Кирилл Кириллов - Земля Великого змея
— Так давайте, выкладывайте свою идею, — взорвался Ромка, вставая и беря копье наперевес. — А то тут становится неуютно.
— Вы знаете, я родом из Флоренции. В детстве я посещал школу одного известного мастера. Живописец, инженер, механик, плотник, музыкант, математик, патологоанатом, изобретатель — вот далеко не полный перечень граней таланта этого универсального гения. Его называли чародеем, служителем дьявола, итальянским Фаустом и божественным духом. Это он стал основателем искусства Высокого Возрождения, перевернув мрачные романские традиции и начав изображать человека в его первозданной красоте.
— Содомит, значит? — хихикнул Ромка. — Вот, значит, где вас испортили.
— Да с чего вы взяли? — взвился флорентиец.
— Как с чего? Изображали раньше скульпторы перекошенных старцев, а художники муки адовы да искушения святых. Тем и жили. А во Флоренции этой вашей чего удумали? Дев пышногрудых да мальчиков голеньких. А кстати, не Леонардо ли звали вашего учителя?
— О да, его звали Леонардо ди сер Пьеро да Винчи, — гордо ответил флорентиец, будто произнося свое имя на королевском приеме.
— Как же, как же, — припомнил Ромка пожелтевшие свитки, которые заставлял его читать князь Андрей для ознакомления с бытом и нравами других стран. — Его и еще троих друзей привлекли к судебному разбирательству. Правда, обвинение было анонимным, но все же его приняли к рассмотрению. Наверное, вся Флоренция знала.
— Да полно вам. — Итальянец просиял, словно нашел неоспоримый довод. — Вся Флоренция знала о связи учителя с Чечилией Галлерани, фавориткой Лодовико Моро, с которой он написал свою знаменитую картину «Дама с горностаем».
— И нашим, и вашим, значит. — Качнувшись всем телом, Ромка сплюнул сквозь зубы. Длинная тягучая нить слюны исчезла в люке. Оттуда раздались утробное ворчание и новый удар, от него заскрипели блоки в стенах.
Флорентиец покосился на черный квадрат в полу и продолжил:
— Учителя очень интересовала возможность человека подняться в небо. Он делал много рисунков и изучал летательный механизм птиц разных пород и летучих мышей. Кроме наблюдений он проводил и опыты и приговаривал: «Кто знает все, тот может все. Только бы узнать — и крылья будут!» Сначала он сделал крылья, приводимые в движение мышечной силой человека.
— Дедал с Икаром тоже пытались, но дело кончилось плохо, — скептически поморщился Ромка.
— Только для Икара, который не слушал старших. — Флорентиец наставительно поднял палец вверх. — Его отец, Дедал, спокойно долетел до какого-то греческого острова, потом перебрался в Афины и дожил до глубокой старости. Но дело не в этом. Опыты учителя показали, что повторить подвиг афинян, бежавших с Крита, вряд ли удастся. Подъемной силы человеческих рук будет недостаточно. В своих опытах и размышлениях он дошел до мысли о постройке аппарата с жестко закрепленным крылом для улавливания встречного ветра, давление которого на нижнюю плоскость и создает подъемную силу. Сделать подходящий движитель ему не удалось, но макет, с помощью которого можно взлететь, если прыгнуть с достаточной высоты, например с дерева, а ветер подхватит…
— Как орла?
— Да. Учитель называл такой полет планированием.
— И что, ему удалось взлететь?
— Не ему, нескольким ученикам. Правда, обычно эти опыты заканчивались падением. Но у нас тут вода вокруг, если что, она смягчит удар.
— Вы хотите сказать, что мы можем сделать такое крыло и улететь на нем с этой пирамиды? — округлились Ромкины глаза.
Снизу в пол ударило. Камни содрогнулись, загрохотали внизу острые обломки.
— Думаю, это возможно. Если спрыгнуть с этой надстройки, теплый поток воздуха от разогретой солнцем пирамиды может нас подхватить и понести вверх.
— А из чего ж мы сделаем крыло? — растерялся Ромка.
— У нас есть копья, есть достаточно бумазеи[39], ножи. Жаль, нет доброго каната, но и это поправимо. Только приступать надо сию секунду, дело небыстрое.
— Так чего вы медлите? Начинайте!
Новый удар сотряс пирамиду, длинный зеленый язык появился из люка и исчез, оставив на полу липкий след.
Флорентиец, в глазах которого, казалось, зажгли чадящий факел оптимизма, припал на колено и заработал ножом. Нарезав кусок ткани на длинные полосы, он скатал их в жгут и принялся связывать под наконечники три двухсаженных копья. Разложив их треугольником на полу, стал привязывать четвертое поперек.
— Это что вы делаете? — спросил Ромка, скосив глаза.
