Сэй Алек - Нихт капитулирен!
Дверь за Гитлером, которого дела спешно призывали в Берлин, закрылась.
— Как жаль, геноссе, — произнес, не скрывая разочарования, Старый Борец герр Линдер. — Все же речи у нашего фюрера отлично получаются.
— У него все отлично получается, даже уклоняться от женитьбе на Еве, — отозвался герр Краммер, тоже, естественно, Старый Борец, и хрипло расхохотался.
Собственно, понять Линдера было не сложно – почти все из участников «Пивного путча», истинные ветераны НСДАП и оплот национал-социализма в Германии (по крайней мере – они себя таковыми считали) собирались в этой пивной каждый год, дабы отметить годовщину своей первой, провальной, попытки взять власть в стране и помянуть павших.
Гитлер, как бы занят он ни был, никогда не пропускал этого мероприятия, непременно произнося зажигательную речь для своих соратников. Этот год не стал исключением – фюрер приехал. Но, вместо планировавшегося часового выступления, уложился в десять минут и покинул зал.
— Гитлер ушел, но литр остался, — Краммер поднял огромную и пузатую, как он сам, глиняную кружку с пивом.
— Вы б поосторожней были в выражениях, геноссе, — произнес герр Линдер. — Так можно и до уровня тех маргиналов скатиться, которые говорят, что фюрер нам не нужен.
— Это кто такое говорит? — проревел его собеседник. — Да я их!..
Продолжаться празднованию оставалось всего несколько минут. Ровно двадцать минут десятого предстояло сработать адской машинке, которую заложил в одну из деревянных колонн участвовавший в ремонте «Бюргербоя» столяр Иоганн Георг Эльзер – один из тех «маргиналов», которых упомянул герр Линдер. Восемь Старых Борцов погибнет при взрыве, еще шестьдесят три человека получат ранения.
Эльзера схватят в тот же вечер – еще бы, его действия не были секретом для Гейдриха. В гестапо знали о готовящемся покушении, и внимательно проследили, чтобы Гитлер ушел до взрыва. А Старые Борцы… Что ж, приходится чем-то жертвовать, дабы восстановить медленно падающую веру в фюрера.
И даже сработай бомба раньше, когда Гитлер был в пивной – это не пугало Рейнхарда Тристана. Кто бы ни стал преемником Гитлера в этом случае, Гейдрих был вполне уверен, что его собственное могущество будет только расти.
Несмотря на то, что изменения в истории, после появления Карла Геббельса в Берлине 1938-го года, росли как снежный ком, некоторые вещи все равно оставались неизбежными.
Москва, Академия Генштаба
18 ноября 1939 г., пять вечера— Понимаю вашу озабоченность, Егор Михайлович. Отлично понимаю, — произнес Буденный. — Но и вы поймите, товарищ подполковник. Война с белофиннами не за горами. Она, можно считать, дело решенное. А в вашем батальоне больше половины танков до сих пор в ремонте. Я уже не говорю о том, что пять танков просто списаны из-за критических повреждений, а когда будут новые – бог весть. И что, прикажете линию Маннергейма пехотой прорывать?
— Но, поймите меня правильно, Семен Михайлович! — развел руками Бохайский. — Ваше предложение очень лестно, я рад, конечно, что командование столь высоко меня ценит, однако бросать в бой танки, экипажи которых не приучены взаимодействовать между собой, более того, и внутри танка-то неприученные действовать вместе…
— Да кто вам ерунду такую сказал, подполковник? — искренне изумился маршал. — Доставим ваш экипаж, и два любых иных из вашего батальона, какие укажете. Вот у вас кто лучшие командиры?
— Пожалуй, что старший лейтенант Хальсен Максим Александрович, и… Ну и капитан Вилко Арсений Тарасович. Дельный мужик и хороший танкист, хоть и батальонный комиссар.
— Вот их вам в подмогу и отрядим, — произнес Буденный, а потом ласково как-то даже, добавил: — Соглашайтесь, Егор Михайлович. Соглашайтесь. Кроме как у вас, танкистов с настоящим боевым опытом и умением управляться с тяжелыми танками, в Советском Союзе нет. А машины обкатать надобно. Результаты же на долгие годы вперед развитие танкостроительной мысли определят, а вы кочевряжитесь, словно красна девица. Неужто не хотите в историю попасть?
— Главное, чтобы не в переплет, товарищ маршал, — усмехнулся Бохайский. — Куда ж я денусь? Если родина приказывает, значит делать нечего.
