившись в смертельном танце, надрывно взорвалась пронзительным звоном стали о сталь. Ратибор, не только по силе и мастерству, но и по скорости да ловкости значительно превосходивший любого из оппонентов, безудержным вихрем заметался между неприятелями, споро осаживая одного за другим на пески. Первому лезвие топора полоснуло по горлу, начисто срезав при этом жиденькую бородёнку. Второму любителю лёгкой наживы меч рыжеволосого исполина вспорол живот, выпустив кишки наружу. Тут же ловко отведя в сторону выпад третьего противника, ответным ударом топора Ратибор мигом раскроил практически пополам его застывшую в зверском оскале физиономию.
– Пощади, прошу!.. – выронив меч со щитом, истерично взвизгнул последний из десятка противников, молодой крепкий парнишка лет двадцати от роду. Быстро оглядев поле сечи и убедившись, что он остался один, посеревший от страха алгуриец, неожиданно для себя ясно осознавший, как же ему не хочется умирать, внезапно развернулся да под уничижительное улюлюканье толпы побежал прочь так, что аж пятки засверкали.
– Тьфу на тебя, заячья душонка! Сиди лучше дома, уди рыбку!.. Будешь должен, размазня! – Ратибор, поначалу собравшийся было запустить вслед «заячьей душонке» свой топорик, вдруг передумал убивать слабого духом соперника. В отличие от своих противников, позабывших сегодня о благородстве, совести и чести, сердце молодого богатыря, на удивление ему самому, покамест зачерствело ещё не окончательно.
Тем временем зашедшиеся в очередном приступе экстаза трибуны, захлёбываясь от восторга, привычно рукоплескали рыжебородому витязю, из раза в раз громогласно скандируя:
– Ра‑ти‑бор! Ра‑ти‑бор! Ра‑ти‑бор!
Глава 22
В трущобах
Вечером того же дня
Уже начинало смеркаться, когда Лазар, немного заплутавший в местных трущобах, располагавшихся на южной окраине столицы Ослямбии, спешно подошёл к неказистому одноэтажному домишке, затерявшемуся среди нескольких сотен себе подобных, однотипных построек. Сама обветшалая хибара с виду была ничем не примечательна, и проходящие мимо, случайно забредшие к беднякам на юг подгулявшие праздные зеваки из богатых кварталов аль гости города не задержали бы на её слегка покосившейся кровле свои равнодушные взгляды более чем на мгновение‑другое. В отличие от местного населения, которое с глубочайшим почтением, а скорее, даже с благоговейным трепетом выстраивалось в незримую очередь, растянувшуюся на многие месяцы вперёд, дабы попасть на приём к таинственной хозяйке сей невзрачной лачуги.
– Стой! – перед Лазаром, уверенно преграждая ему путь, из тени дома выступили два здоровенных чернокожих детины. При ближайшем рассмотрении вставшие на дороге у чистильщика нужников угрюмые громилы оказались рабами, что ясно было из их невольничьих ошейников. Одетые лишь в набедренные повязки, но вместе с тем вооружённые вполне себе увесистыми шипастыми дубинами, оба охранника вопросительно воззрились на смрадного уборщика. – Тебе назначено?
– Да! Целый год ждал очереди, и вот, наконец, с три часа назад мальчишка‑гонец примчал с приглашением, – сухощавый вифириец суматошно протянул одному из телохранителей глиняную табличку, размером с ребяческую ладошку, со своим именем и грубо вырезанными ниже датой и временем посещения. – Я сразу собрал, что успел, и сиганул сюды, благо дорогу более‑менее знаю, так как заранее разведал, как пройти!.. Сначала, правда, всё же прошлёпал нужный поворот, но быстро сообразил, что маленько промахнулся.
