Юрий Корчевский - Самоход. «Прощай, Родина!»
Их расстреляли из пулеметов. Удалось это сделать не со всеми, одиночки все-таки добрались до лощины и скрылись из виду.
В это время по рации поступил приказ:
– Доложить об обстановке! Первый!
Но в эфире стояла тишина.
– Второй!
– На позициях немецкой батареи. Матчасть исправна, экипаж цел.
Опросив всех, командир не получил ответа от двух танков.
Задерживаться на захваченной позиции не стали и, снова посадив пехотинцев на броню, двинулись вперед. Только снежная пыль летела!
И в эти минуты почти сплошной полосой, прямо перед танками – разрывы! Это вела огонь батарея тяжелых немецких минометов.
Танки встали. Попытайся они двинуться дальше – их бы накрыло. И так осколки по броне стучат.
Пехота еще при первых разрывах с танков сиганула и залегла. Да и батареи не видно, издалека лупили.
Сколько минометов было – непонятно, но стояла сплошная стена огня, вся немецкая батарея била залпами – Виктор засек по секундной стрелке на часах. Бах! Разрывы стеной… Одна, две… восемь секунд. Если сразу после взрывов вперед рвануть, вполне можно успеть проскочить. Ведь задача минометчиков ясна – задержать продвижение танков. За это время пехота немецкая должна окопаться и закрепиться или отступить, однако и то и другое нашим войскам невыгодно.
Минометы стреляют по площадям и в танк могут попасть только случайно. Поэтому рискнуть стоило.
Как только прозвучали взрывы, Виктор скомандовал:
– Вперед! На полном газу!
Танк дернулся, рванул снаряд. И только они проскочили полосу, где было уже множество воронок, как сзади прозвучали разрывы. Но танк уже был за ними и несся вперед…
Небольшой плавный уклон – потом такой же подъем.
Танк выбрался на перелом профиля, а там – минометная батарея. Минометы были в глубоких капонирах, между позициями траншеи в полный профиль вырыты. И видимо, не вчера, сейчас промороженную землю лопатой не возьмешь, только толом рвать.
Рядом с минометами в полный рост стоит офицер – наблюдает в бинокль, огонь корректирует.
Увидев танк, минометчики стали разбегаться по траншеям. Миномет не пушка, прямой наводкой в танк не выстрелит. А из личного оружия у минометчиков только карабины.
– Ну, повеселимся! – закричал наводчик.
Однако только он положил пальцы на спусковую гашетку пулемета, как раздалась автоматная очередь. Судя по звуку – наш ППШ, и где-то рядом. Ощущение такое, что как будто с танковой башни стреляют. Но такого быть не может, пехотинцы танковую броню еще в начале обстрела покинули.
Однако сейчас выяснять некогда.
Танк пошел вдоль позиций батареи. Где гусеницами траншею заваливал, кружился на месте, а где из обоих пулеметов по живой силе врага огонь вел. Чрево танка наполнилось пороховым дымом.
Когда никакого движения на батарее видно не стало, остановились. Виктор открыл верхний люк – надо было проветрить боевое отделение и осмотреться. Трупов немецких солдат полно, не меньше полусотни, да еще в траншеях и окопах, заваленные землей, лежат. Славно поработали!
Внезапно сзади, за башней, раздался шорох и металлический стук.
Виктор резко обернулся и увидел: на моторном отделении – солдатик, молодой еще совсем. В покрасневших от холода руках ППШ сжимает. Когда же он успел на танк взобраться?
– Ты кто такой?
– Иван – из Опрышкино.
– А на танке ты как оказался?
– Когда гвоздить по нам стали, все попрыгали, а я остался. За башней-то безопаснее…
– Испугался, значит?
– Есть маленько…
– Первый бой?
– Ага…
– Так это ты из автомата стрелял?
– Я. Вижу – немцы бегут. Вот я им в спину… – С этими словами пехотинец повел стволом автомата.
– Молодец!
Сзади послышался рев танков – это приближалась остановившаяся было из-за минометного огня танковая рота.
Около танка Виктора остановился танк командира роты, и из люка по пояс высунулся Маханин. Осмотрелся:
– Это они по нам лупили?
– Похоже.
– Молоток! Представление на награду напишу, одним экипажем всю батарею раскатал.
– Об Иване не забудьте, он из автомата поддерживал. Один из десанта на броне остался. Смелый парень.
Командир роты достал планшет.
– Как фамилия?
– Красноармеец Черепанов!
– Я запишу и сообщу в штаб вашего батальона. Стрелков, я свяжусь со штабом, жди указаний. – Маханин нырнул в башню.
Через несколько минут он показался вновь.
– По данным авиаразведки за тем леском немцы подкрепление подтягивают. Через лес просека идет. Иди первым, мы за тобой.
Танк Виктора пошел к лесу, по его колее – остальные. Так меньше риска. Если подорвется на мине, так один, а не все.
Но Бог миловал, и танк прошел с километр вдоль опушки.