— Ну вот и славно, — ответил Семен Михайлович. — Не хотелось вас неволить, право. Значит, все три машины распределите сами, по прибытию на место. Сколько у вас до окончания курсов осталось? Два дня? Вот на третий и поезжайте сразу же. А я сегодня же вызову товарищей Хальсена и Вилко.
Москва, Киевский вокзал
22 ноября 1939 г., около десяти утра— Вот по всему видать, не судьба тебе жениться в ближайшее время, старлей, — хмыкнул Вилко, выходя из вагона. — Может даже и никогда.
— Warum, Арсений Тарасович? — удивился идущий за комиссаром Хальсен. — Что ж я, не человек, и не звучу гордо? Все во мне прекрасно, особенно мысли и одежда.
— Darum, Максим Саныч, що едва только ты предложение девушке сделал, как бац-трах, и уже в поезде. На следующий же, заметь, день. И вместо Марлен под боком, у тебя «Лили-Марлен» в твоем собственном исполнении. Причем поешь ты, мягко говоря, хреново. Так, а где наш комбат, почему не встречает?
— Товарищ Вилко? — рядом с командирами появился незнакомый сержант НКВД.
— Он самый, — капитан окинул подошедшего взглядом, отметил общий щеголеватый вид и внутренне усмехнулся. — С кем имею?
— Сержант госбезопасности Чижик, — представился НКВДшник. — Мне приказано сопроводить вас и экипажи в ГАБТУ,[39] где вам будет сообщено о цели вашего прибытия. Автобус ждет у вокзала.
— О, це добже, — хмыкнул капитан. — Марченко, строй бойцов в колонну по двое, и следуем за мной и товарищем сержантом.
Советско-финская граница, штаб 1-го егерского батальона
27 ноября 1939 г., восемь утра (время местное)— Господин подполковник, рядовой Савалайнен по вашему приказанию прибыл! — молодой парень лихо козырнул начальству и вытянулся по струнке.
— Вольно, солдат. Присаживайтесь, — оккупировавший кабинет (сущую комнатушку) комбата егерей Инкала кивнул на стул и пододвинул к себе бланк протокола. — Назовите ваше полное имя и дату своего рождения.
— Эмил Савалайнен, родился шестого января тысяча девятьсот двадцатого года.
— О как. Чуть больше месяца до дня рождения осталось, парень?
— Так точно, — рядовой смущенно улыбнулся. — Двадцать стукнет.
— Это хорошо, — подполковник не стал говорить, что теперь, после вчерашнего происшествия, лично он в том, что егерь до праздника доживет, не столь уверен. — Я начальник погранотряда Карельского перешейка, как ты наверное знаешь.
— Так точно! — солдат попытался вскочить и вновь встать по стойке «смирно», однако подполковник устало махнул рукой, удерживая парня на месте.
— Сидите, рядовой. Мне нужно допросить вас о вчерашней артиллерийской стрельбе, а не любоваться вашей выправкой. Расскажите, все что знаете.
— Ну… А что рассказывать? — пожал плечами парень. — Вчера я с трех до шести пополудни был в дозоре возле Майнилы. Только заступил, как слышу – выстрел. Ну, такой… Как из пушки. А секунд через двадцать в поле, между русской деревней и границей ка-ак жахнет! И воронка посреди поля. Это… Где-то на три часа от меня.
— На нашей, или на советской территории? — уточнил подполковник, записывая.
— На их.
Подполковник кивнул.
Дальше что было?
— Дальше? Минуты через три из деревни к воронке подошли русские военные. Сначала один, а потом еще пятеро… Или шестеро.
— Пятеро или шестеро?
— Не знаю, — парень растерянно заморгал. — Я не считал точно.
— Жаль… — вздохнул Инкала. — И что они там делали?
— Да ничего, господин подполковник. Минуты три рассматривали воронку от взрыва, а потом ушли.
— Ничего не выкапывали, ничего не уносили? — Инкала все еще надеялся, что русские просто что-то испытывали, отчетливо осознавая, впрочем, что надежды эти пусты.
— Никак нет.
— Ты хорошо рассмотрел? Далеко они от тебя находились?
— В тысяча ста, может тысяча ста десяти метрах.
— Откуда такая точность? — удивился начальник погранотряда.
— Так… — Эмил смущенно улыбнулся. — Пост-то снайперский. Давно уже все расстояния промерили.
— Это молодцы, — усмехнулся подполковник. — Хвалю. Ну, а откуда стреляли, не заметил?
— Да я так понимаю, с советской стороны. Часов с шести или семи. В том направлении потом еще ружейная стрельба была.
— Яа-а-асно… — протянул Инкала. — Что-то еще добавить можешь?
— Никак нет.
— Тогда на, — подполковник протянул протокол и перо Савалайнену. — Распишись.