Павел Дмитриев - Поколение победителей
Что остается? Еще при Маленкове[79] были (а как же без них!) робкие предложения разделить секторы, отдать артельщикам-кооператорам все обувные мастерские, шашлычные и прочие мелкие услуги. Потом, постепенно, перевести в частный сектор производство несущественных товаров, кустарные промыслы и все подобное. А для тяжелой индустрии сохранить прежний сталинский план. Тогда эту инициативу Хрущев отодвинул в сторону, даже не рассматривая. Может быть, зря? Но не так все просто в экономике…
Еще десять лет назад интуиция Косыгина громко кричала: сползание не остановится, частный сектор, как водоворот, будет затягивать в себя отрасль за отраслью. Потому что так проще. Вот только кончится это для тяжелой промышленности серьезным развалом. Хотя где-то на дне сознания Алексея Николаевича, встретившего революцию смышленым подростком, билась мысль: если крушение неизбежно, то лучше уж скорее…
Но как? Вводить очередной НЭП на пятидесятом году советской власти? Только предложишь подобное на Президиуме, и гарантировано, что через полчаса лишишься головы. Упертые сталинисты разорвут в клочки, разнесут в пыль любые доводы своей любимой непобедимой теорией. Кстати, один из них сейчас сидит слева! Что характерно, за день про учение Маркса ни разу не вспомнил. Так зачем откладывать?
– А ты, Саша, сильно изменился за последнее время, – задумчиво начал Косыгин, повернув голову к собеседнику.
– Неужели так заметно? – обрадовавшись концу затянувшейся паузы, спросил Шелепин и невесело пошутил: – Иногда кажется, что гостя из будущего было бы лучше сразу ликвидировать.
– М-да, такую реформу загубил, безумец, косыгинскую. Пошел в никуда труд трех лет.
– Сам бы рад многого не слышать, но пренебрегать этими сведениями преступно.
– Кто еще в курсе сего… – Алексей Николаевич покрутил кистью руки в воздухе, подыскивая нужное слово, – дорожного происшествия?
– Полностью только Володя Семичастный.
– Даже так? – Косыгин удивленно понял брови. Ну, вы прямо… И как долго собираетесь скрывать это от товарищей?
– Нужна определенность в… позиции ЦК по данному вопросу… Ситуация очень необычная.
– Что же, может быть, это разумно.
Опять повисла пауза. Косыгин отдал инициативу в разговоре собеседнику и теперь, откинувшись на спинку дивана, боковым зрением наблюдал, как тот будет выкручиваться. Вспомнилось: когда-то из-за «Ленинградского дела» оказался в опале у Сталина и каждодневно ожидал ареста. Тогда пронесло, но вот Кузнецова, мужа двоюродной сестры Клавы, первого секретаря Ленинградского обкома, расстреляли в пятидесятом. Его супруга пошла по этапу. И он, член Политбюро ЦК ВКП(б), ничем не смог помочь.
– Пока понятно лишь одно. Допустить загнивания партии нельзя! – пафосно начал Шелепин. Но, глянув во внимательные глаза Косыгина, резко сбавил: – Еще не поздно.
– Задача у вас непростая… Леню вы в покое теперь не оставите, – со скептическим выражением лица молвил Алексей Николаевич и продолжил, подчеркнув интонацией первое слово: – Любыми средствами?
– Мы не преступники! – возмутился Шелепин. – Алексей, как ты мог подумать такое?
– Извини, Саша! – ровным голосом ответил Косыгин. – Ничего такого даже не думал.
– Надеюсь, в нашей партии найдется достаточно настоящих коммунистов для разумного решения вопроса.
– Устроите большой тарарам в ЦК или сразу на съезде? – Премьер чуть наклонил голову. – Выставите Петра и предметы из будущего как доказательство?
– Безусловно, если не найдется иного выхода! Но сначала постараемся решить задачу коллегиально, по-ленински…
– Значит, – подвел итог Косыгин, – будете интриговать.
– Уже и так видно, что при Брежневе любая экономическая реформа топится в замечаниях и поправках, а данные Петра это только подтверждают! – Шелепин тоже умел быть резким. – Партия разложится и закончит повальным предательством и перерожденчеством.
– Ладно, ладно! Не на митинге, – сдерживаясь, проворчал Алексей Николаевич.
– Да, Алексей, предательством и перерожденчеством! Вот главная беда! И это надо остановить!
Вулкан взорвался:
– Ни черта! Как вы не понимаете, молокососы! – Косыгин, резко повернувшись, заглянул Шелепину в глаза. – Какая. Разница. Кто. Будет. Первым. Секретарем!
