Дмитрий Тараторин - Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф»
А все же, поймал себя на мысли Лом-Али, он и сейчас неистово жаждал, чтобы кровник его был жив, здоров и чтобы однажды их пути непременно пересеклись. Уж тогда он своего не упустит. Горьким опытом наученный, тянуть не станет — сразу прирежет этого пса бешеного. А после в любой миг готов будет предстать перед Всевышним. Эти тяжкие раздумья прервало появление чернооких и пышногрудых жен, с причитаниями бросившихся к своему израненному господину.
А между тем по каменистой и пыльной дороге, в далеких южных краях, неуклонно удаляясь от старинного монастыря, шел тот, о встрече с кем так страстно молил Аллаха Лом-Али. Он был высок, сед и отрешен практически от всего. Ночью к нему явился Грозный Ангел и безапелляционно велел возвращаться в Россию. «Жатва созрела, а жнецов нет», — сказал посланник.
* * *А ведь и бегемоту, в свою очередь, снились сны. И кто сказал, что они были менее чудовищны. Эта причудливая тварь, продукт многоступенчатых, жестоких мутаций, органично сочетала в себе человеческое, звериное и даже потустороннее. За счет чего многое видела насквозь.
Однако будь ты хоть трижды прозорлив и столь же беспощаден, из подземного (а где ж еще такому монстру обитать) убежища все не проконтролируешь. К тому же не настолько всесильна оказалась научная мысль, чтобы предугадать развитие организма мутанта. Внутренние и внешние трансформации вовсе не прекратились (как предполагалось) после успешного завершения операции слияния. Периодически, причем непрогнозируемо спонтанно, существо корежило и колбасило. Какие-то способности у него внезапно прорезывались, какие-то бесследно отмирали.
К тому же к бабам ему так и не удалось приспособиться…
Кризис чекистского режима роковым образом совпал с одним из периодов ломки животного. Оттого-то и случилась катастрофа, плоды которой успешно пожинали всевозможные люто враждебные Державе Российской силы. Придя в сознание, бегемот по большому счету мог только кусать локти (будь они у него). Процессы дезинтеграции там, под все безумнее сиявшим солнцем, развивались, похоже, необратимо. И все же мужественный зверь решил не сдаваться.
С некоторых пор он осуществлял контроль за положением в стране в основном через сны правящей элиты. Вот и теперь, удрученный неизбывной печалью реальности и тотальным предательством обслуживающего персонала, бегемот все глубже погружался в чужие видения. Это был действительно единственный способ нечто изменить в его и страны незавидном положении. Ведь в последнее время он был фактически предоставлен сам себе. Никто не проводил даже профилактического ремонта систем его жизнеобеспечения. Тут следует отметить, что лицом к лицу или, точнее, морда к морде, с ним никто не встречался. Поскольку в результате мутаций, даровавших ему власть над снами (кошмарными преимущественно), он так пропитался ужасом, что любое теплокровное существо в его присутствии неотвратимо падало замертво.
Как же, спрашивается, бегемот питался, всеми позаброшенный? Ну, во-первых, он умел трансформировать липкий страх, испытываемый жертвами его ночных посещений, в килокалории. А что касается необходимой и ему белковой пищи, то здесь беспредел, царивший наверху, был ему на руку (или на лапу).
В период диктатуры была смонтирована хитроумная система, оберегавшая обитателей Кремля и других режимных объектов от посягательств революционных боевиков и ваххабитских шахидок. Любой акт вооруженной агрессии в отношении этих бастионов верховной власти провоцировал разверзание мостовых, смонтированных на этих участках из подвижных титановых плит. Террорист, разумеется, проваливался в подземелье (камеры слежения на этот миг автоматически отключались). Ну а там безраздельно хозяйничал бегемот, с аппетитом злодеев и пожиравший. Однако рано или поздно шестеренки, приводившие в движение вышеописанную систему, неизбежно заржавели бы, потому и форсировал бегемот свое давление на властную элиту. Больше всех, разумеется, доставалось Германцеву.
Но вот зловещий парадокс — чем жестче он контролировал сны этих, уже почти тотально закошмаренных им персонажей, тем неуютнее становились его собственные. Прежде насыщенные эротическими приключениями, до которых он был горазд в человечьем обличье и каковых он был лишен в нынешней своей реальности (в них фигурировали, к счастью, женщины, а не бегемотихи), теперь сны будоражили его тяжелыми картинами прошлого. Причем как человечьей, так и звериной его ипостаси. То есть он то ускользал из хитроумных ловушек заговорщиков, то уворачивался от клыков крокодилов и копий охотников.
