Вильгельм Шульц - Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются!

Глава 21

Тортуга-2

Есть минуты, когда люди любят преступление.

(Экваториальная Атлантика. 1956 г.)

Грабить торговые суда очень просто. Куда проще, чем оперировать на коммуникациях противника во время войны. Казалось бы, какая разница? Но тогда все британские торговцы были вооружены, а сейчас — это же курам на смех. Во-первых, им нельзя иметь оружие, а нам все равно уже, во-вторых, даже если бы оно у них и было, они все стали какие-то пугливые, боятся его применить. Или как закончилась война, или это вы считаете, что она закончилась, так и все, ни мужество уже не нужно, ни смекалка?

Мы действуем, как в старое доброе время — маскируем наш аргентинский корвет под что-то несусветное и берем на абордаж то, что поинтереснее. А груз дальше уже распихиваем по наработанным каналам. Лучше всего, чтобы судно перевозило алкоголь, или автомобильные покрышки, или какое-нибудь шмотье — это то, что всегда находит спрос. В последнее время хорошо идут дамские чулки. Но мы грабим не все суда. Лучше всего, конечно, чтобы оно было английским, или французским, или каким-нибудь австралийским. Ни ГДР, ни Федеративную Республику мы не трогаем. Хотя сейчас такой бардак с этими флагами. Судно может идти хоть под флагом Либерии, а команда немецкая, или наоборот. СССР как получится, но в этих краях Советы редкие гости. Если только оружие везут в Африку. После того, как Лапшин решил не возвращаться, у нас выходит, что русские — вторая по численности диаспора после немецкой. Далее идут евреи, сицилийцы, по одному человеку, есть один чех, но он считает себя немцем, да и мы его в общем-то тоже.

После того, как командир потерял жену, он так и не обзавелся семьей, пытается сам воспитывать сына, и в подобные операции его не берет. Мороки, конечно, с этими молодыми… Отправил его в Америку учиться, так там ему мозги так засрали, что едва его удалось вернуть. Да и то ненадолго. Говорят, он сбегал и болтался по стране с какими-то бродягами, командир его потом искал по несколько месяцев. Но всегда находил. Может, и стоило бы его взять в море, чтобы знал, что деньги не на деревьях растут. Но командир не хочет. Считает, что прежде, чем нарушать закон, его нужно научиться защищать. Не знаю, может, он и прав. У нас вообще с дисциплиной все хорошо. Командир может многое простить, но только не непрофессионализм и недисциплинированность.

Мы теперь обитаем на острове. Его специально выбирал наш первый помощник, еще старый первый помощник, который Унтерхорст. Говорят, нужно, чтобы маленькая суша была со всех сторон окружена водой, тогда морской черт будет нам покровительствовать. Пока он покровительствует. Мы всегда уходим от стычек с военными, Интерполом, и прочими умниками. Черт — это все, конечно, хорошо, но мне кажется, это еще и потому, что Леопольд и командир наладили «Ипсилон» в разведывательном варианте, и говорят, что им не хватает только мощности установки, чтобы выйти на боевые режимы.

На острове теперь есть почти все. Некоторые туда даже перевезли семьи из Германии. Это как государство — паспортов только вот нет, ну, может, пока что нет, а гимн и герб — есть, и флот есть, и армия. Небольшие, но нам большие и не нужны. Мы больше не атакуем — мы защищаемся, если что, а защищаемся мы очень даже неплохо. Да в нас просто не верят, что мы есть. Ну и пусть не верят, чем больше не верят, тем для нас лучше.

Да, 211-й базы больше нет. Они как-то там договорились с русскими, и те им дали уйти в Аргентину. Теперь там научная станция СССР. Это еще одна причина не быть нам аргентинцами. Там опасно. Бывших наших там больно уж много, и можно просто столкнуться в толпе со знакомой физиономией, а нам этого не нужно. Все сооружения базы, доки, форты, оборудование, что не стали вывозить, так там и остались и ржавеют. Русские туда не ходят. У них другие заботы. Разве что пингвины зайдут погреться? Но им оборудование не нужно. И несколько «Ханебу» там тоже осталось. А чего сейчас от них толку? В век реактивных технологий тахионный двигатель считается тупиковой веткой развития. Видели бы вы, как эта тупиковая ветка крушила американские эсминцы!