«Вот человек, – восхитился Александр Николаевич, – хоть и старик уже, а давит как молодой». Но премьер продолжил, не дожидаясь возражений:
– Вообще я вашу политику в гробу видал! Ты с подробностями расскажи, как людей кормить-одевать будешь! Ком-му-низм им строить… За который мы боролись, пока вы под стол пешком ходили. Чтобы есть было что, и жить где, и детей растить! В деталях расскажи! С тем же трибунным запалом, с каким на прошлом съезде за чистоту рядов агитировал! Еще одну целину распашешь? Или Обь с Иртышом в Среднюю Азию повернешь?
– Петр говорил, что в начале семидесятых будет благоприятная обстановка, очень большие доходы от нефти. – Александр подбирал аргументы на ходу. Не признаваться же, что об этом вообще забыли, когда делили места в «теневом кабинете»?
– Са-ша! Ты подумай, наконец! – Косыгин, утвердившись в понимании ситуации, устало откинулся на подушку. – Тебе час назад русским языком рассказали, что пути, кроме частн… ну хотя бы частичного хозрасчета… не нашли. Никто! Все успешные страны в две тысячи десятом стоят на капиталистическом пути развития, даже Китай!
Слова в голове Шелепина никак не желали складываться в убедительные, неоспоримые аргументы. Косыгин прищурился:
– Впрочем, противостоять этой пагубной тенденции, считаю, можно. Жестким, нет, жестоким авторитаризмом. Как при товарище Сталине.
Кожа дивана под рукой Шелепина стала влажной. Сейчас он должен будет выбрать, и при ошибке старый экономист из перспективного союзника станет смертельно опасным врагом. Александр Николаевич был уверен, что рассказ о печальной перспективе подготавливаемых реформ заставит Косыгина молчаливо встать на сторону противников Леонида Ильича. Он даже не подстраховался, что, впрочем, не пугало. Раскрытие проблемы в ЦК обсуждалось как один из вполне реальных вариантов, но признавалось нежелательным из-за непредсказуемой международной и общественной реакции.
Было прекрасно известно, что Алексей Николаевич очень уважал Сталина, возможно, даже преклонялся перед его силой и авторитетом. Его собственный стиль руководства тоже был далек от мягкости. Сторонник ли он «крепкой руки»? Может быть, рядом сидит преданный идее коммунист, готовый ради великой страны идти на все, даже жестокую расправу с недавними соратниками? Не зря Косыгин так намекал на возможность применения любых способов?
Разоблачения двадцатого съезда пронеслись в сознании Шелепина. Вал обвинений, бесконечные списки репрессированных, косые взгляды коллег на всех, чьи подписи украшали бумаги. Лихорадочные попытки Хрущева отмежеваться от вакханалии и не разглашать меру собственного участия, тайные изъятия и подчистки документов… Во всем этом поневоле пришлось участвовать Председателю КГБ. Александр Николаевич вспомнил, как ночью, чуть ли не украдкой, выносили тело Сталина из Мавзолея. Перед глазами, как живая, встала Зоя Космодемьянская.
– Нет! Второго Сталина не может быть! – решительно покачал головой Шелепин. – Нужно сохранить и расширить коллегиальное руководство партией, – и продолжил, резко ударив кулаком по сиденью: – Я не боюсь диктатуры, но уверен, что это не поможет. Авантюры Никиты едва не погубили СССР.
– Вот уж не ожидал этого от Железного Шурика. – Колебания не скрылись от внимательного взгляда Косыгина. – Знаешь, Саша, а ведь я в последний раз тебя так называю.
Собеседники опять замолчали, прислушиваясь к своим чувствам и интуиции. Тихо, не заглушая легкого шелеста шин, шипел прохладный воздух в раструбе кондиционера. За окном весьма символично промелькнула высокая стела коневодческого совхоза «Новый путь».
– Наверное, я в самом деле начал по-другому думать после всего происшедшего. – Александр Николаевич энергично потер затекшую шею. – Надо же, РСФСР в кольце союзных республик! В одночасье ставших врагами!
– Так нас предать! – Премьера было сложно заподозрить в излишней симпатии к республиканским вождям. – Дорогая расплата за свободу и равенство для всех.
– Теперь мы не допустим политической близорукости. – Шелепин зло ухмыльнулся. – Подготовимся заранее.
«Кое-кому в Президиуме ЦК сильно не повезло, – мысленно потер руки Косыгин. – Впрочем, чучело Подгорный[80] точно заслужил пинка. Если нет, когда Саша его сковырнет – подарю бутылку хорошего коньяка. Да и сам выпью с удовольствием. Впрочем, сейчас это не главное».
– Ты точно отдаешь себе отчет в том, что даже частичный хозрасчет – это по сути НЭП, частная собственность? – добил Алексей Николаевич. – Пути назад не будет!
