Александр Антонов - Звезды против свастики. Часть 1
– Вижу, – кивнул начальник военной базы «Заячий остров» подполковник Шарабарин. – Личный состав заставы разместил, жён офицерских, нареканий нет?
– Никак нет! Вернее, так точно! Все размещены, накормлены и готовятся отойти ко сну!
– Ко сну – это хорошо. Хотя, сам понимаешь, спать сегодня долго не придётся.
– Понимаю, товарищ подполковник…
Шарабарин внимательно посмотрел на понурого офицера:
– О чём задумался, старшой? Если о том, что не ты врага на границе встретишь, так тому радоваться надо: целее будешь. И не смотри на меня так. Я дело говорю. Останьтесь вы на заставе, положили бы вас всех в первые полчаса, а так послужите ещё, и на своей же заставе. Её, правда, как пить дать, заново отстраивать придётся, но с этим ничего не поделаешь. Вижу, не согласен ты с моими словами, а зря. Те ребята, что вместо тебя первый бой примут, подготовлены, может, и не лучше твоих пограничников, но, как бы это объяснить… по-другому подготовлены, как раз для такого случая. Потому им и карты в руки. А мы с тобой сейчас другую карту рассматривать будем. Смотри сюда, старшой. Полчаса назад в этом квадрате, – подполковник обвёл тупым концом карандаша участок на карте, – наш наблюдатель засек сигнальные ракеты: две красные и одну зелёную. По оперативным данным, наших частей в данном квадрате нет. Строго говоря, там вообще никого не должно быть. В этих местах находятся дальние покосы одного из сельскохозяйственных кооперативов, но мирное население, как тебе известно, отсюда экстренно эвакуируется, да и набор цветов скорее напоминает сигнал, чем случайный выстрел. Так что надо проверить, кто это там в канун войны в небо ракетами швыряется. Потому, товарищ старший лейтенант, слушай боевой приказ. Назначаю тебя командиром конной группы, в состав которой войдут твои пограничники – отберёшь десяток самых лучших – и тройка бойцов из моего резерва. Все из местных, будут заместо проводников. Наведаешься в тот квадрат, выяснишь что и как. Задача ясна?
– Так точно! Разрешите выполнять!
– Не разрешаю. – Шарабарин наслаждался растерянностью Гончара. – Прыткий ты больно, старший лейтенант. Нет, чтобы поинтересоваться: когда выступать, а то сразу «разрешите выполнять!»
– Я думал, что всё тут ясно, – пожал плечами Гончар, – выступать немедленно, тем более война вот-вот начнётся.
– Ну, во-первых, не «вот-вот», а в четыре часа утра, то есть через два часа десять минут. В темноте по местным лесам конному пробираться трудно, придётся до свитанка вести лошадей в поводу. К чему такие муки? Выступишь с рассветом, считай, одновременно с немцами, или даже чуть раньше, небо нынче вроде ясное. Сразу на рысях, всяко в тех местах раньше немца будете. А вот теперь ступай!
Второй НП, с которого засекли ракеты, выпущенные Улссоном, располагался также на сосне, километрах в десяти на северо-северо-запад от военной базы «Заячий остров», и никак особо оборудован не был. Наблюдатель просто сидел на толстой ветке и сканировал нужное направление с помощью бинокля. Увидев ракеты, быстро спустился на землю.
Кроме наблюдателя, из состава разведывательно-диверсионной группы Абвер-Восток бодрствовали ещё двое дозорных, остальные отдыхали. Наблюдатель легонько дотронулся до плеча командира, тот сразу открыл глаза.
– Ракеты, господин гауптман, – доложил наблюдатель.
Офицер быстро накрыл себя и наблюдателя плащ-палаткой, включил фонарик, достал карту, приказал: – Показывай!
– Вот здесь, господин гауптман!
Командир разведгруппы недовольно поморщился.
– Километров пятнадцать. Я рассчитывал, что они сядут немного ближе. Ещё это чёртово болото на пути… Но делать нечего. Фельдфебель, поднимайте людей!
Через пару минут строй из десяти диверсантов замер перед командиром. Все облачены в союзную форму.
– Приступаем к выполнению основного задания, – сказал гауптман. – С этой минуты все разговоры ведутся только на русском языке!
На русском языке велись разговоры и в конной группе старшего лейтенанта Гончара. Разве что проводники добавляли в неё белорусского колорита. Говорили, правда, мало. В основном насупленно молчали. Пограничники то и дело поглядывали в сторону, где уже час полыхала граница. В числе прочих там горела и их родная застава.
Конная группа хотя и вышла позже немецких диверсантов, двигалась гораздо быстрее, но всё же к месту аварийной посадки борта Кёнигсберг-Петроград пришла второй…
* * *Вот что значит военная косточка!
