Юрий Корчевский - Разведчик. Заброшенный в 43-й
– А-4 – это что?
– Документация.
Чесались руки у майора посмотреть содержимое этого мешка, ох чесались! Мешок макулатуры из глубокого тыла не понесут, там что-то важное, любой разведчик любопытен по натуре. Пехотинец или танкист на малозначащие детали впечатления не обратит, а разведчик анализировать начнет и зачастую выводы нужные сделает.
Грузовик пришел за Игорем только к вечеру. Старшина, с ним прибывший, был знаком Игорю по тренировочному лагерю. В таких случаях посылали не просто представителя разведотдела, а человека, лично знакомого, хорошо знающего фигуранта.
– А, Катков? Ты же в Минске должен быть? А как в полосе чужой армии оказался?
– Это я лично подполковнику доложу.
– Лично не получится. Стрюкову полковника дали, в центральный аппарат перевели. У нас теперь новый начальник разведки, майор Пантелеев. Едем, вечереет уже.
По разбитой бомбами и тяжелой гусеничной техникой дорогам они ехали долго. Из Игоря эта дорога вытрясла всю душу. Предыдущую ночь он не спал, вымотался и сейчас попробовал подремать в кузове. Куда там, от борта к борту кидало. Про сон он и думать забыл, тут язык бы не прикусить.
Однако к трем часам ночи они были на месте.
– Идем в отдел, – приказал старшина.
– Вздремнуть бы пару часов, все равно все отдыхают. Ночь же!
– Топай!
Игоря ждали – не каждый день из глубокого тыла разведчики выходят.
За столом начальника сидел майор.
Игорь вошел и доложился по форме.
– Катков? Мне Стрюков говорил – ты один из группы остался в живых. Давай с самого начала. Садись!
Игорь начал с полета – когда их самолет подбили и он приземлился в болото. Он старался не упустить ни одной мелочи, поскольку по опыту знал, что беседовать с ним будут еще не раз, перепроверяя все сказанное. Да еще рапорт писать заставят.
За час едва уложился.
Майор откинулся на спинку стула, закурил.
– Не слышал никогда о таком острове. И документы оттуда?
– Так точно!
– Надо в Москву посылать, у нас технических специалистов такого уровня нет. Но сначала перевести на русский язык надо, а уж потом разбираться, дельное что-то доставил или мусор.
– Какой же это мусор? Я сам видел, как ракеты взлетают. Огромные! Тиль – это главный конструктор двигателей – говорил, что там одной взрывчатки больше семисот килограммов и дальность полета свыше трехсот километров.
– Действительно, это что-то новое. Садись, пиши рапорт.
– Товарищ майор, позвольте поспать. Две ночи на ногах, голова не соображает.
Майор вздохнул и посмотрел на часы:
– Даю три часа. Свободен!
– Есть!
Игорь настолько устал, что улегся бы прямо в коридоре разведотдела. Но до избы, в которой разместились разведчики, он добрел. Уснул, едва голова коснулась свернутого ватника, который заменял подушку.
Несколько следующих дней продолжались настоящие допросы, правда – с перерывами на обед. Игорь уже рассказал, что он делал каждый день с момента приземления в болото.
Особенно интересовались майором Тилем. Как Игорь его завербовал, почему представился сотрудником британской разведки и где оставил майора, в каком госпитале.
Через неделю майор заявил:
– Изучают твои документы в Москве. Поясни подробнее, где и при каких обстоятельствах ты их добыл?
– Во время налета английских бомбардировщиков здание конструкторского бюро было разрушено. От Тиля я знал, где расположено хранилище документов. Раскопал, что смог, вытащил.
– Мог бы и побольше…
– Под бомбежкой? А если бы я под бомбу угодил или под обстрел? Тогда вообще бы ничего не доставил…
– Вот бумага, рисуй расположение зданий и позиций на острове. Постарайся не забыть ни одной мелочи – дороги, узкоколейку, где было конструкторское бюро, где – завод по выпуску.
– Завод располагается под землей, со слов Тиля – в горе. Конкретнее не знаю.
– Рисуй, это в твоих интересах.
Иногда Пантелеева сменял капитан Орлов. Однажды он сказал:
– Документы твои специалисты изучили. Очень интересно, но отрывочно, фрагментарно. Кое-что по двигателю, но по самой ракете – ничего.
– Конечно! Конструктор Вальтер Тиль был главным по ракетным двигателям, а не самой ракете. И само здание было конструкторским бюро по двигателям. Ракетами же занимался Вернер фон Браун. Где его конструкторское бюро, я не знаю да и самого не видел никогда. У меня и пропуск был не во все зоны.
