Андрей Посняков - Битва за империю
Вернувшись в школу, помылся, причесался да завалил на кухню:
– Эй, есть тут кто?
– Ой, дядь Леша! – оторвавшись от котлов, хохотнули девчонки – Олька с Ленкой, – хорошие девчонки, правда, на вкус протокутатора, какие-то… Впрочем, с лица воду не пить, а девки были веселые и на все согласные, как-то Алексей уже с Олькой… а потом и с Ленкой… ну, в общем, не суть.
– Тебе кто нужен-то, дядя Леша?
– Ты, краса моя! И немедленно! Ларысу Ивановну хачу, ммх! – Алексей дурашливо расставил руки и зарычал, краем глаза замечая, что белый Ленкин халатик расстегнут куда как ниже, чем полагается расстегивать скромной девушке-практикантке, так, прямо скажем, расстегнут, что… Нет, не до того сейчас было! Не до девок, увы.
– Емельян где?
– Только что тут был. Наверное, сейчас к себе поднялся. Ой, дядя Леша! Говоришь, я тебе нужна, а сам про Емельяна спрашиваешь!
– Дела, племяшки, бизнес!
Подмигнув девушкам, протокуратор быстро спустился на первый этаж и постучал в дверь комнаты приятеля.
– Ты, друже Алексий?
– Я. Поговорить бы.
– Как раз кстати! Заходь.
К удивлению Алексея, приятель его оказался сейчас не один, а в компании одного из вчерашних хануриков, того, что в кепочке, как бишь его? Паша, кажется… Кстати, при попытке изнасилования комсорга Машки Сорокиной его что-то не было. Так сказать, не участвовал, не привлекался.
– Это Паша, Алексий… До тебя пришел.
– До меня? – присев на диван, удивился протокуратор. – Это еще зачем же?
– Да парни мои вчера начудили, уроды, – приветственно улыбнувшись, поведал гость. – Девку одну помацали малость. Мне клянутся, что насильничать не хотели, так просто, побаловаться… Ты, Алекс, их там немножко побил… да они зла не держат. И вообще – побаиваются последствий. Девка-то чего, хочет что-нибудь?
– Оторвать им всем кое-что хочет. – Алексей глухо хохотнул. – Ну а если серьезно – так вроде бы успокоилась. Вы ей на глаза только не попадайтесь до конца смены.
– Заметано! – гопник явно обрадовался, и Емельян хлопнул его по плечу.
– Я ж тебе говорил – с Алексием договориться можно! Ну, что сидишь? Беги за жбаном!
– Так это… Жбан у меня с собой, вот, – потянувшись к привалившемуся к ножке дивана пакету с изображением популярного артиста и певца Михаила Боярского, Паша извлек на свет божий бутылку дорогого пятизвездочного коньяка и торжественно поставил его на стол, точнее – на парту.
– Черт, мне сегодня еще с Аркадьичем гутарить, – задумчиво протянул повар. – Давайте-ка ближе к вечеру, что ли…
Гопник неожиданно расхохотался:
– Да вы пейте, когда хотите! Мое дело – принести.
– Так ты чего, уходишь, что ли?
– Дела, дядя Емельян, дела… Ну, о Волчьем я тебе предупредил. Пока! Наше вам с кисточкой.
Шутливо раскланявшись, гость удалился, насвистывая какой-то модный, давно навязший у всех на губах мотивчик, то ли «Танец на барабане», то ли «Распутин».
– Видал кореша? – ухмыльнулся Емеля. – Мириться пришел, ититна мать! Это вместо того, чтоб следить за своими чертями. Эх, говорил я ему!
А протокуратор его не слушал сейчас, думал. Чем-то зацепил его только что ушедший гопник, взглядом или жестом… нет! Словом! Точно – словом… только вот, блин, каким?
– Слышь, друже Емельян, что этот парень за фразу произнес, когда прощался?
– Какой парень? А, Паша… Да так, о делах наших скорбных калякал. Опера тут на днях видели, крутился у одной дачки… Да тебе с того ништо!
И тут Алексей вспомнил наконец слово – волчий! Ну точно, волчий! Тут же и переспросил:
– А при чем тут волки?
– Волки? Какие еще волки? Их тут и нет-то поблизости, кроме как, разве что, в мультике «Ну, погоди!». – Повар рассмеялся, но вдруг замолк. – А! Наверное, не «волки», а «волчий»?
– Ну да, я и говорю, волчий.
– Так это фамилия такая. Опера так зовут – Волчий Олег Николаевич, капитан, старший инспектор ОБХСС! Форму редко носит – думает, мы его тут без формы не узнаем, ага, как же! Ох, не зря он тут крутится, чувствую – по мою душу! То есть не конкретно по мою, а так… Ты что так смотришь, друже? Чувствую, сказать что-то хочешь. Говори!
– Я вот эту фамилию, Волчий, только что от одного паренька слышал. Даже – от двух.