Но в последнее время обстановка в снах стала окончательно тревожной. В них начал появляться его давний смертельный враг, а с ним и вовсе какой-то чудовищный безумец с огромным окровавленным ножом. Агрессивных действий они пока не предпринимали. Похоже, просто не видели его. Но чувствовалось, что настроены эти изверги решительно. Бегемот готовился к решительной схватке…
* * *— И все-таки, уважаемый доктор, мне придется пообщаться с вашими сотрудниками, хотя, вам, похоже, это не по нутру, — строго заметил Козлов.
— А что, собственно, вызывает ваши сомнения или, я уж не знаю, подозрения? — тяжело и как-то осоловело глядя полковнику прямо в глаза, но при этом почему-то сквозь него, бесцветным голосом спросил глава центра трансплантологии Булдаков.
— Да, в общем-то, все, — нервно засмеялся Козлов. — Знаете ли, по всей Москве трупы без сердец находят. При этом, заметьте, никаких надругательств над ними, не зафиксировано. То есть на маньяка похоже не слишком. По крайней мере, до сих пор экземпляры с такими симптомами не встречались. Нет, сатанистов мы тоже проверяем. Но ваш институт, уж простите великодушно, не раз был связан с темными историями. Почему бы мне в этой связи с его работой не познакомиться?
— А может, это Джек-потрошитель? — с подчеркнутой серьезностью предположил доктор. — Его же, помнится, не нашли коллеги ваши английские. Вот и куролесит опять.
— А почему бы и нет, — подыграл полковник, — только он ведь врачом, по мнению этих, как вы выражаетесь, коллег, был. Может, он у вас практикует?
— Вы, полковник, сами не понимаете, что творите и во что пытаетесь сунуть свой нос, — резко отбросив сарказм, предельно мрачно констатировал доктор. — Не перебивайте. Вы должны понять, а если не можете понять, то просто поверьте мне на слово, что без работы нашего центра сегодня практически немыслимо дальнейшее развитие цивилизации.
— Отлично, а для него, для развития то есть, необходимо забой людей периодически организовывать? — с энтузиазмом, надеясь спровоцировать и поймать на слове собеседника, развил тему чекист.
— Вы совершенно напрасно передергиваете, — вконец помрачнел Булдаков и совсем уже недобро посмотрел на полковника. — То есть вы должны отдавать себе отчет, что пытаться остановить прогресс небезопасно.
— Вот как? — еще больше обрадовался Козлов. — Значит, во имя прогресса, по-вашему, кто-то должен жертвовать своими органами и даже жизнями? А кто же достоин плоды его пожинать, по-вашему?
— Избранные, — просто-таки замогильно произнес Булдаков.
Надо сказать, что подобного циничного поведения Козлов, если честно, не ожидал. Он, конечно, был очень даже наслышан о высокой клиентуре зарвавшегося доктора, но чтобы вот так вот, в открытую, к этому он при всем своем оперативном опыте был как-то не готов. Тем не менее Козлов решительным усилием взял себя в руки.
— Так, так и кто же их избирает, позвольте поинтересоваться? — спросил он в лоб.
— Знаете, полковник, а вот это уже совершенно не вашего ума дело. Размер и форма вашего лба никак не свидетельствуют о весомости мозга, за ним скрывающегося. И потом, мы, по-моему, сильно отклонились от первоначальной темы разговора, который, кстати, на мой взгляд, закончен, — предельно нагло заявил трансплантолог.
Тут уж, надо признать, Козлов немного опешил. Но, тем не менее сумел смерить собеседника, насколько мог, холодно-оценивающим взглядом. Тот был воистину чудовищен — огромный, рыхлый, какой-то буквально шарообразный. Больше всего, в своем не слишком опрятном белом халате, он походил на заготовку для снеговика. Казалось, выкатись он из-за своего обширного стола, запросто раздавит невысокого чекиста.
Он, впрочем, подумал не об этом. А о том, как же может такое чудище об избранных рассуждать. Какие же тогда они? Страшно подумать. Но, разумеется, ничего на этот счет не сказал, а просто подвел итог:
— Значится, так. Вы, получается, берете на себя смелость вот так вот, запросто тормозить расследование. Ведь, насколько я понимаю, общаться с сотрудниками вы мне намерены воспрепятствовать?
— Совершенно правильно понимаете. У людей тяжелейшая работа. Нечего им с вами нервы трепать, — уже не глядя на него, а нарочито листая чью-то медицинскую карту, заявил Булдаков.
