Зубных дел мастер - Анатолий Федорович Дроздов
— И вас не удивили эти смерти? Чтоб столько и в короткий срок?
— Удивили, — министр кивнул. — Мы это обсуждали с подчиненными, но, признаюсь, без особого старания. Раз смерть не криминальная, милицию она не интересует. Убийства бы раскрыть. А эти… — он махнул рукой. — Туда им и дорога! Нам заботы меньше.
— Вот именно! — поддакнул председатель. — Нет человека — нет проблемы, как говорили в недалеком прошлом.
— На что вы намекаете? — нахмурился министр.
— Признаюсь честно, Геннадий Николаевич, — ответил председатель. — О том, что происходит в Белоруссии, я сообщил в Москву, а там заинтересовались. Ситуация в стране тревожная — организованная преступность поднимает голову. Если не предпримем мер, она срастется с властью, а кое-где уже срослась, и уничтожит государство. Но по вполне понятным вам причинам действовать так, как в недалеком прошлом, мы не можем. Масштабные репрессии не применимы — их не поймут: ни здесь, в советском обществе, ни за границей. Нас станут обвинять, что возвращаемся к сталинским порядкам, — он сморщился. — А тут все просто и изящно — умер уголовник не криминальной смертью, что экспертиза подтвердила. Власть ни причем. Зато какой эффект! Мне доложили, что Белоруссию покинули рецидивисты — из тех, кто оставался жив. Преступники — люд нервный, суеверный, и жить хотят, — он усмехнулся. — Сбежали даже те, кто находился под надзором правоохранительных органов. Их объявили в розыск и, разумеется, задержат, но, как мне сообщили: их это не пугает. В колонии не умирают от отравления угарным газом или споткнувшись на заснеженной тропинке. Признаюсь, восхищен. Так ловко разобраться с угрозой государству!
— Вениамин Григорьевич! — министр побагровел. — Вы обвиняете меня в нарушении социалистической законности? В организации милицией убийств?
— Что вы, Геннадий Николаевич! — председатель поднял руки, словно демонстрируя, что он не говорил такого. — Никто ни в чем не обвиняет и не собирается. Но ваш новаторский подход мое начальство оценило. Вас просят поделиться опытом.
— Да меня за это… — министр пытал возмутиться, но его прервали.
— Наградят, повысят в звании и переведут служить начальником особой группы комитета. Так попросили передать. Геннадий Николаевич, давайте откровенно. В стране грядут большие перемены. Год или два — и они начнутся. Я не могу вам сообщить подробности, но они, поверьте, будут. И тогда тот, кто проявил инициативу, помог своей стране, окажется востребованным ею.
Министр вздохнул.
— Нет, все же нужно выпить.
Он встал, достал из шкафа бутылку коньяка и два бокала. Поставил их на стол, наполнил и один придвинул гостю. Затем взял свой.
— За взаимопонимание!
Он чокнулся с емкостью гостя и осушил бокал. Крякнул и опустил его на стол.
— Вениамин Григорьевич, как на духу, — продолжил разговор. — Мои тут не замешаны — они такого не умеют. Признаюсь, мы на вас грешили. У комитета, вроде, есть специалисты.
— Когда-то были, — ответил председатель и вздохнул. — Но при Хрущеве их репрессировали и многих расстреляли. И не подумали, что могут пригодится. Кукурузник дров много наломал. Вы точно не причем? — он глянул на министра.
— Клянусь!
— Но кто-то это ж сделал!
— Возможно, ГРУ?
— «Соседи»[1] таким не занимаются, — ответил председатель. — Военная разведка, работает за границей. И мы бы знали, если бы попробовали здесь. Загадка. Ладно, разберемся. Геннадий Николаевич, я прошу вас, чтобы об этом разговоре…
— Не мальчик, — поспешил министр, — и все прекрасно понимаю. Здесь все останется.
— Тогда — успехов! Рад был побеседовать.
Председатель встал, пожал министру руку и удалился. К бокалу с коньяком он даже не притронулся. Министр взял его, вздохнул и осушил.
«Доложить о разговоре руководству?» — мелькнула мысль. Подумав, он ее отверг. У Щелокова с Андроповым вражда, и Николай Анисимович не преминет при случае уязвить соперника попыткой завербовать руководителя МВД БССР. А крайним станет кто? Геннадий Николаевич! Контора ему это не забудет. А если, как заверил гость, начнутся перемены, министру вспомнят этот разговор. И повезет, если все закончится отставкой. Руководителю республики знать о состоявшейся беседе с председателем не нужно. Как опытный аппаратчик в прошлом, министр прекрасно понимал: стоит только зарониться сомнению… А вдруг милиция и вправду занимается убийствами? Начали с уголовников, а после доберутся до партийных деятелей? Да, ну их на хрен! Чур нас, чур! Об этом лучше не думать! Пусть остается в тайне.
Министр плеснул себе немного коньяку и, уже смакуя, выпил…
* * *
Кир ничего не знал об этом разговоре. Разведывательный дрон мог его подслушать, но с этой целью его пришлось бы отправлять на Урицкого, где размещалось здание республиканского МВД. Системник бы такого не позволил: днем дрон следовал за подопечным. О том, что их лихая эскапада по ликвидации рецидивистов привлекала внимание властей, они не знали и не слишком беспокоились. Поверить, что какой-то скромный техник причастен к массовым убийствам? Ну, ну, самим-то не смешно?
Кир жил уже привычной жизнью. С Наташей отношения наладились, а со Светланой, которая вернулась в общежитие подавленной и замкнутой, Кир провел сеанс психотерапии. Чего, чего, а это умел. В военно-медицинской академии, где он учился, их обучали методам по приведению солдат и офицеров в нормальное психологическое состояние, а служба показала, насколько это нужный навык. Когда в бою ты видишь сослуживцев, разорванных на куски, и убиваешь сам, потому что и тебя хотят убить, ты сатанеешь от стремления крошить противника, мозг закипает, и его владелец становится опасным. Тут или лекарство, которое в большинстве случаев психоз только отложит, или воздействие обученного врача. У Кира получалось…
Улучив момент, когда Наташа отлучилась в магазин, он сел перед Светланой и стал делать пассы у ее лица.
— С-смотри, с-счас б-будет ф-фокус.
Девушка вздохнула, но глаз не отвела. Кир уловил момент, как взгляд ее застыл.
— Т-тебе с-спокойно, х-хорошо. В-ведь т-так, С-светлана?
— Да.
— З-запомни: изнасилования н-не б-было. Т-тебе п-пригрезилось. З-забудь. П-понятно?
— Да.
— С-сейчас я у-уберу л-ладони, а т-ты о-очнешься и б-будешь ч-чувствовать с-себя с-счастливой.
Опустив ладони, он громко хлопнул ими. Взгляд девушки стал осмысленным, и, посмотрев на Кира, он вдруг засмеялась.
— Ой, ты такой смешной! Сидишь и смотришь на меня, как баран на новые ворота.
— Л-любуюсь.
— Смотри! — Светлана погрозила пальцем. — Вот расскажу Наташе, она тебе устроит!
—
