Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)
Нас встретил командир роты. С Кравцовым они явно были хорошо знакомы – похлопали друг друга по плечам, обменялись приветствиями.
– Кравцов, лучшего сапера даю, он проход сделает и – сразу назад.
– Только на обратном пути нас не подстрелите – бойцов предупреди. А если нас на нейтралке обнаружат, прикрой из пулемета.
– Ну, ни пуха ни пера.
– К черту!
Сапер оказался якутом или казахом – кто их в темноте разберет: глаза узкие, лицо смуглое, скуластое. Он бесшумно юркнул через бруствер, мы – за ним.
Огляделись. Впереди – ночная темень и тишина. В нашем окопчике мелькнул огонек: ясно – провожают нас взглядами бойцы лейтенанта, самокрутку кто-то закурил в кулачок – волнуются за нас.
Первые метров сто мы ползли быстро, а потом замерли на месте. Сапер осторожно щупом стал проверять землю. Мы медленно, цепочкой, один за другим продвигались за сапером. Проход был узким, отклонишься в сторону – можешь на мину нарваться.
Впереди раздался глухой выстрел, вверх полетела осветительная ракета. Все уткнулись носами в землю. Черт, как ярко и долго горит!
У меня по спине тек холодный пот. Было ощущение, что сейчас взгляды немецких наблюдателей обязательно наткнутся на меня, а потом – пулеметная очередь – и все, кранты. Однако ракета погасла, и мы поползли дальше.
Сапер ножницами перекусил колючую проволоку и отогнул ее концы в разные стороны.
– Ну, все, прощевайте, ребята, – прошептал он. – Удачи вам!
Группа поползла вперед, в проделанный проход, а са-
пер – к нашим позициям. Я ему по-хорошему позавидовал – он выполнил задачу и возвращался к своим.
Мы подобрались к немецким траншеям и замерли. За изгибом траншеи слышался разговор двух немцев – пулеметчиков или часовых.
Мы тихо перемахнули через траншею и поползли дальше. Здесь брать кого-то смысла нет: на первой линии передовой офицеры только младшие, да и то в блиндажах и, как правило, в окружении своих солдат.
Нам же надо было забраться поглубже в тыл.
Метров через сто или двести – ползком тяжело верно определить расстояние – мы перемахнули вторую линию траншеи. И – дальше, в глубину немецкой обороны. Потом уже встали, и перебежками – в немецкий тыл.
Мы подобрались к небольшому селу и залегли метрах в пятидесяти от ближайшего дома. Осматривались, оценивали обстановку. То, что в селе немцы – это точно: на улицах стояли машины и прохаживался часовой.
Лейтенант всмотрелся в светящийся фосфором циферблат часов.
– В двенадцать смена караула должна быть у них – у немцев с этим четко. Подождем еще с полчаса.
Время тянулось медленно.
Я толкнул Кравцова в плечо и шепнул на ухо:
– Смотри, в центре машина с рацией.
– С чего взял?
– Видишь, шесты по бокам бортов у крытой машины?
Кравцов долго всматривался в машины:
– Ну, вижу.
– Это антенны разборные, смекаешь?
– Офицер у рации должен быть?
– Точно.
– То, что нам и надо. Хлопцы, будем брать связиста. Только как его взять? С обеих сторон в избах – германцы.
Лейтенант задумался:
– Вот что. Кацуба, остаешься здесь, если неудача – прикроешь огнем. Остальные – за мной, попробуем с задов зайти, с огородов.
Мы обошли село и стали подбираться к облюбованной избе сзади. Собак опасаться не приходилось, немцы их отстреливали сразу.
Подобрались поближе ко двору, залегли. Во дворе избы на веревке болтался немецкий солдатский мундир.
Кравцов толкнул меня в бок, кивнув на мундир:
– Надевай, он только на тебя и налезет.
Конечно, в танкисты гренадеров богатырского роста не берут, а мундирчик был размера скромного.
Оглядываясь, я подобрался к веревке, перехватил левой рукой автомат, сорвал с веревки мундир и натянул его на себя. Мокрый, противный, чужим духом пахнет.
– Зайди в дом, притворись пьяным. И никакой стрельбы, только ножом. А уж мы – за тобой.
Деваться некуда. Я зажал нож в руке обратным хватом, чтобы не блеснул раньше времени, поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Темнотища. Нащупал слева дверную ручку, потянул. Дверь скрипнула и отворилась.
Я шагнул в комнату, забормотал:
– Ганс… – И дальше – невнятная тарабарщина на якобы немецком.
С кровати вскочил одетый – только без сапог – солдат и что-то спросил. Я сделал шаг навстречу, покачнулся – ну словно пьяный. Солдат протянул вперед руки, чтобы удержать меня, и я резким ударом всадил нож ему в сердце. Солдат охнул и стал оседать. Едва успев подхватить, я уложил его на койку.
