Василий Сахаров - Кромка. Дилогия
— И куда направлялись?
— К горам. Слух был, что где‑то пещеры есть, и там племя, которое всех принимает. Только добраться нелегко. Лесовики могут поймать, а потом за выкуп или оружие селянам вернуть. А еще зверье дикое может сожрать.
— Как додумались меня обокрасть?
— Мы белку — подранка сбили. Начали разделывать и тебя заметили. Выйти побоялись, решили украсть рюкзак.
— А не могли подумать, что я за вами пойду?
— Нам все равно уже… Без еды долго не протянем… И куда идти не знаем…
— Понятно.
Вопросов у меня было много, и я спрашивал, спрашивал и снова спрашивал. До тех пор, пока Лиза могла отвечать. А когда она устала и попросила пить, я разрешил женщине напиться и задумался.
В отличие от меня девчонкам не повезло. Они с самого начала оказались внизу социальной лестницы и стали наложницами кистенецев, которые по местным законам ни в чем не виноваты. Кистеневка вольное поселение под протекторатом Каменецкого княжества. Поэтому, обратив потеряшек в рабов, фермеры ничем не рисковали. Тут все просто. Но встает извечный вопрос — что дальше?
Больше меня в избушке ничто не задерживало, и я собрал свои вещи. Мои припасы воровки ополовинили. Но не убивать же их за это? Были бы мужики, тогда все иначе, пуля в лоб. А этим бедолагам и так досталось.
Закинув рюкзак на плечи, я направился к выходу и услышал голос Лизы:
— Ты уходишь?
Мне надо было промолчать, но я отозвался:
— Да.
— А мы… Как же мы?
Я пожал плечами:
— К вам у меня претензий нет. Делайте, что хотите.
Краткая пауза. Я уже на пороге и снова женский голос, жалобный и тоскливый:
— Не бросай нас…
Наверное, следовало оставить им остатки продовольствия и запасной нож, а затем уйти. Но я не смог. Еще раз обдумал ситуацию и сказал:
— Ешьте и собирайтесь. Пойдете со мной.
Куда идти и кто я такой, они не спрашивали. Видимо, силы беглянок, как физические, так и душевные, были на исходе…
Покинув избушку, мы продолжили движение на север. Вечером я подстрелил молодого подсвинка и у нас был пир. А на следующий день добрались до границ Преображеского анклава. По крайней мере, я на это надеялся и верил, что подаренная Кольцом карта меня не подвела.
С опушки леса мы разглядели припорошенные снежком квадраты вспаханных полей, одиночные строения, обнесенный частоколом поселок вдалеке и хорошую грунтовую дорогу. Еще заметил вдалеке легковую машину темно — зеленого цвета, на мгновение выскочившую на бугор, а потом караван из пяти телег. Опять же, если верить карте, невдалеке город Александровск.
«Как выйти к людям?» — такой вопрос волновал меня, но вскоре все разрешилось само собой, так как представился удобный случай легализоваться.
Невдалеке от основной дороги находилась вспомогательная, которая уходила в лес и вела к вырубкам. Наверное, сюда выезжали рабочие бригады на заготовку дров. И с одной такой бригадой я столкнулся. Четверка вооруженных обрезами и длинными ножами молодцев, по внешнему виду крепких фермеров, а с ними десяток рабов, жалких и забитых доходяг.
— Костра не зажигать. Ждите меня здесь и никуда не уходите, — обратился я к Лизе.
Замерзшая девушка, кутаясь в медвежью шкуру, прихваченную из лесной избушки, постукивая зубами, отозвалась:
— П — п-понятно… А что делать, если ты не вернешься?
— Идите к людям. Там всякое может быть. Но в лесу вам точно конец.
Девушка кивнула, а я шмыгнул в лес и направился к вырубке.
Лесорубы пришли в лес пешком. После чего парни — охранники раздали работягам топоры и оставили на посту одного товарища. Один присматривал за лесорубами, а трое отошли в чащу, остановились возле ручья, где их никто не видел, и стали разговаривать. Явно, на какую‑то конфликтную тему, потому что молодцы махали руками, спорили и порой хватались за оружие.
Прикрываясь кустарником, я скинул рюкзак и подобрался поближе. Юноши меня не заметили, слишком увлеклись выяснением отношений. Поэтому у меня получилось встать за стволом массивного дуба и подслушать разговор.
— Валька, я тебе еще раз говорю, не ходи к Зойке, — с нескрываемой злобой в голосе, прошипел один крепыш.
После этих слов он покосился на второго приятеля, такого же пышущего здоровьем молодого верзилу, который отличался от товарищей пятнистым бушлатом, а потом надвинулся на третьего, коему и были адресованы слова. Он хотел запугать его и психологически подавить. Но третий, Валька, из всех охранников самый худосочный, стройный темноволосый юноша в новеньком зеленом ватнике и добротных ботинках с высоким берцем, не испугался. Наоборот, он усмехнулся и ответил:
— Ты как хочешь, Игнат, а Зойку я тебе не отдам. Любит она меня, а тебе дали от ворот поворот, вот и бесишься.
