Виктор Дубчек - Красный падаван
— Материал пластины служит одновременно и проводником, и диэлектриком, — с дидактическим восторгом объяснил Сифоров, — и внутри все составляющие схем сформированы таким же образом.
Присутствующие помолчали, осмысляя.
— Диалектически вполне разумно, — признал наконец Сталин, — но как конкретно достигается такой результат? Они наращивают пластину слой за слоем?
Учёный помотал головой.
— Никак нет, товарищ Сталин. Они пластины печатают.
Он на мгновение затих, наслаждаясь эффектом, но Берия кашлянул, и театральную паузу пришлось прервать.
— Они берут практически любой источник углеводорода — нефть, спирт… да хоть дерево — и помещают в особую формовочную машину. Да, добавляют кое-какие компоненты, но это надо уже, как говорится, нашим химикам вопрос ставить.
Сталин кивнул, делая пометку в ежедневнике.
— Продолжайте.
— Да-да. Так вот, из этого сырья формируется пластическая масса — термопластичный полимер. Такие материалы при нагревании, как говорится, только размягчаются. А термореактивные, наоборот, разрушаются, то есть необратимо.
— Не отвлекайтесь, товарищ Сифоров, — напомнил Берия.
— Да… Значит, этот термопластичный полимер нагревают, прикладывают определённое воздействие — мы пока не разобрались, какое конкретно, — и в материале часть молекул обретают свойство электропроводности, а прочие остаются диэлектриками. Вот, допустим, схема и готова. Около десяти минут.
— И это всё? — с недоверием уточнил Судоплатов.
— Практически. На выходе получается такой большой толстый лист полимера. Его надо разломать по линиям.
— Каким линиям?
— Как в шоколаде, который в плитках, — Сифоров показал ладонями, — совсем просто. Что любопытно, сами союзники эту технологию передовой не считают. Так, мол, массовое производство, почти одноразовое.
— Они готовы в больших количествах поставлять, товарищ Сталин, — подтвердил Лаврентий Палыч, — и не только с приёмопередающими функциями. В обмен на исходное сырьё.
— Это будет неудобно, — заметил Иосиф Виссарионович, — гораздо удобнее будет разместить печатный станок у нас. Чтобы снизить нагрузку на транспортные челноки.
Он черкнул ещё пару строк и снова обратился к учёному:
— Вот этот экземпляр получен из такого… шоколада?
— Точно так, товарищ Сталин. Мы только немного края пластины отшлифовали, согласно документации.
— И как устройство работает?
— А! — сказал профессор. — Чтоб оно могло работать, ему нужно, во-первых, электрическое питание — вот тут, снизу… ну, верх, низ — мы с Петром Сергеичем условно так называем… да, и, во-вторых, антенна. И вот сюда акустический агрегат — динамическую головку и микрофон, допустим.
Сифоров увлечённо почесал кончик любопытного носа. Глаза горели, редеющие волосы на темечке растрепались.
«Человек на своём месте», — подумал Берия, переглядываясь со Сталиным. Такого не запугать никакими чудесами — у него в голове не уложится, чтоб во всём свете нашлось хоть что-нибудь, что он не сумел бы разобрать, понять, повторить и улучшить. Только позавчера «Титан» доставил экземпляры инопланетных радиостанций — а сегодня Сифоров уже выкладывает из портфеля на стол опытный образец этой самой обвязки.
— Вот, — сказал Сифоров, — обвязка. Опытный образец. Акустику мы взяли от танкистского шлема.
— Что за материал? — спросил Иосиф Виссарионович, рассматривая небольшую грубоватую коробочку.
— Бакелит, товарищ Сталин. Мы мудрить не стали, взяли от телефонного аппарата панель. Но это не принципиально: можно хоть газетой обмотать — пластина ни влаги, ни ударов не боится.
— Ударов боится, — заметил Судоплатов, — и огня. И револьверную пулю тоже не выдерживает. И ножом прекрасно режется. И…
— Спасибо, товарищ Судоплатов, — мягко сказал Иосиф Виссарионович, — мы поняли. Газетой обматывать не будем, газеты у нас не для этого предназначены.
— Можно дерево использовать, — предложил профессор, выкладывая ещё тонкую пачку чертежей, — четыре дощечки, а сверху лак для красоты. Металлические контакты можно будет просто прижать, хоть, допустим, на шплинтах. И вот так антенну.
— Антенна?
