Андрей Дай - Поводырь в опале
— Вздор! — хлопнул я ладонью по столу. — Вздор и крамола! Забудьте, молодой человек эти речи, и никому больше не говорите. Даже близким друзьям и тем, кого считаете своими единомышленниками и соратниками. Эти ваши общественные идеи не к чести и славе Сибири приведут, а к каторге где-нибудь в тундре.
— Но как же, Ваше превосходительство, — поспешил на выручку Потанин. — Вы же сами, будучи в Санкт-Петербурге, уверяли, что Университет необходим. И как можно скорее…
— Несомненно! И могу еще раз это повторить, и доказать, как доказывал Государю и Великому князю Константину Николаевичу. Только в доводах моих вы не отыщите ни одного слова об общественной жизни. Да-да. Я знаю, вы знаете — стоит появиться первой сотне студентов, и эта самая, вроде как общественная жизнь появится сама собой. Но зачем же об этом кричать? Вы вот, Григорий Николаевич, статейку писали о возможном финансировании Университета. О сборе пожертвований, об именных стипендиях и премиях профессорам. О том, что в России довольно молодых выпускников, у кого может появиться желание отправиться в Сибирь заниматься наукой и учить туземных недорослей. Все верно. Так и надо!
— И в чем же, по-вашему, польза? — скривил презрительно губы Ядринцов.
— Мне прямо сейчас, господин Общественник, нужно хотя бы тысячу врачей. Десяток архитекторов и агрономов. Пару сотен инженеров и целый полк учителей. Карта нужна с разведанными полезными ископаемыми. Землемеры нужны и гидрографы. Грамотные чиновники, в конце концов! Вот это — польза! А кружки ваши и землячества — это болтовня одна и потеря времени. Сибирь, говорите — колония? Так кто же, милостивые вы мои государи, спорит-то? Колония! С Австралией наравне. Только надобно нам не воззвания на листках корябать, а работу работать. Вот зачем нужен Университет.
Начал с сарказма, заканчивал почти криком. Ну что за бестолочи! Заговоры, тайные общества, идеи, планы… Господи, какой вздор! Зла не хватает. Лучше бы в школы приходские пошли детишек грамоте учить — и то пользы бы больше было…
— Так что же делать? — оба явно ошеломлены моим напором. Они что же это? Думали, меня уговаривать придется? Так я сам кого хочешь могу… Старшему проще. Он уже задание получил, и, судя по всему, назначением своим остался доволен. А вот молодой понимал, что зачем-то мне может пригодиться, только место свое пока не видел.
— Летом откроем Технологические лаборатории. Ученые и оборудование уже в пути. Потом, на их основе, создадим институт с училищем. В Бийске Михайловский начнет врачей учить. В гимназию стремящихся к знаниям детей начнем брать. Вы вот об Обществе грамотности писали? Вот и займитесь. Помощники, поди, найдутся?
— Да-да. Евгений Яковлевич Колосов… Отставной подпоручик артиллерии…
— Прекрасно. Дмитрия Кузнецова еще привлеките… И… Вы знакомы с мадемуазель Росиковой? Василиной Владимировной? Спросите Кузнецова вас познакомить… Сговоритесь на счет Общества грамотности. Составьте план, подсчитайте сколько денег потребно будет. Тогда приходите. Помогу. И Шашкова завтра же ко мне. С текстами. Вам ясно?
Оба встали. Потанин попробовал лихо щелкнуть каблуками, но на мягких гражданских сапогах не было даже плотных подошв. Младший просто поклонился.
— И вот еще что. Мне говорили, вы прокламации какие-то сочинили? Сожгите. Сегодня же. И всех, у кого списки были, о том же предупредите. Некогда нам с вами ерундой заниматься. У нас дом не убран…
Выпроводил задумчивых нигилистов. Апанас уже заглядывал, интересовался, сигналил жестами, что к ужину все готово. Карбышева в приемной уже не было. Я его на вечернюю трапезу пригласил. Тот аж покраснел от удовольствия, и тут же отпросился домой сбегать — переодеться. Странные люди, странные обычаи. Что такого в совместном принятии пищи, что для этого нужно наряжаться, как на прием к царю? Тем более — ужин у меня в доме. То так Миша чужой? Но — нет. Явился во всем лучшем, ботинки так начищены, так сияют — смотреть больно. Медалька на груди. Не разглядел за что именно. Да и важным не счел. Гордится, значит — за дело.
Подумал, на нарядного, в сюртуке из дорогущего сукна, Гинтара посмотрел. На лощеного племянника взглянул, вздохнул, и отправился за парадным мундиром. Мне теперь, слава Богу, тоже есть чем хвастаться. Черный крестик Владимира на траурной черно-красной ленточке — на шею. Станислав, с красно-белой и командорский крест «За заслуги» с темно-голубой, с узкой красной каймой — на грудь. «Клюковку» мою они уже видели, да и неудобно за стол с оружием садиться — оставил шпажонку скучать в углу шифоньера.
