Алексей Кулаков - Магнатъ
— Да уж! Интересно, откуда он эти мемуары взял?
Остальное содержимое лабаза, предназначенное к отправке на балтийский курорт, особого интереса не вызывало: учебники, справочники, наставления, памятки… Вот разве что красочно оформленный сборник русских народных сказок радовал глаз чудесными иллюстрациями. Вздохнул с сожалением — надо было сразу утроить тираж, своими силами бы реализовал. Ну ничего, все у него впереди — и сказки эти еще раз отпечатает, и все остальное, о чем они говорили с князем, тоже будет. Напоследок оглядев работающее производство (от вида которого его настроение еще больше скакнуло вверх), Иван Дмитриевич развернулся на каблуках и энергичным шагом отправился на выход. И если бы не шум от машин, то любой желающий мог бы услышать, как он, довольно таки мелодично, напевает себе под нос странную песенку:
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
***Яркие огоньки свечей тысячекратно отражались от старательно натертого мастикой паркета, по зале скользили тоненькие фигурки дам, чьи платья, прически и украшения лишь оттеняли (ну, по большей части) красоту хозяек. Тяжеловесно, и вместе с тем величаво двигались их кавалеры в строгих виц–мундирах, или черных фраках… Ах, этот большой осенний бал! Далеко не каждое аристократическое семейство высшего света могло устраивать подобное мероприятие хотя бы раз в год. Князья Юсуповы могли. И не только могли, но и устраивали, раз от раза радуя всех его участников обилием живых цветов и самых изысканных кушаний, затейливостью лотерей и конкурсов, красотой хозяйки бала и удивительно теплой атмосферой, в которой не было места ни тоске, ни унынию. Нынешний же бал и вовсе был особенный, ведь многочисленных гостей встречал ни много ни мало — сам хозяин дворца на Мойке, князь Николай Борисович!.. Одним только своим видом опровергая все слухи о своей старческой немощи и болезни. Да, чуть–чуть бледноват, возможно, слегка прибавилось морщин на высоком челе — но светский лев по–прежнему был уверен в себе и силен, успевая не только принять все поздравления и приветствия, но и перекинуться парой дежурных фраз с каждым из прибывающих.
— Примите мои уверения в совершеннейшем почтении.
— О, Александр Яковлевич! Рад, определенно рад вас видеть. Возможно, несколько позднее, мы сможем немного побеседовать?
— Всенепременно, Николай Борисович.
Небольшой поклон подвел черту короткой беседе. Уже удалившийся на пару шагов князь Агренев услышал фразу, в точности повторяющую его недавнее приветствие, вот только ответ на нее был совершенно другой:
— Барон. Баронесса. Прошу вас, чувствуйте себя как дома…
Еще несколько шагов, и разговор хозяина с очередными гостями стал полностью неслышим — негромкая музыка и ровный гул приглушенных голосов, переплетаясь, полностью глушили все остальное.
«В последнее время, ну всем со мной надо срочно переговорить. Единственно, что обнадеживает — уж кому–кому, а Юсупову от меня точно денег не надо. Ух, вот это… Гм, ожерелье!».
Вежливо поклонившись гордой обладательнице красивой груди пятого размера, дополнительно украшенной глубоким декольте и бриллиантовым гарнитуром (стоимостью этак сотни в две тысяч полновесных рубликов), а затем не менее учтиво раскланявшись с графом Строгановым, гордым от обладания подобными сокровищами, молодой князь огляделся и обреченно вздохнул. Пройдясь по залу и засвидетельствовав в процессе этого увлекательного путешествия свое почтение (в гробу он их видал!) почти полусотне знакомых аристократов, Александр еще раз огляделся. Подумал–подумал, да и стал потихоньку смещаться поближе к окнам–витражам — для танцев было еще рановато, а для светских разговоров «ни о чем» отсутствовало подходящее настроение. Возможно, попозже…
— Князь?..
Впрочем, собеседник нашел его сам. Военный атташе французского посольства, полковник Луи Мулен, увидев владельца единственной в своем роде оружейной компании, заметно оживился и расцвел самой что ни на есть радостной улыбкой.
— Как удачно нас свел случай, князь!
«Как же, случай. Уже все в Питере знают — если и можно меня где–то с гарантией увидеть, так это на приемах и балах у Зинаиды Николаевны. Чем ты, жабоедина, и пользуешься. Причем уже второй раз подряд!..».
— Весьма удачно. Чем могу?..
