Валерио Эванджелисти - Падение в бездну
— И можно узнать, какое суждение господин епископ вынес из беседы? — спросил падре Михаэлис, изобразив наивность.
— Очень простое, — ответил Симанкас. — Карнесекки — закоренелый еретик, и его давно уже следовало сжечь. И возмутительно, что его никто не трогает и он находится здесь, да еще в компании какой-то шлюхи, которая греет ему постель.
Михаэлис вздрогнул.
— Шлюха? Что за шлюха?
— О, вы ее прекрасно знаете, — ответил кардинал Фарнезе, продолжая фатовато улыбаться. — Та самая, которую вы приставили ходить за еретиком по пятам и которая сопровождала его от Венеции до Рима.
Безотчетная дрожь пробежала по Михаэлису. Он знал, что Джулия сопровождала Карнесекки в Рим, но полагал, что она сразу же уехала обратно. Он разыскивал ее по всему Провансу и в Париже, но никак не мог предположить, что найдет ее в этом монастыре.
— Могу ли я увидеться с еретиком? — спросил он, стараясь казаться равнодушным.
— Конечно.
Алессандро Фарнезе поклонился Симанкасу.
— Вы можете идти, монсиньор. Вы знаете, что сказать понтифику. Что касается меня, то я похлопочу перед ним, чтобы он не настаивал на перенесении процесса Карранцы сюда: он испанец, и судить его следует в Испании.
— Совершенно верно.
Симанкас низко поклонился.
— Заранее благодарен вашему преосвященству.
Вскоре кардинал Фарнезе уже вел двоих иезуитов по полутемному коридору к тому крылу здания, где находились кельи.
— Какой отвратительный тип, — сказал он. — Холодный, как змея, и мрачный, как могила.
Падре Леюни, до сих пор молчавший, энергично закивал.
— Вся испанская инквизиция такова. Эта страна пропитана доминиканским духом. Он может быть полезен теперь, когда католицизм занимает оборонительную позицию. Но со временем подобный фанатизм заставит лютеран добиться успехов там, где им и не мечталось.
— Знаю, знаю, — благодушно согласился кардинал. — знаю также, что епископ Карранца абсолютно невиновен. Однако если «псы Господни»[25] жаждут его крови, рано или поздно нам придется их удовлетворить. И Господь нас простит: церковь не может потерять Испанию, особенно в такой момент.
Они подошли к келье в глубине пахнущего сыростью коридора. Дверь была распахнута. Из кельи доносились два голоса: мужской и женский. Услышав их, Михаэлис замедлил шаг.
— Прежде чем посетить затворника, я хотел бы повидаться с женщиной. Если возможно, один на один.
Кардинал пожал плечами.
— Как пожелаете. Мы с падре Леюни войдем в келью и побеседуем с ее обитателем, а вы переговорите с Джулией, но как можно быстрее. Это для вашего же блага: курочка слишком умна и может вытянуть из вас сведения, которые ей знать ни к чему.
Алессандро Фарнезе и падре Леюни вошли в келью, а спустя мгновение из нее вышла Джулия. Увидев Михаэлиса, она с радостным криком бросилась ему на шею.
— Как прекрасно, спасибо, что вы приехали! Я так надеялась, что вы вернетесь!
В сильном замешательстве, падре Михаэлис снял ее руки со своих плеч. Он не видел ее уже несколько месяцев. Она выглядела чуть похудевшей, но по-прежнему неотразимо красивой. Осунувшееся лицо обрело совершенную овальную форму, и голубые, как у матери, глаза как нельзя лучше гармонировали со вздернутым носиком. Возле рта появились две морщинки, и еще одна, еле заметная, пересекла лоб.
Джулия была на грани того, чтобы расплакаться, и только усилием воли подавила слезы. И Михаэлис с восхищением подумал, что не многие мужчины могут похвастаться таким самообладанием.
— Что с вами случилось? — мягко спросил он. — От вас уже так давно нет вестей.
— О, если бы вы знали… Нас с вами обоих обманули. Симеони никогда не был ни в Венеции, ни в тюрьме. Но я слишком поздно об этом узнала.
— Что вы говорите! — воскликнул Михаэлис в притворном изумлении. — Невероятно… Почему же, обнаружив это, вы не вернулись во Францию?
— Я бы вернулась, но не смогла, — прошептала Джулия. — Этот человек держит меня, как пленницу.
— Карнесекки? — удивился Михаэлис.
— Нет, кардинал Алессандро Фарнезе.
На этот раз по бархатистым щекам скатились две слезы. Михаэлис понял, что две морщинки у рта образовались от слез.
— Объясните все, но быстрее, мы не можем долго говорить.
