Олег Курылев - Шестая книга судьбы
Он повернулся к ней и улыбнулся.
— Если бы ты знала, как красив бывает закат, а особенно восход в горах, покрытых снегом.
Расценив это как приглашение, она облегченно вздохнула, подошла и, обняв за талию, положила голову к нему на грудь. Мартину ничего не оставалось, как вынуть руки из карманов и прикоснуться к ее плечам. В этот момент отворилась дверь, и Эрна, разыграв показное смущение от случайно увиденной сцены, позвала их к столу.
* * *— Король в Тромсе! — сообщил Мартину лейтенант Морель, вызвав его как-то вечером условным сигналом. — Получена радиограмма: английский крейсер взял его позавчера вот здесь, возле Мольде, и, пройдя мимо нас, отвез прямо сюда. — Он ткнул в карту много севернее Нарвика.
Это случилось первого мая. Когда в рейхе отмечался Национальный день труда, король Хокон VII провозгласил северный городок Тромсе, лежащий почти на семидесятой широте, временной столицей Норвегии. А десятью днями раньше под Лиллехаммером произошло сражение между английскими Королевскими войсками и вермахтом, результатом которого через несколько дней стала эвакуация англичан из Ондалснеса и французов из Намсуса. К первому мая юг Норвегии почти полностью перешел под контроль немецкой армии, в то время как ее север готовился к продолжению сопротивления.
— Я так понимаю, наше задание отменяется? — спросил Мартин, не выказав ни малейшего разочарования.
— А вам, Вангер, я вижу, оно не очень-то было по душе? Впрочем, неважно. Пока нам приказано оставаться на местах. Всем группам. — Лейтенант откинулся на поросший мхом шершавый валун. — Они, вероятно, считают что мы здесь ходим в городской магазин за продуктами.
— Были бы деньги, можно было бы и сходить, — серьезно заметил Мартин.
Морель задумчиво посмотрел на унтер-офицера.
— Да деньги-то как раз есть. В моей полевой сумке несколько тысяч крон. Каждый командир группы получил некоторую сумму на непредвиденный случай. — Он усмехнулся. — Ссуда из нарвикского банка.
На следующий день в Сальтдаль со стороны железно-дорожной ветки вошли два человека. Один из них, с бородкой, какие носят скандинавские рыбаки, свободно говорил по-норвежски, другой был бы рад, да не мог. Его лицо, искаженное страданием, было перевязано теплым платком. Он нес в руке небольшую бутылочку, вероятно со спиртом или водкой, и изредка к ней прикладывался. За спинами у обоих висели пустые рюкзаки, а у того, который мучился зубами, еще и карабин с замотанным тряпкой затвором.
Они нашли первый продуктовый магазин, в котором продавались также патроны, порох, ножи, конская упряжь, керосин и многое другое. Тот, что с бородкой, переговорив с продавцом, подал ему список необходимых товаров и заранее расплатился После этого они начали складывать в рюкзаки солонину, консервы, хлеб, галеты и прочее в том же духе.
Операция удалась. Мартин, улыбаясь, наблюдал, как из рюкзаков выгружали продукты
— Сгущенное молоко! Шоколад! — восклицали солдаты. — В следующий раз нужно купить спиртного.
Морель снял все посты наблюдения, оставив лишь свой и Мартина. Всех остальных под командой Брантнера он разместил в нагромождении скал неподалеку. Так было больше шансов остаться незамеченными.
Они продолжали ходить в город и покупать продукты у ничего не подозревающих норвежцев. Правда, трюк с платком больше не повторяли. Это привлекло бы внимание. В поход за продуктами всегда отправлялся их проводник Фредрик, у которого в городке оказалось много знакомых. Он ходил в разные магазины и лавки, чтобы не вызвать подозрений количеством приобретаемого съестного. Фредрик был охотником (из-за этого его и взяли в проводники), и все это знали. Своего напарника он в случае чего должен был представить как знакомого шведа, плохо понимающего по-норвежски. До шведской границы здесь было не более тридцати километров.
Заодно Фредрик сообщал кое-какие новости, услышанные им в Сальтдале. В основном все разговоры вращались вокруг одной темы — ожидаемой высадки союзников и активизации действий норвежской армии под командованием некоего полковника Руге. При этом Мартин прекрасно знал, что заставляло Фредрика помогать им: вся его семья, состоящая вместе с родителями из шести человек, находилась в Нарвике под домашним арестом. В случае чего им грозила смерть.
Так прошло двадцать дней. Казалось, что про них позабыли. Сообщений, адресованных им — «спасателям из Граца», — не было. Прослушивая радиоэфир, они более или менее представляли себе обстановку не только в Норвегии, но и в Центральной Европе. Так они узнали, что десятого мая вермахт атаковал западных союзников в Бельгии и Франции. С одной стороны, это известие подействовало ободряюще, но, с другой — все понимали, что главные события теперь происходят там и командованию может быть просто не до них. Ко всему прочему энергетический запас батарей их радиостанции был на исходе, его остатки приходилось беречь. Купить же такие батарея в Сальтдале не представлялось возможным.