Постепенно Игорь начал чувствовать, что его в чем-то подозревают. Конечно, в разведке всякое бывает. Немцы могли использовать его «втемную» – для дезориентации. Но не такой же ценой – разрушения КБ, гибели сотен конструкторов и техников, главного конструктора. Ну а если немцы все же его перевербовали, то как увязать это с налетом английских бомбардировщиков? Ну, сунули бы поддельные документы. Собственно, тут и подделывать ничего не надо, у любого конструкторского бюро есть неудачные конструкции. Изобрели, сделали опытный экземпляр, провели испытания и поняли – неудача. Отставили в сторону, принялись за новое. И немцы вполне могли бы подсунуть ему настоящие чертежи, но неудачной конструкции. Только ведь Игорь откопал чертежи в секретном хранилище. И он был твердо уверен, что это не подстава, только как доказать это начальству? В разведке при малейшем сомнении в неискренности, а тем более уверенности в возможной перевербовке фигуранта отстраняли от службы.
Через две недели после возвращения Игоря, когда в один из дней он уже привычно пришел к майору, тот сказал:
– Проверка документов и твоих действий в немецком тылу может идти долго. Никто тебя ни в чем не обвиняет, но некоторые сомнения есть, прямо скажу. Поэтому ты временно переводишься в зенитную батарею.
– Я же не артиллерист, товарищ майор!
– Так ведь и я разведчиком не родился. Тем более что перевод твой временный. Кстати, батарея эта не так далеко от штаба.
Игорь понял – его не хотят пускать на передовую, не говоря уже о том, чтобы отправить с заданием в немецкий тыл. А в своем тылу он под приглядом будет. Поэтому даже в пехоту не перевели, в траншеи на передовую. По всему выходит – не доверяют ему. Обидно стало, но виду не подал: в армии приказы не обсуждают, их выполняют. Он поднялся со стула:
– Есть в батарею.
– Иди к писарям, они в курсе. Красноармейскую книжку новую получишь.
– Есть к писарям!
В течение десяти минут он получил новую красноармейскую книжку, а выйдя из штаба, развернул ее. Упоминания о его службе в разведке не было нигде. Чудно! Последняя запись – командир отделения взвода по охране штаба армии.
Личных вещей у него не было, собирать было нечего. От писарей при получении документов он узнал, где батарея – новое место его службы было в километре от штаба. Туда он и заявился, представившись комбату.
– Знаю, звонили уже. Что натворил-то?
– Ничего, – вытянулся перед ним по стойке «смирно» Игорь.
– Не хочешь говорить – не надо. О пушке понятие имеешь?
– Видел издалека.
Комбат засмеялся:
– Подносчиком снарядов будешь. Идем, с расчетом тебя познакомлю.
Батарея имела на вооружении 37-миллиметровые автоматические пушки. В обязанности подносчика входило набивать патроны в обойму по пять штук и подносить их к орудию – дальше уже действовал заряжающий. Это была работа для любого, физически выносливого и необученного человека, но без военного образования. Но про себя Игорь отметил, что его, с учетом знания им немецкого, даже переводчиком в разведроте не оставили.
Парни в расчете служили молодые, наводчиком был ефрейтор. Игорь – младший сержант и подносчик, должность в расчете самая низкая.
Принял его расчет, однако, хорошо, показали и объяснили, что и как.
Служба была простой, даже примитивной – но и самой рисковой. Пушка стояла в капонире, где земляные брустверы со всех сторон прикрывали и ее, и расчет. Боезапас же располагался поодаль. Игорь и должен был подносить снаряды от ровика, бегая с ними в руках по открытой местности. Во время налета вражеской авиации подносчики снарядов гибли чаще всего. Или эту должность для него избрали не случайно?
Глава 7. Рота особого назначения
И прослужил Игорь в зенитной батарее всего четыре дня. После разведки эта служба вначале показалась ему легкой. После завтрака снаряды в обоймы набивал, протирал их промасленной тряпицей. Принимал участие в чистке орудия, поскольку ствол чистили всем расчетом – длинный ствол зенитки требовал усилий при работе банником.
А на четвертый день – налет «лаптежников». «Юнкерсы» появились неожиданно, вывалившись из-за облаков, и ведущий сразу свалился в пике.
Первые бомбы пришлись по передовой.
На батарее при появлении штурмовиков сразу объявили тревогу и открыли огонь, тем самым обнаружив себя.
Второй самолет целил уже не по позициям пехоты, а по батарее. Автоматическая пушка жрала снаряды, как паровоз дрова. Короткая очередь – и пяти патронов нет. Заряжающий почти все время кричал:
