Александр Михайловский - Однажды в Октябре
— Понятно, Николай Викторович, — контр-адмирал Пилкин опустил голову, — Я с вашего позволения подумаю над вашими словами.
— Подумайте, — кивнул подполковник Ильин, — А пока мы оставим вас с Михаилом Дмитриевичем. Поговорите с ним, мы не будем вам мешать.
Там же. Генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич и контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин.— Еще дня два назад я посчитал бы все происходящее фантастикой, — задумчиво сказал генерал Бонч-Бруевич. — Но это не фантастика, а вполне реальный факт, в чем вы уже успели убедиться. Я очень много понял за эти два дня.
— Михаил Дмитриевич, я понимаю вас, но и вы меня поймите, — сказал растерянно адмирал Пилкин, — сколько всего произошло за этот страшный год. Отречение царя — как я узнал сейчас — под угрозой насилия. Потом эти ужасные убийства офицеров, в феврале и в июле-августе. Полное разложение армии и флота. Этот фигляр Керенский и его ужасающее пустословие. Никто уже ни во что не верит. Как быть, как жить дальше…
— Владимир Константинович, — ответил Бонч-Бруевич, — у вас появилась вера и надежда на лучшее для России будущее. Тем более, что выбора у нас, тех, кто считает себя патриотом России, просто нет…
— Вы так считаете, Михаил Дмитриевич? — осторожно спросил Пилкин.
— Да, именно так. И я постараюсь вам это объяснить. Вы, Владимир Константинович, мало знаете о планах наших так называемых «союзников», в отношении России. А мы, генштабисты, об этих планах наслышаны. Но, как говорит Святое Писание, «во многих знаниях многие печали».
Вот вы, Владимир Константинович, наверное считаете, что в случае победы в этой злосчастной войне Россия получит Черноморские Проливы. Но это не так. Вот, к примеру, высказывание британского посла в Париже лорда Берти. Датировано февралем 1915 года: «Здесь (в Париже) все больше возрастает подозрительность касательно намерений России в отношении Константинополя. Считают целесообразным, чтобы Англия и Франция (в этом вопросе Англия ставится вне Франции) заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решить вопрос о будущем этого города и проливов — Дарданелл и Босфора».
— Подлецы, — сквозь зубы процедил Пилкин, — обещали нам то, что втайне решили нам не отдавать. Действительно, нет подлее нации, чем эти британцы…
— Но это еще не все, — сказал генерал, — готовится к подписанию документ, согласно которому представители Франции и Великобритании поделили юг России на сферы интересов и районы будущих операций британских и французских войск. В английскую «сферу действий» вошли Кавказ, казачьи области Дона и Кубани, Средняя Азия, а во французскую — Украина, Бессарабия и Крым. Лондон и Париж сошлись на том, что отныне будут рассматривать Россию не в качестве союзника по Антанте.
— А как же наши войска? — изумленно и растерянно спросил Пилкин, — неужели они позволят это сделать?
— А они уже нас всерьез не берут, — с горечью сказал Бонч-Бруевич, — вот, что говорит о нас французский генерал Табуи: «Россию в настоящее время можно сравнить с такими дезорганизованными странами, как Судан и Конго, где нескольких дисциплинированных европейских батальонов вполне достаточно для водворения порядка и прекращения анархии»…
Теперь-то вы понимаете, Владимир Константинович, почему я за большевиков? — спросил генерал Бонч-Бруевич. — Есть два пути — с ними, за могучую и независимую Советскую Россию, и второй — за колонию, где всем будут распоряжаться наши бывшие «союзники», а мы, русские, будем низведены до положения китайских кули или индийских крестьян, снимающих шапку перед британскими «сагибами»…
— Да, Михаил Дмитриевич, — огорошили вы меня, — тихо сказал адмирал Пилкин, — действительно, надо сделать выбор. Или — или… Как русский адмирал я не могу видеть свою Родину чьей-то колонией. Так что я с вами, Михаил Дмитриевич… Ну, и большевиками, соответственно…
12 октября (29 сентября) 1917 года, около 22:00, Петроград. 10-я Рождественская улица дом 17-а. Квартира Сергея Яковлевича Аллилуева
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.За нашими разговорами мы не заметили, как наступил вечер. Сталин, спохватившись, заторопился на 10-ю Рождественскую. В квартире Сергея Яковлевича Аллилуева его ждал не только хозяин, старый большевик и хороший знакомый по Кавказу, но и его дочка — 16-летняя гимназистка Наденька, с которой у Сталина был роман. В нашей истории через год они поженятся. В текущей истории, поглядев на то, как Иосиф Виссарионович увивается вокруг нашей Ирочки, я засомневался в этом.
Он пригласил нас в гости. Немного подумав, я согласился. Со мной туда отправились Ирина, которую Сталин пригласил персонально, и наш телохранитель сержант Игорь Кукушкин. Время было позднее, а Пески — так назывался район Рождественских улиц, по разгулу уголовной преступности ненамного уступал знаменитой Лиговке.
По Суворовскому мы дошли до Большой Болотной улицы, два года назад переименованной в Скобелевскую. В наше время она называлась улицей Моисеенко. На углу Дегтярного мы свернули на 10-ю Рождественскую. Миновав Мытнинскую улицу, я увидел знакомый мне дом.
— Иосиф Виссарионович, — сказал я, — а ведь я уже был в этом доме, в квартире Сергея Яковлевича. Там сейчас музей. И обстановка сохранилась практически такая же, как сейчас.
— И я там был, — отозвался Игорь Кукушкин, — когда я учился в школе, нас водили туда на экскурсию. Очень интересно было посмотреть — как жили люди в начале века.
Сталин удивленно посмотрел на нас, но, видимо, сообразив, о чем идет речь, только крякнул, и улыбнулся. Забавно конечно, ведешь гостей туда, куда они почти сто лет вперед ходили как экскурсанты, и собираешься знакомить их с людьми, о которых экскурсоводы рассказывали в их времени, как об исторических персонажах.
Дом в стиле модерн был построен совсем недавно — в 1911 году. Мастер-электрик «Общества электрического освещения 1886 года» Сергей Яковлевич Аллилуев считался ценным работником, и получают хорошую зарплату. Он мог позволить снимать три комнаты в четырехкомнатной квартире и отправить в гимназию своих детей. А было у него их четверо.
Мы вошли в парадную облицованную узорчатой плиткой и с большим мраморным камином в холле. Сам хозяин жил на последнем этаже шестиэтажного дома. Поднявшись наверх, мы увидели мощную деревянную дверь и табличкой «20» на ней. Это и была квартира, в которой жил Сталин.
Дернув за медную пупочку механического звонка, мы услышали за дверью звон колокольчика. Не прошло и минуты, как мужской голос спросил: «Сосо, это ты?»
Сталин усмехнулся, и ответил, — Сергей, открывай, я еле стою на ногах от усталости. Только я не один, а с гостями.
— Как говорят на Кавказе, гость в доме — Бог в доме, — ответил Сергей Аллилуев, открывая входную дверь. Из-за его плеча выглядывали три женские головки. Одна принадлежала хозяйке дома, Ольге Евгеньевны, а две — его дочкам — 21-летней Анне и 16-летней Надежде. Они с любопытством смотрели на гостей своего квартиранта.
— Проходите, не стойте на лестнице, — пригласил нас хозяин, и повернувшись к своим дамам, сказал, — а вы, сороки любопытные, не глазейте, а лучше соберите на стол — люди пришли с работы и проголодались.
Повесив нашу одежду на вешалку, мы вошли в гостиную. Сталин по-хозяйски предложил Ирине присесть на большой диван с валиками, обтянутыми белым полотняным чехлом, а мне и Кукушкину предложил стулья, стоявшие вокруг стола в центре комнаты. Игорь не оставил свой АКС на вешалке, а укоротив ремень повесил его на спинке своего стула поверх разгрузки. Если кто-то попробует внезапно ворваться в квартиру, он получит очередь в морду, а не Шарапова.
Потом Иосиф Виссарионович представил нас хозяину, который с любопытством поглядывал то на нас с Ирочкой, то на сержанта Кукушкина, ловко управлявшегося со своими смертоносными «игрушками». По легенде Сталина мы были русскими, приехавшими из эмиграции. Мы долго жили в САСШ, и немного отвыкли от здешних порядков и быта. Так что если мы что-то будем делать не так, то хозяевам не стоит обращать на это особое внимание.
С кухни доносилось звяканье посуды и женские голоса. Я кивнул Игорю Кукушкину, и тот, поняв, вопросительно посмотрел на автомат. Я махнул ему рукой, дескать, если что, так я не забыл, как этой штукой пользоваться. Подхватив вещмешок с продуктами из сухпая, Игорь отправился на помощь дамам, готовившим ужин. А я присоединился к беседе, которую вел Сталин с хозяином дома.
Речь шла о слухах, которые взбудоражили сегодня весь Петроград. Аллилуев рассказывал о том, что весь город сегодня обсуждает известие о блестящей победе русского флота над германским в Рижском заливе. А ведь после сдачи Риги Корниловым все уже считали, что вот-вот немцы возьмут Петроград, и не случайно «временные» завели песню о необходимости переноса столицы в Москву… А тут вот такое.