— Каркас крыла, потом на него натянется материя.
— На манер паруса?
— Вроде того, только парус будет не морской, а небесный.
— Дон Лоренцо, так дело не пойдет, — запротестовал Ромка. — Расползутся веревочки, и насадимся мы животом на эти пики. Иначе надо.
— Да как же? — Теперь настала очередь флорентийца изумляться.
Молодой человек передал ему копье и сам присел возле конструкции, распутал жгуты.
— А вот смотрите. Вырезаем тут выемку и вот тут, — пояснял Ромка, строгая неподатливое дерево мешикским ножом. — Вкладываем это сюда, а это сюда, а потом уж для крепости и веревочками. Теперь это копье расщепим… — Он взял валявшийся неподалеку медный брусок и, стуча им по обуху ножа, располовинил толстое древко.
— Вот эти концы обтачиваем плоско, вставляем и тут вот обматываем. И еще бы неплохо одно копье… Черт, не снимать же. — Молодой человек выстругал в продольных копьях выемки на одном уровне, вложил еще одно древко, предварительно укоротив до нужных размеров, и прихватил белыми жгутами. — Ну, вот вам и каркас, — сказал он разинувшему от удивления рот флорентийцу, — натягивайте ткань.
Тот, ни слова не говоря, передал вахту у люка молодому капитану и, нарезав еще полосок, стал делать дырки в куске ткани и прикручивать его к палкам.
Снизу опять ударило. Несколько камней из окантовки люка ухнули вниз, разошлись швы еще между несколькими. Еще удар. Язык зашарил по полу, захлестал. Ромка полоснул острым краем наконечника. Достал. Низкий утробный рев из колодца был ему ответом.
— Сеньор Вала, давайте быстрее, еще немного — и мы рухнем прямо к этим тварям вместе с вашим летательным аппаратом.
— Терпение, дон Рамон. Рухнуть вниз с высоты птичьего полета не менее неприятно.
— Пожалуй, — согласился Ромка. — Как на этой штуке летать?
— Это нос. — Флорентиец ткнул пальцем в то место, где сходились три копья. — Это хвост, запускаем по ветру и парим в восходящих потоках.
— А если восходящих потоков не будет, только эти. Как их. Нисходящие?
— Об этом лучше не думать, — потупил глаза итальянец.
Снизу снова бухнуло, еще несколько камней сорвались с места и растворились в сумраке храмовой комнаты.
— А держаться-то на нем как? — спохватился Ромка, опасливо косясь за щербатый край люка.
— На чем?
— Да на аппарате на вашем. Не за палку же цепляться? — Ромка повысил голос, перекрывая доносящееся снизу шипение.
— Ну. Как-то. Это. Не знаю, — растерялся флорентиец и задумчиво почесал затылок под шлемом.
— Хоть пару петель из тряпки к центральному копью привяжите, чтоб можно было руки просунуть.
— Дон Рамон, вы гений! — воскликнул флорентиец и принялся за работу. — Ранее я не встречал человека, способного так быстро соображать.
— Станешь тут соображать, когда за пятки кусают, — пробормотал молодой человек.
Итальянец еще повозился с крылом, что-то подвязывая и подтягивая, и наконец выпрямился, улыбаясь совсем не к месту.
— Извольте, дон Рамон, — он изящно взмахнул рукой, — небесный экипаж готов.
Снизу снова грохнуло, пол под ногами конкистадоров заходил ходуном. В дыре на миг показалась морщинистая бугристая голова. Ромка ударил копьем как дубиной, но не попал. Древко стукнулось о край, завибрировало в ладонях и, вырвавшись, исчезло в отверстии. Рев и новая волна зловония стали благодарностью за этот нежданный подарок.
— Вот с… — пробормотал Ромка по-русски, поплевывая на зудящие ладони, и громко добавил по-испански: — Давайте уже улетать.
— Конечно, дон Рамон, только теперь мне понадобится ваша помощь. Беритесь за этот конец. Нам надо поднять его на крышу.
Они уцепились за громоздкую, но легкую конструкцию и без особых усилий забросили ее на крышу алтарной комнаты.
— Теперь что? — спросил Ромка.
— Залезаем наверх и цепляемся. Вы похудее, давайте вперед, а я потяжелее — буду килем.
Они забрались на крышу и, приподняв аппарат, просунули руки в ременные петли.
— Э… Стойте! — закричал Ромка.
— Что такое? — спросил флорентиец.
Ромка помолчал секунду, набираясь смелости, и выпалил:
— Не хочу вас обидеть, но мне будет спокойней, если вы займете место впереди.
Флорентиец посмотрел на него искоса, осуждающе кривя рот, но ничего не сказал. Снизу бухнуло, большой кусок пола затрещал и осыпался вниз.
