Анатолий Спесивцев - «Черный археолог» из будущего. Дикое Поле

Трепещи, Архимед!

Проснулся Аркадий ни свет ни заря, хотя мог бы поспать подольше. Неловко повернулся во сне, а действие-то лекарств тю-тю, закончилось. Прощай, неверный друг Морфей! Здравствуй, утро, чтоб тебя!.. Ворочаться в постели в надежде найти удобное положение и поспать еще не стал. Уже убедился, что ничего хорошего из этого не получится. Шипя и вспоминая вполголоса разнообразные выражения и идиомы родного языка, для этого случая очень подходящие, вылез из постели, обулся и потащился на двор.

Несмотря на раннее время, там было полно людей, и все были заняты каким-то делом. Пришлось попаданцу для облегчения мочевого пузыря обойти дом. Присмотревшись к занятию Васюринского и Татаринова, также явно не выспавшихся, он понял, что они заняты допросом. Причем допрашиваемый – рыжий, светлокожий молодой парнишка – был отнюдь не татарином.

– Доброе утро всем! Иван, что случилось?

– Не зараза, так понос! Вчера заметил, что у старого Митрохи глазки подозрительно бегали. Засомневался на его счет, попросил своих пластунов присмотреть за его двором. А в самую темень среди ночи из его двора попытался вывести лошадь на поводу вот этот дурачок. И имя у него подходящее – Балда, сынок Митрохи. Хлопцы его тихонько захомутали и доставили ко мне. Я кликнул Татарина, все же земли здесь войска Донского, самоуправничать (Татаринов хмыкнул) мне негоже. Поспрошали мы его, без жесточи, ласково, можно сказать. Он все нам и выложил. Отзывчивый на ласку оказался. Выяснилось, что храбрый и верный защитник православия, атаман Митроха, которого никто в предательстве заподозрить не мог, давно азовскому паше обо всем в Монастырском городке тайком докладывает.

– И что же теперь с ним собираетесь делать?

– Ну, с этим посланником и его папашей сомнений никаких нет, раки в Дону за зиму сильно оголодали, подкормить надо.

– А если подумать, о чем мы ночью говорили?

– ?…

– Митроха своих детей любит?

Татаринов в явном недоумении уставился на Аркадия. Замотанный организацией военной кампании, он никак не мог въехать в намеки попаданца. Тому пришлось конкретизировать:

– Если у нас останутся заложниками… ну… аманатами, его жена и дети, Митроха их не бросит?

Здесь атаману пришлось призадуматься всерьез. Он понял, к чему его подталкивает собеседник, и вспоминал, что приходилось слышать о Митрохе и его отношениях с детьми.

– Пожалуй… нет, не бросит. Любит он своих деток, родная кровь все-таки, не седьмая вода на киселе. Так что… точно не покинет. Небось не дурак, понимает, что мы с ними тогда сделаем.

– Тогда надо их в яму посадить, а его немного погодя вслед за татарином в Азов послать. Пусть и он тамошних начальных людей известит о неустройстве среди казаков, желании части из них в Персию идти.

Вторую часть совещания начали с обеда. Опять сытного и вкусного. После чего Аркадий встал.

– Ну, люди добрые, чего надумали? Оставим все как есть или менять под себя будем?

Казаки дружно, хоть и вразнобой, заверили его, что намерены менять плохую судьбинушку.

– Если хотите изменить печальную участь для своих детей и потомков, то надо строить свое государство. Живя вот, как сейчас живете, никого вам от сильного врага не защитить. Слишком уж вас мало, да и прокормить себя не можете. Нельзя все время рассчитывать на царское жалованье и удачный грабеж. Потому как царь может на вас за что-то осерчать и послать вместо хлеба стрельцов, а походы за зипунами не всегда бывают, сами знаете, успешными. Тогда ворогу сюда и походом идти не надо. Перекрыть доступ хлеба, и вам конец. Сами перемрете или так ослабнете, что саблю поднять сил не будет. Это-то вам понятно?

На сей раз гул одобрения был откровенно жидковат. Отказываться от своих обычаев казаки не рвались. И атаманы, даже те, кто был с намеками Аркадия полностью согласен, были вынуждены считаться с народным мнением. Иначе и на заплыв в мешке нарваться можно, благо напрягать память о подобном случае необходимости не было. Но слушали пришельца из будущего внимательно.

– Понимаю, от обычаев отказываться – нож острый. Только вот если царь-батюшка по неизбывной своей доброте не пришлет хлебушка и в этом году, многие из вас до следующего года доживут? Приедут татары осенью и плетями погонят выживших в полон. Так? – сгустил краски Аркадий.