— Что ж, — сказал как-то Мартину лейтенант, — как только зеленая лампочка на нашей рации окончательно погаснет, я дам приказ возвращаться. А там пускай делают со мной, что хотят!
За прошедший месяц им ни разу не пришлось развести настоящий костер и просушить постоянно сырую одежду — сначала от пота, когда они были на марше, а потом от насыщенного влажным туманом и никогда не прогреваемого призрачным солнцем воздуха. Многие заболели. Общее настроение с каждым днем все более снижалось, особенно когда они видели, как очередной английский крейсер или группа эсминцев идут мимо них на север. Все говорило о том, что противник вот-вот начнет массированную высадку десанта.
Но однажды их радист сквозь шум и треск помех северных широт сумел расслышать на условленной частоте радиограмму: «Спасателям из Граца! Возвращайтесь на базу».
Сипящий и кашляющий Морель собрал свой отряд и объявил о выступлении. Один пулемет завернули в брезент и спрятали в скалах. Там же решили оставить рацию и кое-что из оснащения.
— А что делать с Фредриком? — спросил Брантнер. — Он сильно хромает.
Фредрик действительно последние несколько дней жаловался на ногу и прихрамывал. Его рана под коленом, оставленная год назад не то когтями медведя, не то клыками волка, от грязи и сырости воспалилась. Лейтенант долго смотрел на проводника и наконец произнес.
— Пусть остается. И пусть молит Бога, чтобы мы благополучно дошли. — Он открыл свою полевую сумку и достал небольшую пачку денег. — Держите. Надеюсь, встретимся в Нарвике.
Они выступили на восток, в направлении шведской границы, и, пройдя двадцать километров, двинулись вдоль нее на северо-восток.
К исходу четвертого дня Мартин заметил вдали двух лыжников. Морель остановил отряд и стал разглядывать их в бинокль. Потом он снял свою шапку и помахал ею над головой, как бы приглашая подъехать ближе. Но те не приближались.
— Райке, — крикнул он, обращаясь к лучшему снайперу их группы, — сможете снять их отсюда?
Солдат подошел, вынул из своего рюкзака оптический прицел и приложил его к правому глазу.
— Второй может уйти, господин лейтенант, — покачал он головой.
— Ладно, черт с ними. Проверить оружие. И снять карабины с рюкзаков!
Они двинулись дальше. Большая половина пути была уже позади. Неужели скоро удастся наконец-то раздеться и выспаться на чистых простынях на настоящих кроватях!..
Выстрелы грянули, когда отряд спустился в расщелину и прыгал по камням, форсируя небольшой горный ручей. Пули защелкали возле ног, взметая брызги воды, с визгом рикошетили от валунов. Несколько человек упали в воду.
— Быстрее к тем камням! — закричал Морель, скидывая с плеча карабин. — Пулеметчики, сюда!
Они побежали, подхватывая на бегу раненых. Некоторые отбросили на сухое место свои рюкзаки и, подняв оружие, пытались определить, откуда ведется огонь. Они отстреливались, пятясь спиной и вертя головами. Скоро стало ясно, что стреляли преимущественно с двух сторон расщелины и откуда-то сверху. Но в основном засада поджидала их внизу.
Потеряв нескольких человек, отряд укрылся между больших покатых валунов, на противоположном берегу ручья, занимая круговую оборону.
— Беречь патроны! — командовал Морель. — Стрелять только по цели! Пулемет к тем камням! Брантнер, следите за этим склоном. Лучших стрелков сюда. Иначе они забросают нас гранатами.
— Мы потеряли пятерых, — докладывал Брантнер, — убит штабсгефрайтер Хайден.
Тело Ганса Хайдена, того самого солдата, что хорошо говорил по-норвежски, лежало совсем рядом в воде, струи которой, омывая его голову, становились розовыми.
Огонь снова усилился. С двух сторон по берегам ручья к ним приближались фигурки солдат противника, и до сих пор было непонятно, кто это. англичане, норвежцы или кто-то еще. Пулемет приходилось перебрасывать с одного фланга на другой. Короткими очередями пулеметный расчет прижимал к земле атакующих с одной стороны и спешно перетаскивал свой «MG-34» на другую сторону. Так продолжалось довольно долго, ствол раскалился и требовал замены. Второй номер, надев асбестовую рукавицу, снял его и бросил второпях на мокрый песок. Сталь зашипела, окутавшись струйками пара. Третий номер дрожащими руками лихорадочно снаряжал опустевшие ячейки лент патронами — пятьдесят штук на ленту.