Слева показалась просека, и «шерман» свернул туда. Деревья задерживали снег, и потому на самой просеке были ветра и снега осталось мало.
Шли с приличной скоростью, километров тридцать – тридцать пять, для неровной грунтовки – вполне приличная скорость. На просеку уже вся рота втянулась, не отстают. Иной раз в быстроте – залог успеха.
Немцы их явно не ожидали, проморгала их разведка.
Когда «шерман» выехал из леса, немецкий батальон занимался обустройством. Рыли капониры, траншеи, окопы – долбили мерзлую землю. И все позиции были тылом к лесу повернуты: видимо, фрицы полагали, что наши части лес обходить будут. Почему о просеке забыли, вот вопрос? А может, на карте ее не было? Ведь немецкие карты по данным авиаразведки делались, причем довольно точные были – но долго ли просеку проложить?
«Шерман» Виктора сразу пехоту давить начал, оба пулемета огнем захлебывались. Мимоходом пушку раздавили. Расчет пытался развернуть ее в сторону просеки, но не успел. Трясло на ухабах, ямах, окопах и сминаемой технике немилосердно.
А с просеки один за другим остальные танки уже выползали – и сразу в бой. В такой ситуации оборону, отпор организовать невозможно.
С бронетранспортера немецкого, полугусеничного, пулемет ударил по танкам, по десанту.
– Бронебойный! – прозвучала команда Виктора, но наводчик уже и без подсказки влепил в борт бронетранспортера снаряд.
Пулемет замолк. Из железного чрева бронетранспортера повалил дым, потом жарко ахнуло. Боезапас взорвался или бензобак?
Танки роты стреляли, давили гусеницами, уничтожали из пушек грузовики, бронетранспортеры, мотоциклы и живую силу противника. Четверть часа ожесточенной стрельбы, рева двигателей, лязга гусениц – и от немецкого батальона ничего не осталось. Взяли десяток пленных.
Бой закончился как-то вмиг, все стихло. Танкисты открыли люки и выбрались на броню – после боевого отделения, провонявшего порохом, хотелось дохнуть свежего воздуха. Немногочисленные пехотинцы из десанта прошлись цепью по позициям разбитого и раздавленного батальона. Они выискивали спрятавшихся, забирали трофеи. Всех интересовала еда, а многих – и выпивка. Уцелевших после боя распирала радость, хотелось выпить, сбросить напряжение.
Пленные немцы сбились в кучу, стояли с поднятыми руками и смотрели со страхом. Их никто не трогал, не охранял – куда они денутся? Только обуза лишняя: теперь конвой надо выделять, доставлять их в наш тыл… Командиру роты только головной боли добавилось.
Танкисты из экипажа Виктора тоже разбрелись. Вернулись довольные – нашли бутылку рома, сухари и консервы немецкие. Однако что на пятерых бутылка? По два-три глотка на брата пришлось. Зато наелись досыта – после боя почему-то всегда есть хотелось.
Замполит – как переименовали в армии политруков – смотрел на выпивку косо, но сделать ничего не мог. Вся рота немного приняла на грудь – так и дело к вечеру. И – ни кухни полевой, ни наркомовских ста грамм в помине нет. Вот сами трофеями и подхарчились…
В бой замполит старался не ходить, больше в штабе отсиживался. А если обстоятельства заставляли, всегда в замыкающем танке находился, берегся. Как же, представитель партии в войсках! Не любили его в роте.
Стемнело, на ночлег устроились кто где. Кто в танке, кто на моторном отсеке, постелив на жалюзи брезент танковый и им же укрывшись. Брезент огромный, плотный, тепло долго держит. Однако к утру продрогли. А тут и тягач пробился, два грузовика на буксире притащил. Один со снарядами, а второй – бензовоз. Еще до позднего рассвета успели танки заправить, всем экипажам снаряды в боеукладки загрузить. А по рации новый приказ – вперед!
Первым шел танк командира роты, за ним – другие, а следом – самоходки поддержки, СУ-76 – они уже после боя подтянулись. Гусеницы на них узкие, моторы слабые, и даже по танковой колее они шли с трудом.
Только и немцы резервы из тылов подтянули. Наши войска кое-где на сто-двести километров продвинулись. Вот немцы и обеспокоились, зашевелились, из Европы части подтянули. Но у тех, кто в России воевал, техника белым окрашена – под цвет снега. А вновь прибывшие этого сделать не успели, их танки и самоходки были серого цвета и выделялись на фоне снежной белизны. Их экипажи русских морозов и снегов по пояс не видели. И хоть в моторах их машин и был антифриз, машины ночью они толком не прогревали. Масло в двигателях замерзло, а шахматное расположение катков у гусеничных машин сыграло с ними дурную шутку. Грязь со снегом за ночь замерзла намертво, сковав ходовую часть как цементом. Танкисты и самоходчики по полдня молотками и ломами грязь со льдом выбивали, иначе их боевые машины не могли тронуться с места.