Джулия достала платочек из кармана простого платья, вытерла глаза и быстро заговорила:
— Я послушалась вас и кардинала — в Венеции сблизилась с Пьеро Карнесекки. Это было нетрудно: он добрый и деликатный человек, полный надежд на будущее. Он и слышать не хотел о возвращении во Францию, на котором настаивал Алессандро Фарнезе, и я убедила его ехать в Рим.
— Как вам это удалось?
— О, очень просто. Я объяснила ему, что новый Папа из Медичи, и он настолько толерантен, что снял с меня отлучение. С таким же успехом он может благодарить Папу, верного сотрудника Козимо Медичи, за то, что сам избавлен от венецианского изгнания.
— Хитро придумано. Полагаю, это идея кардинала.
— Нет, идея была моя.
У падре Михаэлиса снова от восхищения перехватило дыхание. В который уже раз в нем было поколеблено убеждение, что женщины — всего лишь грациозные зверьки с ничтожным интеллектом. Из кельи до него донеслись голоса, и он возбужденно проговорил:
— Быстрее расскажите об остальном. Почему вы остались в Риме?
— Сначала кардинал держал меня взаперти в своем дворце, а потом, когда сюда сослали Карнесекки, он заключил меня в тот же монастырь.
— С какой целью?
Джулия грустно улыбнулась.
— Вы действительно не понимаете?
Михаэлис понимал, и еще как понимал, однако мысль эта причиняла ему страдание, и он загнал ее поглубже. А теперь ему пришлось взглянуть жестокой правде в глаза, и он прошептал:
— Он вами овладел?
Джулия опустила взгляд.
— Да, но не так, как в юности, когда мать продавала меня мужчинам. Теперь я сопротивлялась. Он каждый раз меня насиловал.
Падре Михаэлис впал в такое смущение, что не смог вымолвить ни слова.
Джулия умоляюще посмотрела на него.
— Прошу вас, расскажите о Габриэле. Есть от него известия? Где он?
Михаэлис не ответил. Безрассудная мысль вдруг пришла ему в голову, и он быстро принял решение. Схватив Джулию за руку, он потащил ее по коридору в направлении, противоположном кельям.
— Идите быстро и без шума, — шепнул он, — и не подавайте голоса, что бы ни случилось.
Много раз он думал, что заблудился, но потом нашел капитулярный зал и быстро вышел в комнату для посетителей, толкая Джулию перед собой. Монах, недавно открывший ему дверь, пристроился на высокой скамье у окна и читал часослов. Он быстро вскочил на ноги.
— Эта женщина не может выйти отсюда, падре. Таков приказ кардинала Фарнезе.
Михаэлис изобразил раздражение, словно ему сообщили само собой разумеющийся факт.
— Именно по приказу кардинала Фарнезе я должен отвести эту женщину в тюрьму, — высокомерно заявил он. — Потрудитесь открыть дверь.
Монах бы не подчинился, если бы Джулия, быстро сориентировавшись в ситуации, не подыграла и мгновенно не превратилась в фурию:
— Отцепись, длиннорясый! Не желаю идти ни в какую тюрьму!
— О господи, да это настоящая ведьма! — возмутился монах и побежал открывать.
Экипаж стоял во дворе церкви Сан Марчелло. Кучер, спасаясь от жаркого солнца, сидел в тени платана.
— Лошади готовы? — спросил Михаэлис.
— Да, падре. Можем ехать в любой момент.
— Тогда поехали.
Подсаживая Джулию в экипаж, Михаэлис отдавал себе отчет в тяжести содеянного. С падре Леюни хлопот не было, а вот защитнику и покровителю ордена иезуитов, всемогущему кардиналу Фарнезе он нанес оскорбление. Ему следовало послать подробнейший отчет падре Лаинесу и ждать грозы на свою голову от генерала ордена. Тем более что его поступок не был вызван неотложной необходимостью.
Да что там, необходимость была. Он придумал ее уже постфактум, но это была реальная необходимость. В конце концов, его грех простителен. Ведь мог же сам Господь продиктовать ему, как поступить.
Когда экипаж тронулся, он взглянул на взволнованную и счастливую Джулию:
— Вы спросили меня о Симеони. Думаю, что знаю, где он. Вы все еще хотите его видеть?
— О да!
— Я отвезу вас к нему. Но при одном условии…
Задыхаясь от радости, Джулия взяла его за руку.
— Любые условия, какие захотите! Я навсегда ваша должница!
— Вы должны будете передать Симеони мой приказ. Очень странный приказ…
— Каков бы ни был ваш приказ, мы с Габриэле в точности выполним его.
— Хорошо.
Михаэлис с безотчетным сожалением снял нежные пальцы со своего запястья и высунулся в окошко экипажа.
— Куда мы едем? — крикнул он кучеру, перекрывая цокот копыт.
— В Рим, падре.
— В Рим мы не едем. Выезжай из города и поворачивай на север. И чтоб лошади летели, как ветер!
