Валерий Елманов - Красные курганы
– И я так же мыслю, – пружиной взметнулся со своего места князь Иван. Он единственный из всего потомства новгород-северского князя Игоря Святославича уцелел под Ростиславлем. – Пусть отчины мои возвращает.
Краем глаза Константин уловил какое-то движение справа от себя, перевел взгляд на соседа – им был его двоюродный племянник Ингварь Ингваревич – и еле заметно качнул головой. Мол, не лезь, я сам разберусь. Брат Давыд, сидящий рядом с ним, успокаивающе накрыл ладонью нервно подрагивающие пальцы Ингваря.
«Ну, слава богу, хоть здесь можно быть спокойным», – вздохнул Константин.
А с той стороны, где сидели турово-пинские и прочие захудалые князья, ставшие ныне изгоями, нескончаемым потоком неслись возмущенные возгласы.
– И мне тоже пущай отдаст, – послышался хрипловатый голос Александра Бельзского.
– И нам, – дружно подали голос Владимир и Ярослав, жаждущие получить обратно свой Луцк.
– Пусть все отдаст, что охапить успел да своим племянничкам раздарить, – подвел итог Мстислав Давыдович Черниговский.
Этот, как и Ярослав, имел к Константину, пожалуй, самый крупный счет. Был он в роду самым младшим, равно как и его отец Давыд. Да что отец, когда черед княжить в стольном Чернигове не дошел даже до его родного деда Олега Святославича. Ныне же судьба явно возносила его наверх как последнего в роду и достигшего совершеннолетия. Упускать ее улыбку тезка киевского князя не собирался.
– Что скажешь, Константин Володимерович? – солидно осведомился Мстислав Романович.
Роль третейского судьи пришлась ему по душе. В кои веки выпало на деле возглавить съезд всех русских князей, а там как знать, как знать. Глядишь, и выше шагнуть получится. О том, кто именно предложил ему старшинство на съезде, старый князь не забыл и потому спрашивал рязанца даже с некоторым сочувствием.
– Отвечу по порядку, – вновь поднялся со своего места Константин.
В том, что такой вопрос будет ему непременно задан, он был уверен еще задолго до съезда, а потому был готов и отвечал без малейших колебаний, будучи убежденным в своей правоте.
– Ярослав Всеволодович забыл, наверное, что земли свои он, равно как и брат его Юрий, сам мне отдал, – отчетливо произнес рязанский князь, пристально глядя в лицо своего непримиримого врага.
– Лжа голимая! – немедленно выкрикнул Ярослав, и все шрамы его разом налились кровью, став иссиня-багровыми.
– Нет, не лжа! – звонко ответил Константин. – Напомню тебе, княже, слова моего боярина Хвоща, коего я к вам прислал, дабы миром дело решить. Сказывал ведь он тебе под Коломной, что если ты решил отнять у меня все земли, то и я вправе так же с тобой и Юрием поступить?
– Мало ли что твой боярин сбрехал. Да и нет его давно в живых! – упрямо выкрикнул Ярослав.
– О том, как вы вдвоем с Мстиславом Черниговским управились с безоружным стариком, я бы помолчал, – хладнокровно заметил Константин. – Такое даже рядовичу[81] зазорно вспоминать, а уж князю – тем паче. Но ныне речь не о том. Я про иное говорю – про ответ ваш, который был ему даден. А вы сказывали так: коли одолеет твой князь, то пусть забирает все наши земли. Хвощ давно в земле и видоком быть не может, но ежели желаешь, я тебе найду не меньше десятка тех, кто все это слышал собственными ушами. Причем все они будут твои люди, а не мои. Что ты на это скажешь?
Ярослав молчал. Единственный его глаз побагровел от внезапного прилива крови. И уже не рубцы, а само лицо его стало багровым, хотя шрамы и теперь продолжали выделяться, густо налившись темным фиолетовым цветом.
Наконец он разжал рот и нехотя сказал:
– Чего иной раз в горячке не ляпнешь.
– Выходит, твое слово дешевле куны стоит? – ехидно осведомился Константин. – К тому же не было никакой горячки. Пред тобой посол мой стоял, за каждое слово которого я отвечал лично, будто сам его произнес. Да и с ответом он никого из вас не торопил.
– А Константиновичи, Юрьевичи?.. – попытался вывернуться Ярослав. – Братаничей[82] моих почто изобидел?
– Я им целое княжество отдал, – возразил Константин.
– Которое тут же себе и охапил! – не унимался Ярослав. – Меня из него изгнал, а чад малых примучивал до тех пор, пока они тебе роту не дали как простые сподручники, а не будущие князья.
– Роту они дали, это ты верно сказал, – согласился Константин. – Но сделано ими это было по доброй воле, и никто их в этом не примучивал.
– Лжа! – истово выкрикнул Ярослав.