У мундира жуткий, царапучий, жесткий воротник-стойка. Хорошо тому, у кого шея длинная, а таким как я — средним — прямо пытка. Но заставляет держать подбородок. Встал перед зеркалом, плечи расправил, спину выпрямил, нос к верху — красавец!
Вошел в столовую этаким князем. Гости мои глаза выпучили и со стульев вскочили. Оба прибалта чуть не до земли поклонились. Миша каблуками щелкнул. По глазам видно — поражены до глубины души. Ладно. Побаловались и хватит. Пельмени не ждут!
— Удачно съездил, иначе и не сказать, — кивнул, и тут же потянулся к золоченым пуговицам. Апанас подскочил помочь. Он меня при параде уже много раз видел, но только теперь вдруг увидел — гордится. Вроде как — эти висюльки на разноцветных ленточках, в какой-то мере, и его тоже. А племянник… как его там… Повилас, вроде — прямо околдован блеском позументов и золотом орденов. Все-таки, люди — немного обезьяны. Знал же, что я начальник губернии и действительный статский советник, да, видимо, раньше в голове не укладывалось. С Гинтаром-то я всегда по-свойски общался. Как со старым другом. Нужно, нужно было этот попугайский наряд на себя одеть, чтоб дошло, наконец, с кем имеет дело.
Мундир тяжело обвис на спинке свободного стула, а я, прямо в рубашке, уже у стола. В животе кишка кишке бьет по башке. Пельмешки паром исходят. Золотистое маслице, как Атлантида, истаивает, тонет среди беленьких, крепеньких тестяных комочков. Штоф с коньяком опять же призывает. Под такое угощение лучше бы конечно водочка. Тем более, что и она — запотевший полуштоф между солеными огурчиками и салатницей с капусткой — присутствует.
— К столу, господа, — командую. — Соскучился по человеческой еде… Водки…
Это уже Апанасу. Каждому напитку — свое время. Или овощу? Или каждому напитку свой овощ?
Чокнулись, выпили. Хрустнули овощами. Спины моих гостей напряжены, не решаются начать есть вперед меня. Приятно, черт возьми. Мелочь, а приятно. Помучил бы, потомил и подольше, но у самого сил нет терпеть. М-м-м… Вкуснятина…
Потом уже, когда первый голод был побежден, когда стало получаться смаковать, пробовать кушанье с разными соусами, обмакивать то в растопленное масло, то в сметанку, то во что-то белесое, напоминающее по вкусу майонез, спросил:
— Ваш дядя не успел поделиться известиями о нашем предприятии. Я имею в виду страховое общество…
К моему удивлению, возникла заминка. Пришлось ждать, пока Гинтар переведет для племянника на немецкий.
— Это что же? Он по-русски не говорит?
— Нет, Герман Густавович, — сокрушается старый прибалт. — Прежде ни к чему было, а теперь обходимся…
— Так как же он с купцами-то нашими общий язык находит? Или что? Толмача к нему приставили?
— Пришлось, — Гинтар разводит руками. Племяш растерянно хлопает глазами.
— Дай ка я догадаюсь, — испортили, гады, настроение. А ведь так хорошо все было. — Народишко-то, поди, страховать свое имущество не торопится? А купцы и вовсе понять не могут, чего это от них хотят? Деньги, что я вам для дела оставил, вложили в какое-нибудь верное дело, и на том все и бросили?
Старик торопится перевести. Молодой тут же пытается оправдаться. Конечно на языке Гёте:
— Однако же, средства ваши, Ваше превосходительство, до десяти процентов должны принести…
Карбышев прячет улыбку. Он, кажется, уже меня просчитал, и знает — чем все это общество любителей иностранных языков, должно закончится.
— Повилас? Я правильно помню? — из принципа говорю на русском. В голове не укладывается — как можно затевать какое-то серьезное дело не владея языком?! — Можете считать себя в отпуске. Гинтар? Пока он не начнет сносно говорить, никаких обязанностей у него быть не должно. Это понятно?
— Да, хозяин, — обиделся. Но он должен меня понять. Я его молодому родственнику страховое дело поручил, а это явление в Сибири новое, простым людям непонятное. Тут объяснять надо! А как он будет это делать, если по-немецки у нас никто не говорит? Да и не станут люди деньги иностранцу доверять. Даже под сверх серьезные бумаги. А ну как сбежит?
Да и я тоже хорош. О чем думал?! Нет, чтоб местного кого-нибудь поискать. Хорошо туземным обывателям знакомого. Хотя бы — в качестве зиц-председателя. А уж управляющим тогда можно бы было и этого шустрого молодого человека приткнуть. Это бы даже и весомости фирме добавило. Серьезные люди, если немчика нанять смогли!