Подполковник юстиции Васильков происходил из семьи потомственных военных. Когда пришла пора поступать в военное училище, судьба поставила подножку. У спортсмена и отличника Кости Василькова медкомиссия выявила плоскостопие. «Трагедию» тяжело переживала вся семья. Хотя мама Кости в глубине души была даже рада. Дочь и жена офицера она уже положила судьбу одного сына на алтарь семейной традиции (старший брат Кости тогда учился в военном училище). Видеть хотя бы одного мужчину в семье без погон на плечах было её тайной мечтой. Сначала она возлагала надежду на зятя, но послушная воле отца дочь вышла замуж за офицера. И вот теперь судьба дала ей, прямо скажем, неожиданный шанс. Впрочем, её тихое счастье было недолгим, ровно те пять лет, что Костя учился в МГУ на юридическом факультете. Потом всё стало на свои места. При содействии влиятельных приятелей отца Костя поступил на службу в военную прокуратуру, и штатский костюм стал надевать не чаще отца и брата.
В Кёнигсберге Васильков находился в служебной командировке. В отличие от вальяжного Петрограда, столица Пруссии жила предчувствием скорой войны. Для Василькова это выражалось хотя бы в том, что по вечерам город почти вымирал – и это при отсутствии комендантского часа!
В отличие от большинства коллег, командировки Васильков любил. А ведь был он человек семейный. Ага, скажете вы, видать, этот прокурорский большой любитель гулять «налево», отсюда его нездоровое увлечение командировками? Мимо, господа-товарищи, мимо. Просто подполковник юстиции Васильков был, как бы точнее выразиться, завзятый службист, что ли. Связями на стороне откровенно брезговал, к семье (жене и двум дочкам) относился ровно, а вот работу боготворил. Командировки добавляли к предмету его обожания новые краски и ощущения. Странный, короче, тип, таково о нём моё мнение.
Редкие минуты, когда он находился вне службы и которые приходились исключительно на вечер, странный тип Васильков любил посвящать пешим прогулкам по городам пребывания, с одинаковым любопытством глазея как на урбанистические изыски, так и градостроительные ляпы. В Кёнигсберге Васильков был впервые и, казалось, свезло ему невероятно – я имею в виду почти полное отсутствие в вечернее время горожан на улицах. Действительно, никто у тебя под ногами не путается, ничего от любопытного взора не загораживает – гуляй, любуйся!
И так бы оно и было, кабы не патрули: милицейские и военные, их, в отличие от граждан, по вечерам на улицах Кёнигсберга попадалось предостаточно. Как-то раз, устав дёргать служебное удостоверение из кармана, чтобы предъявить корочки очередному патрулю, Васильков вопреки обыкновению решил скоротать время в кабачке, что вывеской под старину заманивал посетителей в полуподвал старинного особняка.
«Вот зашёл так зашёл! – изумился Васильков, спускаясь по винтовой лестнице в зал. – Не кабак, а филиал буфета Дома офицеров. Одни погоны кругом, и почти нет штатских».
За столиками места не нашлось, пришлось довольствоваться вертлявым стулом у барной стойки. Заказал что-то горячительное, чем-то непонятным закусил, расплатился и ушёл, решив, что лучше подольше почитает перед сном. Вот такой он есть, этот Васильков.
Утром, прибыв на службу по месту командировки, Васильков был поставлен в известность, что, оказывается, он уже с 6-00 находится в состоянии повышенной боевой готовности. В числе прочих военнослужащих, разумеется. Сие могло означать только одно: война стоит на пороге.
После обеда Васильков зашёл отметить командировку. Возвращая проштампованное удостоверении, майор из кадров порекомендовал спуститься в подвал и получить у коменданта запасные обоймы к табельному пистолету.
Теперь, глядя на дальние пожары там, у границы, Васильков помянул майора добрым словом.
Если во время вынужденной посадки Васильков, как и всякий нормальный человек, испытывал неприятные ощущения, но не опасения – всякое бывает! – то вскоре после приземления к нему пришло понимание: что-то здесь не так! Масла в огонь подлили пилоты аварийного самолёта, которые после того, как Васильков предъявил удостоверение работника прокуратуры, охотно перед ним исповедовались. Вышедшая из строя рация, а следом и отказ одного из двигателей наводили на мысль о предумышленной диверсии. История с сигнальными ракетами и последовавшей перестрелкой в этой мысли его лишь утвердила. Рейс сопровождали сразу два сотрудника КГБ, зачем? Выживший гебист от прямого ответа ушёл, а давить на него Васильков права не имел.