— Да, причём они разных типов бывают. Для радийной связи достаточно обыкновенного куска проволоки. В полевых условиях можно отрезать пару метров, допустим, телефонного шнура или хоть колючей проволоки, а конец втыкается прямо вот сюда… вот так. Ну, лучше, конечно, чем-нибудь закрепить дополнительно.
Сифоров быстро нашёл нужный лист:
— Вот, мы подсчитали стоимость, если производить на московском трансформаторном — два рубля сорок восемь копеек. Это без учёта источника питания, конечно.
— Вы же говорили, что с питанием проблем не возникнет, — вмешался Берия.
— Так и есть, — уверенно кивнул учёный, — можно подключить обыкновенную динамомашину, вот Петра Сергеича… товарища Жданова пояснительная записка. Или, допустим, аккумуляторную батарею от авто.
— А как же с напряжением? — заинтересовался Судоплатов. — У динамо напряжение-то нестабильное!
Сифоров небрежно взмахнул рукой:
— Несущественно: пластина сама отбирает, сколько ей нужно, — он на мгновение задумался, — ну, если, конечно, Днепрогэс напрямую не подключать.
— Днепрогэс не подключим, — сухо сказал Сталин, думая о ситуации на Украине. Войска Гота и Клейста рвались к Запорожью, и, несмотря на новые карты, сдерживать их продвижение удавалось с большим трудом и огромной кровью: мало знать расположение вражеских частей — надо иметь возможность эффективно управлять перемещением своих.
Надо насыщать армию средствами связи.
— Вы уверены, что эти пластины безопасны для командного состава? — спросил он.
— Взрываться там нечему, товарищ Сталин, — уверенно ответил Судоплатов, — я бы другой вопрос поставил: как быть, если такие устройства попадут в руки врага?
— Не должны попасть, — поднял взгляд Иосиф Виссарионович. — Ваши предложения?
— Пироболт, — тут же сказал разведчик и, покосившись на Сифорова, пояснил: — Пиропатрон. Вот сюда ставим, а с другой стороны натягиваем струну. И командиру безопасно, и пластина гарантированно уничтожается. При необходимости.
— Дёрни за верёвочку… — задумчиво произнёс Сталин. — С товарищем Сифоровым проработайте этот вопрос.
Он повернулся к Лаврентию Палычу:
— А вы, товарищ Берия, подготовьте предложение по формированию корпуса офицеров связи.
— По тому же принципу, как мы к Рокоссовскому посылали? — уточнил нарком. — Сделаем, товарищ Сталин, людей уже подбираем.
Берия чуть замялся.
— Тут вот ещё какой вопрос, — сказал он наконец, — товарищ Сифоров в последнее время много работал, утомился. Нельзя ли предоставить двухчасовой отпуск? Перекусить, отдохнуть на природе.
— Отчего же нельзя, — произнёс Иосиф Виссарионович, неторопливо поднимаясь из-за стола. — На даче у меня вас устроит, товарищ Сифоров?
* * *— Ничего себе… дача, — ошарашенно пробормотал Коля.
Легионер покосился на него с простодушной солдатской иронией.
— Это только половина, верхние ярусы придут вторым «Титаном».
— Еще и верхние есть?
— А как же. Всего восемь палуб. Этажей, точнее, это же наземная база.
Ничего подобного Половинкин не видал даже в художественном фильме «Аэроград» режиссёра Довженко. Конечно, восемь этажей — это ещё ерунда, и повыше домики встречали. Воображение потрясало совсем другое: сам способ строительства.
О «культуре производства» в довоенных газетах писали, прямо скажем, часто: страна ударно индустриализовалась, из сонного сельского безвременья решительно шагала в грохочущий современный мир. Инженерные кадры переставали быть штучным товаром, всевозможные добровольные общества пропагандировали достижения науки и техники, школы фабрично-заводского ученичества массово подтягивали образовательный уровень пролетариата. Читать-писать-то понятно, а вот, казалось бы, ну зачем работяге классическая музыка или какой-нибудь там глупый балет?.. Не всякий вдруг и ответит, а Коля знал точно: не для экономики, не для выгоды — для всемирной душевной красоты. Хотелось Половинкину жить так, чтоб с любым встречным дворником можно было обсудить, например, новый роман товарища писателя Александра Беляева — в недавнем интервью фантаст рассказывал, что пишет книгу про человека, умеющего летать без всяких дополнительных приборов.
Хотя, конечно, без приборов тоже не обойтись: голыми руками много не навоюешь. А война — она не в июне началась. Много раньше.
— «Войну выиграл учитель, — часто цитировал Бисмарка дед, — учись, Никола, учись со всей дури».
Коля учился.
Вся страна училась.