Сразу несколько голосов вразнобой выразили несогласие с таким высказыванием. Мол, бивали они этих татар и имели их… в самых разных видах. Но голосов этих было мало, так как большинство помнило, что нередко именно татары гоняли и имели казаков… Однако соглашаться было стыдно, а спорить… голодно было на Дону. Если бы не рыба, еще зимой с голодухи мереть начали бы. И на урожай надеяться не приходилось в связи с его отсутствием. От татар-то попрятались бы, не в первый раз такие напасти случались. Да обидно прятаться, если силу в себе чуешь. Сильный от слабого прятаться не будет.

Заметив неубедительность возражений и малочисленность возражающих, попаданец с ними спорить не стал. Подождал, пока они сами замолкнут, и продолжил:

– Значит, позарез необходимо посеять уже в этом году. Что-нибудь скороспелое, не мне, горожанину, вас учить. Наверняка есть среди казаков люди, не забывшие крестьянский труд. Но и уважение к старинным обычаям проявить можно. Пока разрешить сеять на юге, на присоединенных к землям войска Донского бывших азовских владениях. Здесь-то хлебушек издавна сеют, значит, нарушения обычая вроде бы и не будет. Если кто опасается прибытия помещиков, привлеченных землепашцами, так туда добровольно никакой помещик не полезет. За свою шкуру побоится. Вон, на Запорожье сеют хлебушек, и ничего, не лезут проклятые паны под татарские арканы. И никакого убытку чести казацкой от этого нет. Зато голодухи такой там не бывает.

Аркадий сделал небольшую паузу, давая возможность казакам обговорить сказанное им. При всей революционности его предложения всерьез жизнь большинства казаков от них не менялась бы.

– Но много посеять вы в любом случае в этом году не сможете. Мало вас. Иначе с чего б такие сильные воины, как вы, по камышам от татар прятались?

– А мы не прячемся! – с обидой откликнулся сотник Мурка, приглашенный по воспоминанию Аркадия о его героической смерти при попытке помочь запорожцам в борьбе с ляхами.

– Сейчас да, не прячетесь. Только расспроси опытных казаков, нет среди них таких, которым не доводилось бы прятаться. Значит, первостепенное дело – увеличить здесь население.

– Откуда же мы людей возьмем?

– Будем брать отовсюду, откуда удастся. Главное, чтоб они не были мусульманами, иначе рано или поздно перекинутся к нашему самому опасному врагу, турецкому султану. Когда опасность нашему государству уменьшится, запреты эти можно будет отменить или ослабить.

– А про жидов ты забыл*?

Аркадий вздохнул и собрался с силами. Голос прозвучал с явным украинским акцентом. Он помнил, какую страшную резню евреям устроили крестьяне и казаки во время хмельниччины.

– Трудный вопрос. Знаю то, что вытворяют сейчас ростовщики и арендаторы в Малой Руси, прощать нельзя. Посему как только освободим те земли, всех их на виселицу, а имущество в казну. На общее казацкое дело.

Вот этот тезис вызвал всеобщее одобрение.

– А остальных жидов что, миловать? – выкрикнул какой-то незнакомый Аркадию сечевик.

– За что их, ремесленников, например, казнить? Чем они провинились?

– Как чем?!! Они же жиды!

– Ага, вон пан Вишневецкий или Потоцкий, нашей, кстати, русской крови, вытворяют с хлопами такое, что вспоминать страшно. Так ты тоже ведь русской крови, в его преступлениях виноват?

– Я-а-а… Ви… но… я не пан! – забуксовал и не смог толком ответить на выпад казак. Идея, что он может нести хоть какую-то ответственность за страшные преступления Вишневецкого, на короткое время ввела сечевика в ступор.

– Так и жид-сапожник или там булочник тоже не арендаторы. И детишки у них нередко голодают. Давайте отделять овец от козлищ, как нам Бог велел. Ростовщиков, арендаторов, прочих кровососущих мы изничтожим. А простых ремесленников за что убивать?

Попаданец кинул быстрый взгляд на аудиторию. Увы, далеко не все выглядели согласными.

– Остальные, прежде всего их умелые руки, нам самим нужны. Уж очень этих мастеров нам здесь не хватает. Казачьи-то руки больше к сабле и пищали привычны. Ну еще к веслу и узде. А работать кто будет? Может, кто из атаманов желает бросить воинское дело и заняться шитьем сапог?

Никто из старшин таким соблазнительным предложением воспользоваться не поспешил. Но недовольный гул было трудно не заметить. Аркадий добавил последний свой аргумент.