Майер периодически грустит. Ему негде развернуться. Он хочет заниматься наукой, а тут — инженерия, больше ничего. Говорит, мозги сохнут — хочу хоть в Голливуд — буду консультировать научную фантастику. Может, командир и пойдет на то, чтобы его внедрить. Перемещения в пространстве сейчас не вызывают проблемы. Да и авиация сильно шагнула. Уже обычные пассажирские самолеты перелетают через океан. Если так пойдет дело и дальше, поток судов может совсем иссякнуть. Чем тогда будем заниматься? Но командир найдет чем. У него чутье. Кто-то говорит — дар ясновидения, а я считаю, просто интуиция. Интуиция и опыт. Кто еще такое пережил?

ЗАЯВЛЕНИЕ ДЛЯ ПРЕССЫ

(1955 г. Декабрь)

Я, Дёниц Дибелиус Фридрих Карл Отто, бывший рейхспрезидент, после отбытия наказания, определенного мне Международным трибуналом, столкнулся с тем, что различные политики прямо или косвенно пытаются привлечь меня на свою сторону, и якобы ссылаются на некие договоренности личного характера.

Так вот, находясь в здравом уме и твердой памяти, совершенно ответственно заявляю: никому никогда никаких политических обещаний я не давал и никаких политических планов не имею. Обращаясь к моим сторонникам и симпатизантам, прошу далее считать меня частным лицом и не использовать мое имя в политике.

Заявляю также, что я никогда не был и не являюсь сторонником социалистических идей, которые овладели страной во время правления национал-социалистической рабочей партии и ее лидера Адольфа Гитлера. Позволю себе напомнить, что упомянутый гражданин вошел в политику, будучи фельдфебелем Баварской Красной Армии, и всегда оставался политическим субъектом левого политического толка, что никак не совместимо с моими политическими убеждениями, которые на протяжении всей моей жизни оставались неизменными. Еще раз подчеркиваю, что речь идет о политических убеждениях частного лица, на которые имеет право каждый гражданин демократического государства. Надеюсь, что Германия стала сегодня именно таковым.

Оглядываясь назад и анализируя свои поступки, я могу констатировать, что ни о чем не сожалею. Единственная моя «вина», и здесь я вынужден употребить кавычки, состоит в том, что я честно выполнял свой долг солдата и на вверенных мне постах действовал эффективно и грамотно, уважал руководство и прилежно исполнял его приказы, и то же уважение заслужил от подчиненных. Я горжусь тем, что на протяжении последних лет я не совершил ничего такого, что позволило бы мне растерять это уважение.

Прошу, впредь упоминая мое имя на страницах прессы, иметь в виду, что я прежде всего военный, а не политик, и все мои действия надлежит рассматривать как действия человека, ограниченного рамками военной присяги и понятиями чести и достоинства военнослужащего.

Я выражаю искреннюю надежду, что этот кошмар, в который ввергли Германию безответственные политики, никогда не повторится и послужит хорошим уроком для следующих поколений немцев.

На баке толпились пассажиры и команда. Не так уж их и много.

— Немцы есть? — отрывисто выкрикнул Унтерхорст. Никто не отозвался…

— Есть граждане Германии? — повторил вопрос за него Зубофф.

— Нет, ну очевидно, есть, притом не один, а вон, целых 2, — объявил Ройтер, раскладывая, как пасьянс, на столике кучу паспортов. — Вот, есть же 2 паспорта Федеративной республики.

— Они боятся, — шепнул Зубофф. — Ну представьте себе, как должен реагировать немец по результатам последних 10 лет, когда его спрашивают «ты немец»? и тычут в пузо автоматом…

— Карл Шульц… Эмма Шульц… Кто?

— Я Карл Шульц. — От толпы отделился круглоголовый мужчина лет 30, чем-то похожий на Аденауэра. — Я очень прошу — со мной вы можете сделать все что угодно — но я взываю к вашей гуманности, господа, не трогайте мою жену и ребенка.

— Ну, что-о-о вы, герр Шульц! — удивленно протянул Ройтер. — Мы не пираты какие-нибудь. Мы просто восстанавливаем справедливость. Вы по профессии кто?

— Инженер-горнопроходчик.

— Во! Инженер-горнопроходчик! Знаете, как нам нужны такие люди! Вы и ваша семья станете богатыми людьми, уверяю вас! Добро пожаловать домой, господа немцы! — Ройтер улыбнулся. Это первые граждане его новой страны, страны, где все будет по-другому. — Выше голову, господин Шульц!

— Вы откуда родом?

— Из Гёльтинга…

— Это же не больше 30 км от Фленсбурга! Да мы с вами земляки, получается! Сын, говорите, у вас?

— Да.

— Сколько ему?

— 2 года.

— Как зовут?

— Вилли…

— Вильгельм, значит… Что ж, хорошее имя! Вы имеете право его зарегистрировать как гражданина Нового Шлезвиг-Гольдштейна.