В добровольность клятвы княжичей он и впрямь не верил. В конце концов, он столько рассказывал им о рязанском князе, что покориться ему по доброй воле они никак не могли. Скорее всего, проклятый Константин заставил их силой.
– Снова и снова говорю, что лжа это! – вновь уверенно повторил он. – Ежели не убоишься, так повели, дабы они пред нами всеми предстали. Пусть снова повторят, почему в подручники пошли, а мы уж дознаемся, чем ты их улестил.
– Ныне мы не о том говорим, княже, – попытался помочь Константину Мстислав Романович. – Для иного собрались, а ты неведомо куда свою речь увел.
– Нет! – уперся Ярослав. – Ежели он нам в этом лжет, то как можно ему хоть в чем-то верить? Он сам тебя в старшины предложил, так повели ему привезти княжичей из Переяславля.
Киевский князь пожевал губами. Ну и задачку задал этот одноглазый уродец. И ведь не поспоришь – все прочие мигом решат, что он на сторону рязанца встал, а приказать доставить детей боязно. Откажется ведь Константин, как есть откажется, не желая потакать всяким прихотям своего смертного ворога. К тому же, может, и впрямь с той ротой не все чисто, так что если рязанец из ума не выжил, то свой обман он ни за что вскрывать не станет. Дети – они ж простодушны. Как есть все выболтают. Выходит, первое же повеление его тут же, с ходу и останется невыполненным.
Мстислав Романович беспомощно, почти умоляюще поглядел на рязанца. Что, мол, скажешь?
Константин поначалу хотел просто послать далеко-далеко Ярослава со всеми его претензиями, но не успел – со всего маху напоролся на пытливый взгляд Мстислава Удатного.
В его ушах тут же прозвучала просьба галицкого князя, которую тот высказал во время их единственной встречи, уже на прощанье, вдевая ногу в стремя:
– Ты с Ярославом как хошь поступай, а Константиновичей малых не забижай. Они за своего стрыя[83] не в ответе.
А может, и не совсем так эта фраза звучала, но какая разница. Тут главное – смысл произнесенного не исказить, а за это Константин ручался. Значит…
Он медленно поднялся с места и спокойно произнес:
– Я так мыслю, Мстислав Романович, что ты тоже решил позвать княжичей в Киев. Хоть и обидно, что веры мне до конца нет, но коли ты так надумал, то быть по-твоему. Нынче же грамотку отпишу и людишек за ними в Переяславль отправлю. Одно прошу: дозволь двух меньших сюда не везти, дабы в дороге, чего доброго, не застудились.
Сказал и низко голову склонил. Дескать, во всем на твою волю полагаюсь.
– Знаем, что ты в грамотке той отпишешь, – выкрикнул Ярослав и тут же, упреждая возражения ненавистного рязанца, добавил: – А не отпишешь, так на словах людишек своих упредишь.
– Чтоб никто не сомневался, грамотку любой из вас прочесть сможет. Мне таиться нечего, – отрубил Константин. – Людишек же не своих пошлю, а… Дозволь, княже, твоими воспользоваться ради такого дела, – обратился он уважительно к Удатному и тут же, с насмешкой, вновь к Ярославу: – Надеюсь, тестю своему ты доверяешь?
Тот лишь зло скрипнул зубами, но промолчал. А чего тут говорить-то? Снова счет не в его пользу. В который раз рязанец его обыгрывал, да теперь еще и прилюдно, а оттого – вдвойне обиднее.
«Ну погоди! – дал зарок Ярослав. – Дойдет до избрания, ты у меня иначе запоешь!»
Галицкий князь после обращения к нему Константина тоже не сказал ни слова, лишь утвердительно кивнул. В глазах же его, устремленных на рязанца, читалось нечто иное, совсем противоположное тому, что чувствовал Ярослав. Да еще – или это показалось Константину – искорки в них мелькнули всполошные. Ненадолго, всего-то на пару секунд, однако заметить их он все равно успел и даже подумал: «Прямо как у Ростиславы».
И Константин уверенно и спокойно продолжил разговор.
– Теперь тебе отвечу, Мстислав Давыдович, – обратился он ко второму претенденту. – По лествичному праву, если помнишь таковое, ты на черниговский стол вовсе прав не имеешь. Ни отец твой, ни дед отродясь там не сиживали. Стало быть, у тебя я и вовсе ничего не отбирал. Так зачем же ты тут прочих князей смущаешь, прирок[84] на меня возводя?
– Я – наследник Мстислава Святославовича, который доводится мне дедом.
– Двухродным, – уточнил Константин. – И это его земли я переорати[85] решил, а не твои. Поначалу он мои отчины охапить захотел, да только не вышло у него, а затем уж и я. Долг платежом красен. И спор этот наш с ним. Ты же тут и вовсе ни при чем.