Лазар осторожно снял с плеча объёмный увесистый берестяной короб, заполненный до отказа нежной телячьей вырезкой, свежеиспечённым, ещё горячим хлебом, крынками с козьим молоком да парой десятков индюшачьих и перепелиных яиц. Он истратил на такое богатство все собранные им с миру по нитке сбережения, кои припрятывал в течение нескольких месяцев по закромам от своих надменных высокородных хозяев. Те не видели особого смысла в тщательном досмотре рабов‑уборщиков, ибо презрительно считали, что окромя засохшего дерьма, прятать им нечего. Но накопленных Лазаром средств всё равно не хватило бы даже на всего один добрый шмат дорогущей мраморной говядины, посему предусмотрительный черноволосый невольник ещё в прошлом году вынужден был дополнительно связаться со своей знатной роднёй в Вифирии, которая приберегла для него у дружественной им семьи в Нурязиме внушительную сумму денег. Да, рискованно было так высовываться, но дело того определённо стоило. Если, конечно, слухи не брешут, в чём скоро можно будет удостовериться самолично.
– Меня зовут Зулук. Оружие есть? С ним вход воспрещён, – неприветливо буркнул старший из караульщиков, передавая табличку с котомкой молодому напарнику. Тот, в свой черёд, не задерживаясь на пороге, быстро проскользнул с глиняной дощечкой и гостинцами в дом. После чего мрачный, недоверчиво зыркающий исподлобья Зулук, не удовлетворившись спешным отрицательным мотанием гривы цвета вороного крыла, не спрашивая разрешения, довольно бесцеремонно и шустро обыскал очередного посетителя. Не найдя у того ничего подозрительного, кроме небольшого поясного мешочка, чем‑то туго набитого, чернокожий бугай взвесил его в руке, развязал, понюхал, а затем вопросительно впился в карие глаза Лазара.
– Это для Фейзы? – после утвердительного кивка долговязого гостя Зулук, которого с самого утра снедало необъяснимое дурное предчувствие, неторопливо вернул вифирийцу увесистый кулёк, перед тем сурово прошептав знатно волнующемуся визитёру в лицо: – Имей в виду: выкинешь чего неподобающее с провидицей, и твои жалкие останки будут по всему побережью Внутреннего моря чайки собирать не одну неделю и так все косточки до конца и не сыщут! Понял меня?
– Прекрасно понял, – снова согласно кивнул глава чистильщиков. В этот момент дверь в домишко отворилась и знакомая фигура показалась на пороге. Это воротился уже с пустыми руками нырнувший в хибарку чуть ранее с дарами и посланием напарник Зулука, бывший значительно моложе своего соплеменника, но так на него похожий. Не иначе, либо братья, либо отец и сын стояли на страже у знаменитой в узких кругах вещательницы.
– Что там, Озгюсл?
– Прорицательница благосклонно приняла подношение и ожидает этого вифирийца, – тут же доложил вернувшийся телохранитель покосившемуся на него старшему родственнику, после чего Лазару наконец‑то позволили пройти в дом.
Дверь за бывшим галерным гребцом тихо притворилась, и жилистый невольник сделал шаг вперёд да так и замер на входе, силясь рассмотреть в царящем в халупе полумраке хоть что‑нибудь. Впрочем, его глаза, привычные к сумраку находящейся в богатых кварталах Нурязима примитивной городской канализации, быстро освоились. Очень простая, даже можно сказать, откровенно бедненькая, без лишних изысков и уж тем более без какого‑либо вычурного убранства прихожая с имеющимся ответвлением на кухню, по прямой плавно перетекала в такую же, ничем не примечательную гостиную. Освещалась каморка для гостей лишь прикрученным к стене у порога древним канделябром да двумя уже догорающими свечами, стоящими в старых, заляпанных воском подсвечниках, расположенных на краях овального, видавшего виды резного липового столика. Сам стол находился ровно по центру приёмной комнаты. Слева, ближе к наглухо занавешенному плотной полотняной тканью окну виднелась не до конца прикрытая дверка, вероятно, ведущая в спальную. Через дверную щель в гостиную, еле‑еле разгоняя зависшую у подоконника темень, просачивалась тусклая полоска света; в смежной опочивальне явно чадил ещё как минимум один канделябр.