Полковник едва заметно скосил глаза влево, вправо, и пристроился рядом с Александром, подладившись под его шаг.
— Меня просили уточнить.
Мулен сделал многозначительную паузу, намекая на высокое начальство. Только вот непонятно на какое именно: по дипломатической линии, или по военной?
— На каких условиях вы бы согласились принять на свою фабрику нескольких французских инженеров.
— На работу?
— О, что вы, речь идет лишь об обычной стажировке.
— Дорогой Луи, вам прекрасно известно, что я никого не стажирую. Не принимаю делегаций, не обмениваюсь опытом, не провожу экскурсий… И так далее, и тому подобное. Так что мой ответ вам известен.
Официальный шпион Третьей французской республики изобразил на лице нешуточное огорчение, но что–то сказать так и не успел:
— И хочу заметить, что в свое время вы тоже отказали в аналогичной просьбе моему хорошему другу, профессору Менделееву.
— О ля–ля, что я слышу! Так это… Месть?..
Собеседники приятно посмеялись над этой милой шуткой.
— И все же, князь, меня очень огорчает столь малое сотрудничество меж нашими великими странами.
Александр наконец добрался до заранее облюбованного места рядом с приоткрытым окном, и остановился, отгораживаясь грузной фигурой атташе от остальной публики.
— Скорее, мой дорогой Луи, вас огорчает другое сотрудничество. С другой, хм, великой страной.
Почти моментально глаза Мулена стали очень серьезными — потому как до этого дня князь таких откровенностей себе не позволял.
— Возможно, вы правы. Знаете, никогда не мог понять…
Так и не заданный вопрос на мгновение повис в воздухе.
— Всего лишь вопрос выгоды. Станки моих немецких друзей оказались качественнее, а предложения кредита выгоднее остальных, вот и все.
— Значит, теперь вам ничего не мешает завести себе новых друзей?
Русский аристократ благожелательно улыбнулся:
— Я всегда открыт для любых ВЫГОДНЫХ предложений. И кстати, ваши упреки не имеют под собой абсолютно никаких оснований.
— Ээ?.. Боюсь, я не совсем вас понял, князь.
— Это я к вопросу о сотрудничестве. Как минимум с одним французским промышленником у меня вполне хорошие отношения. Мсье Леоном Гомоном, которому я поставляю киноаппаратуру и механику — и надо сказать, его заказы только растут. Я покупаю в вашей прекрасной стране порох, ваши негоцианты покупают у меня различную продукцию моей Сестрорецкой фабрики… Как видите, все не так уж и плохо.
Если бы Луи Мулен мог открыто выражать свои чувства, он непременно бы фыркнул и скривил лицо. Потому что его представления о сотрудничестве кардинально расходились с таковыми у «сестрорецкого затворника». Который, приобретая в ля белль Франс всего лишь сырье для сестрорецкого патронного производства, в обмен продавал целую кучу своих новомодных технических штучек. Все эти многофункциональные ножи и зажигалки, велосипеды, фотоаппараты и кинопроекторы, коляски для инвалидов и моторы, работающие на сырой нефти, а так же многое, СЛИШКОМ многое другое… Тем же «Электрогефестом» и ацетиленовой горелкой весьма заинтересовались кораблестроители. Агрень и МАг буквально сводит с ума французских инженеров, которым все никак не удается обойти патенты князя, и изрядно портит настроение генералам, (потому что сравнение русской армейской винтовки и новейшей винтовки Лебеля оказалось далеко не в пользу последней). Вдобавок, он еще выставил на конкурс ГАУ несколько пулеметов оригинальной конструкции. Несколько! Это тогда, когда в самой Франции нет ничего даже и близко похожего!!! И после этого он еще говорит, что все не так уж и плохо?!..
Кстати, насколько Луи был осведомлен, этот русский князь–промышленник вот–вот закончит строительство собственного порохового завода, после чего постепенно прекратит закупки пороха Вьеля.
— Хмм, вы конечно же правы. Да, к вопросу о новых друзьях — а какое предложение вы бы посчитали выгодным?
Титулованный аристократ тут же мечтательно прикрыл глаза, и немного стыдливо признался — он всегда хотел производить оптическое стекло. От начальной плавки в печи, и до финишной полировки линз включительно. И даже обращался с этой своей мечтой к немецким друзьям, вот только они проявили удивительную несговорчивость. Знаменитую тевтонскую упертость, если хотите.
— Я… Передам куда следует ваши пожелания. Всего наилучшего!..
