Елка и терн. Тетралогия (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна
Кто‑то скажет – ты же телепат! Так воздействуй на ее разум! Не сильно! Чуть‑чуть скорректируй ее чувства!
На это Тёрн пойти не мог.
Никогда.
Ему нужен был не суррогат! Не подделка! Ему нужна была искренняя и честная любовь. Иначе…
Наведенные мысли и чувства рано или поздно истаивают. И когда все открывается, получается… в лучшем случае разрыв. В худшем – что угодно. От убийства до войны.
Тёрн хотел, чтобы его любили. Но не такой ценой!
Хотя им все равно пришлось заплатить свою цену. Сполна. И страшно.
То, что Тёрн не мог простить – обнаженное и окровавленное тело любимой женщины на алтаре. С другой стороны… Дирмас спас ее от верной смерти… к которой сам и подтолкнул.
Тёрн ненавидел кузена за постоянную угрозу. Не ему. Но жизни любимой женщины. Он знал – Дирмас не успокоится. Зомби – его рук дело. И рано или поздно так или иначе – он совершит новое покушение. А его любимая опять попытается все предотвратить и защитить его. И…
Высшие силы Леса, он бы руку на отсечение дал, чтобы этого не произошло!
Но ничего не мог поделать.
'Благородство и подлость, отвага и страх
Все с рождения заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже
Мы такие, каким нас создал Аллах…'
О. Хайям, прим. авт.
Стихи земного поэта, которые читала Ёлочка, звучали в ушах.
Мы такие, какие мы есть. И если и изменимся, то очень не скоро. Любовь пришла к нам – и властно продиктовала свои законы. Я полюбил тебя такой, какая ты есть. Ты полюбила меня именно таким. Мы будем меняться, это так. Но – вместе и незаметно друг для друга. Ты будешь рисковать жизнью, любимая, я знаю…
Ты просто не умеешь иначе.
А я буду переживать за тебя. И очень ждать, и нервничать, и ездить с тобой, куда только смогу, но никогда не скажу тебе о своих страхах. Никогда не посажу тебя в золотую клетку.
Никогда не буду уничтожать даже частичку твоей души.
Я люблю тебя.
Я просто всегда буду рядом. И буду любить тебя.
Люби меня, под шум дождя, прими меня, как я тебя,
Таким, как есть, таким, как был… Смеялся, плакал, просто жил…
Существовал, тебя не зная, сейчас стократно признаю:
'К чертям блага! Не надо рая! Я без тебя в огне горю!'
Я без тебя не вижу неба и мне не в радость белый свет,
Не ощущаю вкуса хлеба, мне без тебя покоя нет…
Зову тебя и ежечасно слова простые повторю:
'Люблю тебя, моя родная. Тебя одну навек люблю…'
Элвар подумал, что надо бы спеть любимой и эту песню. И с этой мыслью повалился в глубокий сон без сновидений. Завтра им предстоял тяжелый день. Но если любимая пожелала…
Глава 10. Десять казней Египетских, научный подход к проблеме
Наказание паразитов от религии назначили на следующий день. На субботнее утро. Как раз, проповедь, полное собрание баранов и овец в храме, красота…
Вечер ушел на отработку заклинаний и уточнение плана. Ну и кое‑какую подготовку. А то все необходимое мы найти в городе не смогли. А хотелось максимального приближения к истории.
А в пять утра (еще один камушек в копилку моего негодования, не могли они богослужение на десять утра назначить, а не на шесть) мы пошли на дело.
В церковь отрядили меня, Тёрна и Керрона. Как неспособных накладывать заклинания. Я до сих пор не пришла в форму, но активировать готовые заклинания, опираясь на накопители, уже могла. И я их обязательно активирую. Но в небольшом масштабе.
В молельном зале было людно. По моим прикидкам здесь паслось около ста человек. Ну что ж, сегодня они сильно усомнятся в своей праведности. Я подавила ехидную ухмылку и опустила глаза.
Когда на тебе полог невнимания, лучше сильно по сторонам не оглядываться. Чтобы не спало. Тебя не замечают, да. Но проявлять слишком сильных эмоций не советую.
Янка тоже была здесь. Под руку с каким‑то мордатым парнем. Игорь? Надо будет пару раз его уронить, как суматоха начнется.
– А почему так мало?
– Если хочешь больше – я не возражаю. Просто руки об эту тварь марать…
– Ничего, я его ногами попинаю,
– успокоил меня дражайший супруг. Но жалеть бедного Гошу я не собиралась. Мало ему еще за Катьку! Если б с подругой что‑то случилось за те пару дней, которые она была вне дома, я бы вообще его на фарш переработала. И полученное на чебуреки отдала бы! Гад!
И кто сказал, что религиозным людям можно грешить и каяться? Я вот не понимаю! Сделал ты пакость – плохо! А пошел, раскаялся, покаялся – герой! А то, что через неделю будет пакость‑2? Это как? Не лучше ли изначально не быть гадом, чем грешить и каяться?
Зал представлял собой что‑то вроде актового зала. Только вместо удобных кресел – скамейки. И проходы между ними, чтобы можно было раздавать 'плоть Христову'. М‑да. Так я тянет вспомнить про папуасов с Новой Гвинеи. Но те были порядочные. И слопали Кука один раз. А эти уже две тысячи лет Христа жрут – и не надоест им.
Тьфу, даже представить тошно…
На одной из стен – распятие. Рядом – кафедра проповедника. Кое‑где металлические курильницы. И современной аппаратурой дядечки явно не пренебрегают. Микрофоны, динамики… дорогие, сволочи! На рынке такая аппаратура не одну тысячу в баксах потянет.
Я смирно сидела, прикрытая с одной стороны супругом, а с другой – Керроном. И ждала момента.
На кафедру взошел вчерашний тов. Солженицын. И начал проповедовать. Я его даже не слушала. Я полностью сосредоточилась на кулончике под одеждой. И все же, начиная дремать, едва не пропустила момент, когда он кольнул меня холодной искоркой льда.
Пора!
Я сняла цепочку – и сжала кулончик пальцами. И теперь направить в него силу. Всего пара искр. Этого хватит. После общения с Дилерой мы неплохо овладели вариантом 'кольца'. Только в более мирной форме.
И заклинание начало раскручиваться.
Пастор (или кто он там? А, неважно) вдруг резко прекратил гундеть о грехе против святого духа. И ошалелыми глазами вытаращился куда‑то за мою спину.
А потом туда же и повернулись все остальные.
Концерт начался.
