Меч Тамерлана - Даниил Сергеевич Калинин
Грудень (ноябрь) 1382 года от Рождества Христова. Трокское княжество, родовые земли Кейстута.
…- Переговоры и обмен пленных могут быть ловушкой, дядя. Что делать, если тебя схватят, а Витовта не выдадут⁈
Андрей Полоцкий внимательно посмотрел в осунувшееся, испещренное морщинами лицо явно сдавшего старика. Кейстут ответил надломленным, скрипучим голосом:
— У них мой сын… Я должен попытаться его освободить…
Андрей упрямо мотнул головой:
— Наши силы примерно равны, а Троки по-прежнему находятся в руках тевтонцев. Неужто разменяешь княжество на сына, дядя? Да и не посмеет Скиргайло нанести Витовту какой урон, пока Корибут и Ягайло в наших руках! Сразимся с ворогом, освободим родную землю от германцев — а заодно освободим и моего двоюродного брата!
Болезненно закашлялся великий князь литовский — кажется, что жизнь в его теле теплится лишь перед встречей с сыном. Наконец, поднял выцветшие, серые глаза на племянника — и неожиданно с чувством попросил:
— Прости меня Андрей… Прости. По старшинству тебе должно было стать великим князем литовским… Но я хотел лишь выполнить волю почившего брата! И удержать страну от смуты братоубийственной… Прости меня, Андрей, что поддержал я Ягайло — гнилой плод взрос от семени Иулиании.
Андрей Ольгердович, не ожидавший такого поворота событий, удивленно вскинул брови, но тотчас недовольно поджал губы. Нет да нет, но старая обида на дядю, нарушившего закон престолонаследия в пользу завещания отца, порой отзывалась в его сердце горькой болью… Но он не успел ничего ответить прежде, чем собравшийся с силами Кейстут продолжил — заговорив куда как звонче и властней:
— Ты истинный наследник Ольгерда, Андрей! Я не поддержал тебя после его смерти, но ныне исправлю свою ошибку. Ты спросил, что делать, коли меня схватят на переговорах? Вести войско в бой и сокрушить врага! Вести — на правах великого князя литовского!
Присутствующему на военном совете Владимиру Андреевичу даже показалось, что выпрямившийся Кейстут как-то словно бы помолодел, на мгновение обрел себя — или хотя бы часть былой силы… Как видно, сильно тяготила князя давняя ошибка — а вот то, что он наконец-то решился ее исправить, что-то стронули в его душе, вернули к жизни.
— Я отправлюсь на переговоры лишь как скорбящий отец, просящий милости для своего сына… Андрей Ольгердович, старший сын моего брата и истинный его наследник! Я присягаю тебе, Великому князю Литовскому по праву старшинства! Присягаю князю, доказавшему в брани свою храбрость — а в мире мудрость и честность!
Кейстут попытался было встать на колени перед Андреем, но тот поспешно подхватил старика под руку:
— Не надо, дядя, не надо… Я принимаю твою присягу. Димитрий! Извести войско — и прикажи привести сюда наших сводных братьев! Покуда не принесут мне клятву верности, никуда их не отпущу!
Дмитрий Ольгердович, князь брянский, молча кивнул — но глаза его загорелись торжествующим огнем. Наконец-то свершилось то, чему должно было по справедливости свершиться еще пять лет назад!
…Следующие пару часов собравшееся под рукой великого князя Андрея Ольгердовича войско приносило ему присягу. За исключением без малого полутора тысяч русичей, пришедших на помощь союзникам по решению Дмитрия Иоанновича (включая и казаков), Андрею вновь присягнули полоцкие вои, остатки смоленской и брянской дружин, уцелевшие ратники Бутрима. Ну, и пять сотен литовцев, переметнувшихся от Скиргайло, как только изменился расклад сил — а также остатки «дикого» войска Витовта, хоронившегося по лесам… В сече с ляхами и ратью Корибута наибольшие потери понесли северяне, полочане и смоляне. Но все же четыре с половиной тысячи ратников литовского княжества встали под знамя новоиспеченного великого князя…
Однако же и Скиргайло, спешно отступивший от Полоцка еще до появления союзной рати (он снял осаду, как только получил известие о поражении Корибута и гибели Каригайло), успел соединиться с тевтонцами в Новых Троках. Правда, в Троках оставался всего полуторатысячный гарнизон, и Орден уже не успел отправить на помощь Скиргайло дополнительные подкрепления… Но все же тевтонцы — это опытные, умелые в сече рыцари и арбалетчики. И три с половиной тысячи крестоносцев, составляющих большую часть войска мятежника, есть крайне серьезная сила. Да еще две с половиной тысячи литовцев также пойдут за сыном Иулиании Тверской до конца — они уже сделали окончательный выбор…
Силы примерно равны — и Скиргайло, копируя тактику комтура Конрада фон Валлеронда, вывел вперед немецких арбалетчиков и кнехтов, укрепив их позиции в центре заостренными кольями-надолбами. Фланги же заняла тевтонская и литовская конница — причем хоругви соотечественников Скиргайло поставил первой линией, в то время как рыцари заняли вторую. Мятежник не оставил резервов — но убежденный в том, что оборонительное построение орденской пехоты в центре противник не пробьет, положился на мощь рыцарского тарана.
Под началом же Андрея собралось куда больше конницы, но совсем немного пехоты — тем более плохо обученной и вооруженной. Впрочем, пять сотен пешцев-литвин вооружили трофейными польскими копьями и свели в отдельную хоругвь, нацелив ее на левый фланг вражьей рати — в то время как против правого построили легких литовских всадников. Какой смысл бить в центре, коли вражеские позиции там отлично укреплены? Нет, имея численное превосходство в рыцарях и дружинниках, Андрей Полоцкий решил давить на крыльях — там, где возможно реализовать численное превосходство своей конницы… И все же предстоящая сеча грозится стать воистину кровавой!
Поэтому с просьбой дяди отпустить его на переговоры и произвести обмен пленников, великий князь все же согласился… Однако он принял к сведению и опасения Владимира Андреевича, весьма наслышанного о предательствах в богатой усобицами истории Руси. А потому Андрей отказался отпускать Кейстута на переговоры в лагерь Скиргайло, а договорился об обмене на поле грядущей сечи — с равным числом воинов сопровождения.
Сам же Владимир Андреевич решил до поры промолчать, что Елецкий князь Федор не раз говорил ему о подлости Скиргайло — и категорично предостерегал от переговоров в лагере мятежника. Мало ли кто из литовцев заинтересуется прозорливым князем?
Скиргайло Ольгердович, второй сын Иулиании Тверской.
Конь новоиспеченного трокского князя нетерпеливо перебирал копытами — ему передалась нервозность всадника, раздраженно ожидающего прибытия дяди. Кейстут явно затянул встречу… Наконец, Скиргайло увидел старого князя, следующего в сопровождении лишь небольшого отряда телохранителей — всего десяти всадников. Столько же рыцарей взял с собой и трокский князь… Вот только в повозке, где должен был находиться Витовт, на самом деле спрятались шесть арбалетчиков. Шесть болтов в упор — и вот уже против одиннадцати рыцарей, считая самого Скиргайло, останется лишь четверо литовцев!