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка, – бывший палач яростно подался вперед. – Расскажи-ка подробненько, друже!
– Да там и рассказывать-то нечего, – махнув рукой, протокуратор кратко поведал товарищу содержание услышанного на ферме разговора, вернее – обрывки слов.
– Волчий… Графиня… – тихо повторил Емельян. – Так-так-та-ак… Все сходится – правильно Паша предупреждал: Волчий вокруг графининой дачки шляется, вынюхивает что-то.
– Что за графиня такая?
– Извини, друже, но об том тебе знать покуда не надобно. Всему свое время. Одно могу сказать – Аграфена… Графиня то есть – правая рука того самого большого человека, боярина, моего покровителя! Главный бухгалтер! Так ты говоришь, Беспалый с Сашком-скотником о нем беседовали? Так-та-а-ак…
Узрев сокровища, Емельян на некоторое время лишился дара речи, впрочем, быстро с собой справился и обещал помочь с реализацией, предупредив, что, наверное, слишком уж быстро не получится.
– Ну, как получится, так и получится, – улыбнулся протокуратор, скрывая удивление.
Вот она, оказывается, Аграфена-то! Графиня! Главный бухгалтер. Аграфена Федотовна Иванькова – Федотиха! Она, она, кому ж еще-то? Кстати, теперь понятно, почему старший инспектор ОБХСС Волчий в Касимовке кружит – под бухгалтершу роет. А потом – дело уголовное, арест и десять лет с конфискацией. Или – удастся откупиться, дело замять – от Алексея сейчас все зависит, от Алексея. Помогать аферистке нужно, тут никакого выбора нету – она, и только она, может отправить протокуратора в то самое время… до того, как…
Уже буквально к вечеру Иван Аркадьевич поинтересовался подготовкой к слету.
– Делаем! – браво отрапортовал завхоз. – Поляна присмотрена, трясина – осушена, не утонут. Хоть сейчас можно соревнования проводить – за физруком дело!
– Найдем физрука, – начальник лагеря довольно кивнул и пригладил седеющие виски. – Есть у меня один молодой человек на примете. Студент, но турист бывалый!
«Бывалый турист», появившийся в лагере буквально на следующий день, оказался болезненным с виду юношей в болгарских джинсах «Рила», кроссовках и застиранной стройотрядовской куртке с многочисленными шевронами и значками. «Селигер», «Хибины-78», какое-то «Железо-76» – чего там только не было!
А еще при студенте имелся переносной мономагнитофон «Весна-225» и гитара с приклеенным портретом Владимира Высоцкого.
– Наш человек! – поглядев на гитару, одобрительно хмыкнул повар. – Тебя как звать-то?
– Виктор.
– Заглядывай, Витя, вечерком к нам – посидим, выпьем.
Застенчиво улыбнувшись, юноша покачал головой:
– Я вообще-то не пью.
– Ха! Турист – и трезвенник? Не смеши мои шнурки!
Испросив разрешения, Иван Аркадьевич разместил студента в комнате Алексея – «не надолго, Алексей Сергеевич, буквально на несколько дней, ну в крайнем случае на неделю». Протокуратор и сам понимал, что студент ненадолго, вообще-то, обязанности физкультурника в лагере исполнял заместитель начальника по воспитательной работе Ручников, однако Иван Аркадьевич вовсе не собирался полностью доверять ему проведение слета, справедливо опасаясь сведения оного к очередной пропагандистско-агитационной массовке, тому же комсомольскому собранию, только в лесу, на природе. А начальнику КМЛ почему-то хотелось романтики. Может быть, потому, что задолбали уже все официально рекомендованные мероприятия?
– Да пусть живет, мне-то что? – махнул рукой Алексей. – Завтра выберу время, покажу ему поляну.
Назавтра и пошли. Пешком – денек выдался погожий, солнечный, грех было не прогуляться. Надо сказать, Виктор отнесся к возложенным на него обязанностям весьма серьезно – что-то замерял метровкой, считал шаги, бегал, отмечал деревья.
– Здесь вот натянем канат, тут – параллельки, а тут – сетку. Тут вот костер будет, а там…
– А там – дискотека, Витя, – лежа на травке, усмехнулся протокуратор. – Иначе нынешних подростков пряниками на турслет не выманишь.
– Какая же дискотека без электричества? – усомнился студент. – Под гитару, что ли?
– Зачем под гитару? Председатель дизель-генератор обещал – электричество будет.
– Плохо. – Виктор неожиданно вздохнул. – Я думал, посидим с ребятами, попоем песен…
– Высоцкого, что ли?
– А почему бы нет? – выкрикнув, студент тут же осекся. – С другой стороны, если не разрешат Высоцкого, то и революционных песен много есть хороших. С гитарой-то они куда лучше, чем с хором… Остался дом за дымкою степно-о-о-ю, нескоро я к нему вернусь обратно…
Алексей хотел было пошутить, съерничать, да внезапно почувствовал вставший в горле комок – про него была песня! Именно про него.