В углу кто-то шевельнулся, поднял голову. Сердце бешено колотится – ситуация нехорошая, и наших нет. Надо решаться! Я броском рванулся к кровати и ударил немца кулаком по голове. Гитлеровец обмяк.
И тут в комнату разом ворвались Кравцов с Семеновым:
– Что у тебя?
– Одного завалил, второй – в отключке.
Лейтенант кивнул, быстро обшарил избу, наткнулся на планшет немца и удовлетворенно хмыкнул.
– Семенов, глянь: немец дышит?
Разведчик подошел к немцу, наклонился, прислушался:
– Дышит.
– Ну, молодец, Колесников! А то в прошлый раз Кацуба так немца кулаком по башке угостил, что тот сразу и окочурился. Одеваем его!
Семенов стал натягивать на фрица мундир.
– Зачем? – поинтересовался я.
– Рубаха на нем белая, ночью видать далеко.
Мог бы и сам догадаться!
Лейтенант и Семенов живо заткнули немцу в рот кляп из
куска простыни и связали его. Причем так сноровисто, что я удивился.
– Семенов, неси.
Разведчик перевесил автомат на грудь и молча взвалил тело немца на плечо.
Лейтенант вышел из избы первым, огляделся, махнул рукой. Увидев знак, следом за ним двинулся Семенов, согнувшись под тяжестью немца. Я замыкал.
Мы обогнули избу и по огородам направились влево, за околицу. Лейтенант остановился, приложил руки ко рту и по-птичьи пискнул. Из темноты возник Кацуба.
– Могли бы и не сигналить – я вас видел.
Мы пошли прочь от села. Кравцов посмотрел на часы.
– Ходу, ребята, иначе не успеем.
Немца несли по очереди, и то выбились из сил.
Перед второй линией траншей вперед выдвинулся Семенов, осмотрелся, махнул рукой. Мы перемахнули через траншею. Часовых не было видно, скорее всего, немцы полагались на охранение в первой траншее. Ползком – к ней. Уже саднило локти и колени, пот заливал глаза.
Бухнула ракетница. Все замерли. Как только ракета догорела, двинулись вперед.
Лейтенант прошептал: «Левее надо, проход там».
Снова вперед выдвинулся Семенов. Махнул нам рукой. Поползли. Мы с Кацубой тащили за веревки немца. Уже миновали проход в колючей проволоке, уже даже успели отползти немного… Но, видно, сбились с прохода и незаметно для самих себя свернули на минное поле. Блеснул огонь, хлопнул взрыв. Сразу же вверх взлетела ракета.
Лейтенант пополз вперед. Семенов лежал недвижим.
– Кацуба, тащи немца, Колесников – Семенова, я прикрою.
Кацуба полз впереди – тащил к нашей передовой немца за веревки, которыми тот был связан. Я ухватился за ворот гимнастерки Семенова и тянул его за собой.
Немцы после взрыва мины проснулись. Сначала пулеметчики прочесали из пулеметов всю нейтральную зону, затем со всех сторон взлетели ракеты. С нашей стороны длинной очередью прошелся по немцам «максим». Звук его стрельбы нельзя было спутать ни с чем другим.
На нейтральной полосе стало светло, над нами пролетали пули – причем с обеих сторон.
Рука моя соскальзывала с воротника гимнастерки Семенова – она была мокрой и липкой. До меня не сразу дошло, что это кровь.
Разыгрался настоящий бой. С обеих сторон уже стреляли все – и пулеметчики, и пехотинцы. Да когда же, наконец, покажется наша траншея?
Я уже выбился из сил, как неожиданно свалился кулем в траншею. Двое пехотинцев помогли стащить вниз Семенова. За мной в траншею спрыгнул лейтенант.
– Где Кацуба с немцем?
– Я не видел.
Появился командир роты.
– Здесь твой разведчик. Жив и немца приволок. Они чуть правее.
– Фух, удалось, – откинулся на стенку окопа Кравцов. – Дашь людей – немца и нашего в тыл унести?
Ротный выделил людей. Двое несли немца, еще двое на плащ-палатке – стонущего Семенова. Мы без сил плелись следом.
Кравцов с пленным отправился в штаб, а Семенова унесли во взвод. Собрались разведчики. На умирающего Семенова страшно было смотреть: левая рука почти оторвана, голова и левый бок – в многочисленных рваных ранах от осколков мины, залиты кровью.
Все удрученно молчали.
Явился Кравцов. Бросив автомат на стол, подошел к Семенову. Разведчик не дышал.
Кравцов стянул с головы пилотку, скомкал ее:
– Какой разведчик был! Какого парня потеряли! Эх…
Лейтенант осекся и отвернулся, скрывая навернувшиеся
слезы.
– За одного паршивого немца – пусть даже и офицера – отдали жизнь русского парня. Что за жизнь такая?! Всем отдыхать!