— Это твое последнее слово?
— Крайнее.
Снова Валька усмехнулся и допустил ошибку. Парень отвернулся от соперника, а тот долго не думал. Он ударил Вальку прикладом обреза по голове, и юноша упал, словно подкошенный.
— Ты чего наделал!? — воскликнул второй.
Игнат обернулся к нему, схватил за плечи и сильно встряхнул:
— Минька, заткнись! Ты мне брат и должен всегда прикрывать спину родственника! Или от хороших харчей забыл про это?
— Нет, не забыл… — Минька сделал шаг назад. — Но ты ведь хозяйского сына ударил… Чего теперь будет?
— А ничего не будет. Я его сам добью, а потом скажем, что Вальку дикари убили. Мое слово и твое. Нам поверят.
Минька засомневался:
— Ну… Если так… Тогда, может быть…
— Вот и все.
Игнат подобрал возле ручья крупный булыжник и собрался еще раз ударить своего соперника. На этот раз, прикончить Вальку. Но я был рядом и вмешался.
— Молодые люди, — передергивая затвор автомата, я вышел из укрытия. — Камень опустите, и за оружием тянуться не советую. Одно движение и стреляю.
На мгновение Минька и Игнат замерли. После чего осторожно положили на землю оружие, и я допустил небольшую оплошность, приблизился к ним на пару шагов. И вот тут, понимая, что отступать некуда, братья бросились на меня.
Игнат, прыгнул, словно хотел вцепиться в горло. Однако я отступил. Убивать охранников, пока они не схватились за огнестрелы, не стоило. Нужны свидетели. Поэтому, когда Игнат промахнулся и приземлился, я ударил его прикладом в челюсть.
Хрустнула кость и он отлетел в сторону. Можно добивать. Однако ему на помощь подоспел Минька, у которого в руках был длинный тесак.
Пригнувшись и размахивая перед собой длинным клинком, парень оскалился, будто дикий зверь, и просипел:
— Зря ты в наши дела вмешиваешься, наемник. Ой, зря…
Мы закружили один напротив другого, и Минька сделал пару пробных выпадов. Дурак он, ведь я мог выстрелить в любой момент. Но, может быть, крепыш считал, что у меня нет патронов или шел в атаку от отчаяния. Не суть важно. Я был немного опытней и смог его подловить.
— Получи! — на выдохе парень сделал еще один выпад, а я увернулся и ударил его стволом в лицо.
«Коротким коли!» — пронеслась в голове команда штыкового боя, и Минька, обливаясь кровью, упал.
— Получи, баран! — ботинком я ударил парня в голову, контрольный, так сказать, и он потерял сознание.
— Хана тебе! — услышал я позади и отскочил в сторону.
Отпрыгнул вовремя, так как Игнат схватился за обрез. Опасный момент. Однако у него тоже ничего не вышло. Парень попытался выстрелить, но не успел. Мой автомат выплюнул пулю раньше, и у него подломилась нога. Я попал в коленную чашечку. Последний противник свалился, и я подобрал обрезы. Только это сделал, как очнулся Валька.
Встряхивая головой, юноша приподнялся и спросил:
— А что здесь происходит?
27
Чистая комната. Возле окна с настоящим стеклом, по местным меркам это шик и признак богатства, стол. И на нем все, о чем только может мечтать человек, который вышел из леса. Есть мясо, вареное и копченое. Хлеб, черный и белый. Жареная колбаска. Сало. Квашеная капуста. Моченые яблоки. Маринованный лук и чеснок. Салаты. А помимо этого в центре трехлитровая бутыль с самогоном. Так что набивай брюхо, выпивай и радуйся.
Однако я не торопился. Все‑таки не бродяга какой, не умеющий добыть себе пропитание. И не алкаш, чтобы сразу на дармовое спиртное набрасываться. Для меня важнее разговор с тем, кто накрыл этот стол, а выпить и закусить всегда успею. Поэтому я смотрел на невысокого бородатого мужика, который расположился напротив, и пытался понять, что он как человек. А тот, в свою очередь, наблюдал за неожиданным гостем и тоже раскладывал собеседника на составляющие.
Кто передо мной? Кондратий Федорович Самохвалов, потомственный фермер Преображенского анклава собственной персоной. Он отец Вальки, паренька, которого я спас, и крепкий хозяин. По меркам цивилизованного общества, которое осталось в другом мире, Самохвалов, конечно, сволочь и эксплуататор. У него свои поля, амбары, склады, стада коров, свинарники, пасеки, работники и рабы. Подневольных немало, почти сорок душ, и отношение к ним скотское. Это вещи, движимое имущество. А Кондратий Федорович полновластный владелец этих людей. Захочет, убьет раба, и никто слова поперек не скажет, а проявит милость, может вольную дать.
